Авторы
"Вы уже видели Клойстерс? Как вам понравился Клойстерс?" - эти вопросы вам обязательно зададут нью-йоркские знакомые, с которыми Вы будете делиться своими впечатлениями о Нью-Йорке.
И не только спросят о вашем отношении к Клойстерсу, но еще и посмотрят внимательно в глаза, проверяя, не улыбаетесь ли вы, не настроены ли скептически к одной из главных исторических достопримечательностей города. А если вы только приехали и даже не знаете, что такое Клойстерс, то вам с облегчением скажут, что это очаровательный уголок верхнего Манхэттена, уютный парк, средневековый замок и много настоящего средневекового искусства. Прекрасная, кстати говоря, прогулка.
Потому что американская история коротка, как девичья память. Америка старше Петербурга на одно поколение, но здесь и в помине нет такого количества памятников архитектуры XVIII века, да и XIX надо еще хорошенько поискать. Даже в Манхэттене или в исторической части Бруклина.
Не этим уникален Нью-Йорк - квинтэссенция современности или, точнее, представлений о том, как эта современность должна выглядеть. Ибо архитектура - не украшение пространства, а отражение мыслей о нем и отражение самой жизни - ее самый прочный и фундаментальный портрет. А ведь жизнь постоянно меняется, и современность оказывается другой. Поэтому здесь сносят старые дома легко, как выдирают испорченные молочные зубы, зная, что на их месте вырастут новые, более крепкие и долговременные.
Но история - не прихоть эскапистов, которым обрыдло унылое настоящее и хочется сбежать по исторической лестнице вниз, в тень и в тишь, где жить не больно, как в раю. История - это оправдание и обоснование настоящего, без которого настоящее невозможно и непонятно.
Так, как непонятно, чем я отличаюсь от другого, если не сравнить мое прошлое с прошлым любого другого? Да, современность может быть великолепной. Но как подчеркнуть различие пребывания в ней разных и непохожих друг на друга персонажей?
О чем думал Рокфеллер?
Возможно, о чем-то подобном думал Джон Д. Рокфеллер-младший, когда в тридцатых годах прошлого столетия купил вполне живописный участок земли в верхнем Манхэттене и решил построить здесь невиданный ранее музей средневекового искусства. Решающим обстоятельством стало знакомство с действительно замечательной коллекцией американского скульптора Джорджа Грея Бернарда, давно уже скупавшего у обедневших французских крестьян средневековую французскую скульптуру и фрагменты феодальных замков, которые их предки растащили сразу после французской революции, называемой Великой, а французские дворяне, бежавшие от гильотины Робеспьера, оставили на разграбление возмущенному народу.
Рокфеллер-младший был филантропом, поэтому он не только купил землю на берегу реки Хадсон (в неправильной русской транскрипции - Гудзон) с перепадами высот, холмами, разнообразной растительностью, столь похожей на живописные изображения романтических пейзажей на картинах европейских мастеров, но и дал деньги на постройку музея.
Для Манхэттена с его принципиальной скученностью и тенденцией расти вверх это стало вздохом облегчения: вырваться из оков величественной повседневности на простор истории, пусть чужой, но все равно свежей, как всегда свежа и романтична история, очищенная от унижающей нас реальности. Вот так и родился Клойстерс - псевдосредневековый замок, наполненный подлинно средневековыми и порой уникальными экспонатами.
Мы отправились в Клойстерс в жаркий июльский день, когда простое путешествие в сабвее - радость перемены жары на кондиционированную прохладу, дарованную бесплатно любому, кто, как и мы, не имеет машины, но хочет иметь свободу передвижения. От Бруклина до Клойстерса больше часа езды с одной пересадкой, но длительность путешествия сглаживается воспоминанием о духоте за окнами: что еще делать, если термометр грозит подойти к точке, ставшей знаменитой благодаря одноименному рассказу Рэя Брэдбери "104 градуса по Фаренгейту", что в переводе на русский означает грозные 40 градусов по Цельсию. В такую жару новым нью-йоркским жителям доброхоты дают бесплатные советы не сидеть дома у компьютера, гоняя на износ собственный кондиционер, а пользоваться даровой прохладой больших шопинг-молов, музеев и парков.
