08.09.2005 | Архитектура / Интервью

Миллениум сделал свое дело

Беседа с "государственным архитектором" Михаилом Хазановым.

В июле началась реконструкция основной сцены Большого театра. Одним из авторов этого проекта является архитектор Михаил Хазанов. Разговоры о проекте отодвинули на задний план любопытный факт: интеллектуал, интеллигент и потомственный москвич Михаил Хазанов неожиданно для всех стал государственным архитектором.

Кроме реконструкции Большого, в его «портфеле» - новые здания мэрии Москвы и Правительства Московской области, проектирование нового здания государственной медиакорпорации ВГТРК, а также реконструкция Государственного центра современного искусства.

О том, что значит работать с властью и для власти, Михаил Хазанов рассказывает Александру Змеулу.

- Михаил Давидович, во-первых, поздравляю Вас с присуждением на АРХ-МОСКВЕ звания Архитектор года. Во-вторых, расскажите, как все-таки Вам удалось стать государственным архитектором? Неужели что-то резко изменилось в Вас или в государственных представлениях об архитектуре?

-Москва в последнее время продемонстрировала большое разнообразие архитектурных направлений, но такого мощного выплеска энергии, который произошел в 20-е годы, к сожалению, больше не было. Для появления свежих идей создания новых форм, новой архитектуры, очевидно, нужны не только внешние условия востребованности новых направлений, а гораздо более глубокие процессы внутри общества. Новая эра в архитектуре была подготовлена, конечно, техническими, технологическими, промышленными «прорывами» конца XIX века, но только в революционной России архитектурный Авангард впервые фактически на 15 лет стал чуть ли не официально «Большим стилем» огромного государства.

Второй шанс стать архитектурной «столицей мира» у Москвы появился в конце 80-х годов, во времена больших ожиданий, надежд, иллюзий периода перестройки. В ситуации 1991 года, в эпоху было пробудившейся высокой общественной энергии, казалось, в архитектуре вот-вот должно возникнуть нечто радикально новое, что возбудит свежими идеями чуть ли не весь цивилизованный мир.

- Тем не менее, этого не случилось. Почему?

- Общество, власть, архитекторы – все оказались тогда еще не готовы к масштабному сдвигу сознания, к изменению привычного советского образа мысли, стиля жизни: история вообще дважды не повторяется. Как водится – «сначала трагедия, потом – фарс». Не появилось ни новых идей, ни новых направлений: все скатилось к спекулятивным, имитационным формам, к симуляции революционного сознания.

В архитектуре начала 90-х было очень много чего: практически существовали уже все сегодняшние направления, но при всем их пестром многообразии явно различимы были две линии.

Первая (скорее «бумажная», нежели реальная) декларировала инновационный путь развития: не оглядываясь назад, следует как можно быстрее интегрироваться в мировую архитектуру, чтобы продолжить движение вперед уже в русле общекультурного интернационального мейнстрима. Второй (практичной, более конъюнктурной, а потому надолго всех устроившей) линии архитектор Борис Еремин дал название "ретроразвитие".

За 15-20 лет было пройдено то, на что в других странах ушло целое столетие: от первых «новорусских», наивно-купеческих особняков, «дворцов», «замков» до архитектуры высоких технологий.

- Тем не менее, "ретроразвитие" по-прежнему многих устраивает.

- Постмодернизм, неоисторизм были и остаются востребованы не только по ностальгическим, вкусовым, популистским мотивам – просто они оказались наиболее удобными для быстрой и эффективной реализации в условиях избыточного количества дешевой рабочей силы и технической невооруженности строительных фирм, кооперативов, бригад. Добавьте к этому наши обычные проблемы – сложный климат, транспорт, низкая квалификация всех и вся; к тому же, за историческими декорациями легче скрыть дурное качество работ.

Высокие строительные технологии к нам приходят, но всерьез не приживаются: стоят дорого, требуют обученного персонала, а часто – специальной адаптации к нашим условиям. Ручная работа до сих пор практически дармовая – гастарбайтеров сколько угодно, простые строительные материалы – не проблема. Заказчику, который запрограммирован экономить «на всем», очень трудно объяснить, что без серьезных новых технологий ощутимый прогресс в архитектуре вряд ли ожидается. А нужен ли он ему?

- Есть ли какая-то сверхидея в тех новых зданиях, которые сейчас появляются в Москве?

- Основное направление – обращенность в будущее, максимальная адаптируемость, изменяемость, открытость к будущим трансформациям. Необходимость этого, по-моему, поняли наконец уже все. Жалко, что это произошло не 10-12 лет назад, потому что таких шальных денег, как тогда, в стране уже нет, и кидаться так бюджетами, кредитами, зачетами, как в середине 90-х годов, никто сегодня не будет. Более того, все то, что можно сделать дешевле, стараются сделать еще дешевле. Как правило, в ущерб архитектуре.

Думаю, в архитектуре мы только начинаем движение в правильном направлении после затянувшейся стагнации. У меня есть ощущение, что миллениум сделал свое дело – в архитектуре начались какие-то сдвиги. Чем вообще XXI век от XIX отличается? Как в XIX столетии достаточно механистично строгали сандрики, портики, приставные фасады, декорированные коробки, так и в ХХ веке продолжали. Неужели в XXI веке тоже так будет? Надоело, пора уже сделать следующий шаг.

