02.04.2007 | Нешкольная история

И путь твой весь по кручам — 2

Судьба японца из Караганды. Работа одиннадцатиклассницы из г. Братска Екатерины Хван

АВТОР

Екатерина Хван, на момент написания работы - ученица 11 класса лицея № 1 г. Братска Иркутской области, неоднократный призер конкурса.

Данная работа получила 3-ю премию на VII Всероссийском конкурсе Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".

Научный руководитель - Л.Н. Корюкина.

Ко времени прибытия 18-летнего интернированного японца Ахико Тецуро на Казахстанскую землю в 1948 году Советский Союз был опутан сетью исправительно-трудовых лагерей, названных А. Солженицыным «архипелагом ГУЛАГом».

С началом Великой Отечественной войны, 5 июля 1941 года, на основании распоряжения НКВД СССР от 24 июня 1941 года на базе Спасского отделения КарЛАГа организуется Спасский лагерь для военнопленных и интернированных № 99, подчинявшийся Главному управлению (ГУПВИ). Через него прошло более 66 тысяч военнопленных и интернированных, из них 29 тысяч немцев, 22 тысячи японцев, 6 тысяч румын, 1600 австрийцев, среди военнопленных были французы, итальянцы, литовцы, чехи, венгры.

В сентябре 1945 года в КарЛАГ прибыл эшелон с японскими военнопленными. Их разместили в особом лагере для военнопленных и интернированных № 99, в малопригодных для жилья бараках.

Работали японские военнопленные на строительстве и восстановлении промышленных и гражданских объектов города Караганды. Их руками были построены «сталинские» дома по проспекту Советскому, ныне Бухар–Жырау, по Бульвару мира.  Японцы строили шахты, дворцы, больницы.

С 1948 года в Спасске появился новый контингент заключенных, осужденных за шпионаж, диверсии, террор.  В начале 1949 года на территорию КарЛАГа прибыл этап из Джезкахганских рудников, в котором находился 18-летний Ахико Тецуро, осужденный по статье 58-4 сроком на 10 лет ИТЛ. Ко времени его прибытия часть японских военнопленных была отправлена на родину.

Репатриация японских военнопленных на родину была осуществлена в основном с 1946 года по апрель 1950 года, когда в Японию возвратились 510 409 человек. К этому времени в СССР оставалось 4500 осуждённых японцев.

После подписания совместной декларации СССР и Японии в 1956 году с территории Советского Союза была отправлена последняя партия японских военнопленных. (А.А. Кириченко «Проблема японских военнопленных в СССР» в книге «Япония», 1992 год).

В своих воспоминаниях Ахико Тецуро очень редко упоминал о военнопленных соотечественниках. Речь шла лишь о шести–семи японцах, с которыми ему изредка приходилось встречаться на территории КарЛАГа. Именно они в числе других оставшихся японских военнопленных в 1956 году последними были репатриированы на родину.

Из рассказа Ахико Тецуро: «Весной 1949 года, когда я стал совсем худой и больной, меня привезли в Спасский лагерь. Определили в третье отделение. Потом я узнал, что в первом и во втором отделениях находились заключенные, которые могли работать. В третье и четвертое отделения посылали умирать. Я хоть и был как скелет, но ещё молодой, 18 лет. Наверное, поэтому меня определили в третье отделение. Рядом были слабые, больные, ходить не могли, лежали. Но если приходил бригадир, они еле вставали и шли работать… Если упадёт, его били палкой. Он вставал – тогда не убивали, если же не мог встать, бросали или палкой добивали. Очень жалко было смотреть на этих людей. Совсем слабых, кто не мог ходить, отправляли в четвёртое отделение – умирать.

Я хотел жить. Себе внутри приказывал: «Держись, Тецуро, только не падай. Стой крепко на ногах». Сильно приказывал себе жить. Наверное, потому выжил, что внутренняя дисциплина была, которую мне передал отец, и которой научили в школе.

Самым тяжелым было перенести голод. Но я не ходил к помойным ящикам. Кушал только то, что давали в лагере. Другие, кто ел помои, копался в отбросах, потом сильно болели. Их отправляли в лазарет, там они умирали…»

«Постоянная баланда варилась из свекольной ботвы, которую привозили машинами и сваливали возле кухни, а кухонные работники вилами таскали её в котлы. Хлеба давали неработающим инвалидам 550 граммов, работающим заключенным - 650 граммов.  В Спасске не было медикаментов, постельных принадлежностей…» (А.Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ», т.3, 1990 год).

Из рассказа Ахико Тецуро: «В бараках зимой было холодно и сыро. Летом душно. Ночью клопы кусали, много клопов. Мы вставали, зажигали свет, брали воду и делали квадрат из воды и ложились в середину. Все равно кусали. Когда зажгли свет, увидели, что деревянные столбы посередине барака красные: это клопы дорожками ползли на потолок, а потом падали в наш квадрат. Мы почти не спали, а утром надо на работу.

Русские слова совсем не знал. Начальник и бригадир считали нас скотиной, что-то кричали, толкали прикладом, я ничего не понимал. Старался как все, шёл, куда все идут, делал как все. Другие заключенные мне на пальцах объясняли, что делать, куда идти. Потом стал понимать слова «барак», «обед», «конвой», «работа», «баланда», «курить».