Ласточкино гнездо
Но вот и Клойстерс. Вы выходите на 181-й стрит, поднимаетесь на лифте вверх и вместе с влажным ударом жары почти сразу окунаетесь взором в прелестные гущи зелени; Вы поворачиваете к ней, будто это обнаженная красавица, а Вам незабвенные пятнадцать, и летите на крыльях любви к прохладе, лишь боковым зрением отмечая, что по левую руку у Вас стальным клинком блестит река, а сзади, выше по течению, ажурный двухэтажный мост Джорджа Вашингтона, связывающий Манхэттен с Бронксом.
Но что там мост, когда Вы уже в парке, который постепенно снимает с Вас напряжение от пятидесятиметрового пути по раскаленной площади, а дальше - легче, потому что относительная прохлада возвращает Вам возможность думать, вспоминать и сравнивать.
Не знаю, как идущие по боковой аллее французы или вездесущие японцы, которых Вы обязательно встретите, еще не доходя до музея, но если Вы бывали в Крыму, то сразу поймете, на что похоже это место.
На Ласточкино Гнездо, на Воронцовский дворец, на ту всегда головокружительную комбинацию верха и низа, когда внизу живописная природа, а наверху то, что зовется культурой в ее архитектурном изложении. Так и здесь: дорожки на разной высоте огибают холм, у которого слева - обрыв к реке, а перед рекой дорога - ну, прямо дорога на Коктебель; справа - другие холмы - террасы, веранды, площадки для отдыха; впереди же видны серые и намеренно суровые очертания замка - Ваша заветная цель и одновременно загадка.
Хорош ли Клойстерс, соединивший под одной крышей собранные уже на месте Зал монашеского Капитула из бенедиктинского аббатства Нотр-Дам-де-Понто, в котором очень может быть бывал прапрадедушка д'Артаньяна, так как это Гасконь XII века, и Дворик Святого Гильома, в основном, привезенный из монастыря на юге Франции, плюс консоли из Нотр-Дам-де-ля-Гран-Сов (из Жероны) и даже лангобардские дверные перемычки конца (ни много ни мало) VIII века. А рядом Часовня Фуэнтидуэнья из Сеговии и романский зал, представляющий собой четыре каменных портала из французских церквей плюс испанские фрески XII века и того же возраста деревянная скульптура Франции и Италии.
Ну и, конечно, непременный бонус - замечательный аэрокондишн, который позволяет не только лицезреть древности, даже фотографировать их, если только выключите вспышку, но и думать о том, что чужая жизнь подчас кажется значительнее, особенно если устал от своей, а ворованный воздух, по мнению русского поэта Мандельштама, всегда слаще. А что такое чужая история, как не ворованный воздух, - то есть то иллюзорное представление о себе, когда ты вдруг становишься выше и значительнее в собственных глазах, и всего лишь потому, что приобщился к чужим способам остановить время и запечатлеть в нем себя.
Вот так и получается, что в голове у Манхэттена - Клойстерс, а внизу - Бруклин.
Снос во Владивостоке «архитектурного» корпуса Политехнического института, который начался в декабре 2018 года, стал поводом для одной из самых громких дискуссий об архитектуре в городе. Причина для сноса – строительство межмузейного комплекса, среди участников проекта называют Третьяковскую галерею, Мариинский театр, Русский музей, а также Эрмитаж и Музей Востока.
Я рада, что в моей близкой родне нет расстрелянных, сосланных и замученных советской властью, как нет и ее палачей, которых тоже было невероятно много. Но были и обычные люди, которым повезло остаться живыми, вырастить детей, передать им свои воспоминания и заблуждения.