- В головах многих, в том числе и чиновников, как мне кажется, существует некий образ правительственного здания – монументальный, солидный. Своими проектами вы пытаетесь переломить этот сложившийся стереотип?

- Если говорить о репрезентативных зданиях, то здесь все проблемы еще интересней, ярче, сложнее: конъюнктура, культура, политика, экономика, идеалы, реалии – всего в избытке. Репрезентативность подразумевает некий консерватизм, умеренность, усредненность, даже – анонимность в архитектурных решениях. Любая власть, будь то царь-реформатор, будь то даже «ревком» или Лига Наций – в известной степени несколько умереннее какой-либо уж совсем радикальной оппозиционной силы.

В быстроизменяющемся мире архитектору всегда легче и безопасней «выпасть» из своего времени, чем от него хотя бы немного отстать. Объекты, о которых мы говорим, достаточно заметны в пространствах наших городов и появляются на волне всплеска общественного интереса, но имеют стабильную тенденцию превращаться со временем в своего рода символы прошедшей эпохи. Здание Думы (позже – музей Ленина), первый конструктивистский Моссовет на Красных воротах (позже – здание МПС), Совмин, нереализованный Дворец Советов, реконструированный сталинский Моссовет, хрущевский Дворец Съездов, брежневский Белый дом – классические портреты своего времени, зеркальное отражение ее идеалов, устремлений, противоречий.

Но наша профессия слишком амбициозна, чтобы вот так просто вписаться в сферу бытовых услуг (в которую нас, тем не менее, упорно направляют). Достаточно строптива, чтобы полностью отказаться от чего-то субъективного, иррационального, от экспериментов, каких-то фантазий – от всего того, что делает архитектуру – искусством.

Другая сторона архитектурной ответственности - то, что в силу наших давних традиций любое принятое «наверху» решение, пусть даже оно касается исключительно архитектурно-стилевой ориентации, для многих начальников «на местах» - некий сигнал, «директива», эталон.

-  Вы говорите про консерватизм власти, но можно вспомнить Президента Миттерана с его Большими проектами в Париже – от Лувра до де Фанса.

- Хороший пример. Власть тогда захотела быть модной, прогрессивной, демократичной. В этом, очевидно, был главный смысл Больших проектов. Франция напомнила тогда миру о себе, сообщила о своей предрасположенности к прогрессу, к тому, чтобы не только идти в ногу со временем, но и постараться обогнать его.

Понятно, что быстро возведенные сооружения такого масштаба, такой значимости, исполненные в остросовременных решениях, – не только памятник миттерановской эпохе, но, возможно в большой степени послание, обращенное в будущее. Интересно, что Большие проекты Парижа, по существу инициированные французским правительством, сегодня еще морально не устарели, хотя уже не кажутся такими авангардными, яркими, дерзкими, какими представлялись тогда жителям Парижа.

У нас же, как всегда, сложности с инновациями, а консервативным направлениям – зеленая улица. Свою роль, конечно, сыграла и идея «ретроразвития», сформировавшая на время подобие «госстиля». Это отчетливо видно на примере реконструкции Большого Кремлевского Дворца или Стрельнинского дворцово-паркового ансамбля.

-  Вы чувствуете диктат со стороны заказчика?

- В сроках проектирования – безусловно, во «вкусовых» вопросах пока что не чувствую. Есть пожелания, замечания, но все весьма корректно – обходится без какого-либо давления, морального прессинга. Может быть, мне так везло в жизни, но ни на одном из объектов, которыми когда-либо занимался, не встречал настоящего произвола заказчика, поэтому жаловаться на это было бы несправедливо. С другой стороны, я знаю, что мои коллеги с этим достаточно часто сталкиваются.

- Есть ли сходство или принципиальная разница в проектировании правительственных объектов в Москве и в Московской области?

-Если рассматривать репрезентативные объекты в Москве и в области, то они абсолютно разные. Комплекс административных зданий Мосгордумы и Правительства Москвы, строящийся в деловом центре «Москва-Сити» – точечная высотная мегаструктура, стоящая на плоской площадке, а административно-общественный центр Московской области – объект небольшой этажности, но достаточно протяженный - строится на крутом склоне у Москвы-реки.

Москва-река – главная водная магистраль, «пространственный хребет» агломерации. Со строительством новых объектов река получит еще дополнительную смысловую нагрузку, повышающую ее и без того высокий моральный ценз.

Очень важная, возможно главная задача для всей агломерации – вывод административных функций из зоны исторической застройки. По-моему, оба проекта своевременны уже из-за того, что значительно разгружают центр столицы. Вообще ни экологические, ни транспортные проблемы Москвы и Московской области не решить без вывода части столичных функций из мест, которые сейчас занимают соответствующие учреждения.

Думаю, что в недалеком будущем даже Кремль с его соборами, дворцами, музеями превратится в постоянно открытое общедоступное пространство. Станет местом государственных торжеств, городских праздников, парадных гуляний, а где-то под Москвой будет выстроен новый суперсовременный Правительственный центр России.

Источник: "Полит.ру", 28.07.2005,