Редко встречал японских военнопленных, их было в наших бараках 5-6 человек. С ними разговаривал по-японски. Но нам не разрешали разговаривать, сразу разгоняли.

На работу ходили далеко, когда копали длинные траншеи, куда хоронили тех, кто умирал таскал тяжелые камни для новой лагерной стены. Я очень хорошо работал, старался. Начальника боялся, бригадира боялся, всех слушался, выполнял всякую работу. Очень тяжело было зимой. Хоть мороз, хоть буран, всё равно надо идти работать. Одежда плохая, перчаток нет, валенок  тоже не хватало.

Однажды пришла комиссия во II отделение. Раздеться велели. Заключенных, которые слабые, проверяли, щупали, туда-сюда вертели… Меня увидели, даже проверять не стали и списали в IV отделение – умирать. Но я опять себе приказал «не падать, не умирать». На работу ходил через силу. Кто не вставал, лежал – били. Хлеб совсем мало давали. Так они умирали или в бараке, или в лазарете».

«Не пригодных для физического труда заключенных (III – IV категории) вместе со здоровыми (I категории) использовали на тяжелых работах. Например, в Джезказгане 286 заключенных по III категории выполняли работы вместо заключенных I категории. Постельные больные: Имангалиев, Аманов, Темурян, Поляков, Тириев, Турецкий – были отправлены на шахтные работы, где и скончались, не справились с тяжёлой работой» (Д.А. Шаймуханов, С.Д. Шаймуханова, «Карлаг», 1997 год). В этой же книге авторы приводят документ «Акт о питании», в котором пишется, что в годы войны заключенных кормили два раза в день: в 7 часов утра – завтрак и в 19 вечера – обед. Себестоимость содержания одного заключенного в 1940 году составляла 5 рублей 17 копеек, при этом руководство лагеря экономило на каждом человеко–дне 86 копеек. В 1949 году эта цифра составляла 82 копейки. В таких условиях многие заключенные умирали.

Из рассказа Ахико Тецуро: 

«Меня списали в лагерь (отделение) смертников, потому что в свои 19 лет я весил немного больше 20 килограммов и был похож на живой скелет. Таких на рудниках не держали. Меня опять повезли куда-то. Я больше ничего не хотел. Думал только не упасть, тогда точно пристрелят.

В четвёртом отделении я не умер. Меня перевели в Актасское отделение. Почему – я не знаю. Там я встретил китайцев, которые пожалели меня и в 1953 году взяли работать в прачечную. Я стирал, хорошо стирал лагерные робы, халаты, колпаки поварам. За это они наливали лишнюю миску похлёбки. Жить стало легче.  В марте 1953 года умер Сталин».

«В соответствии с постановлением Совета министров от 8 мая 1953 года хозяйство КарЛАГа было реорганизовано, Управление ликвидировано. К этому времени КарЛАГ имел 226 населённых пунктов, после его ликвидации на его территории было организовано 16 высокорентабельных совхозов» (Д.А. Шаймуханов, «КарЛАГ – филиал ГУЛАГа» - сборник «Памяти жертв политических репрессий», 2004 год).

Из рассказа Ахико Тецуро:

«В 1954 году меня амнистировали. Когда был суд, вызывали по 7-8 человек. Мою фамилию назвали первой, потому что начинается с буквы «А» - Ахико. Когда начальник прочитал мою фамилию, я от радости ничего не слышал. Все хлопали, говорили, что домой пойду, больше я ничего не понял, только потом услышал: «Иди домой»! А куда домой? Япония далеко. За ворота вышел в старой телогрейке, рваные брюки, босиком. Куда идти? Денег нет, документов тоже нет. Одна справка об освобождении.

Пока тепло было, спал на улице. Кушал в шахтерской столовой то, что оставалось в тарелках. Хлеб брал с собой. Работники кухни добрые были – не прогоняли. Тяжело было: ни работы, ни денег. Кто я? Куда деваться? Так ходил я три месяца. Спал на улице, ел остатки в столовой. Шахтёры меня пожалели, устроили на работу в Саранское стройуправление разгружать цемент. Потом прораб Саранского управления взял меня рабочим на стройку. Вместе с другими строителями строил Тентек (Шахан), Актас. Дворец Культуры видели? Тоже я строил.

Через два года я узнал, что японских военнопленных отправляют домой. Я пошёл в лагерь. Спросил у начальника: «Почему моей фамилии нет в списках японцев, которых отправляют домой на родину?» Мне сказали: «Ты не воевал против СССР, ты не солдат. Иди…». Тогда я написал письмо в японское посольство в Москву. Ответа не получил. Написал ещё, но опять не дождался ответа. Очень обидно и тяжело стало: теперь я совсем остался один в незнакомой, чужой стране».

Выйдя за ворота лагеря, Тецуро в третий раз остался один. Впервые чувство одиночество он испытал ещё на Южном Сахалине у заколоченных крест-накрест дверей. После Петропавловской тюрьмы арестованных курсантов училища разъединили, и Ахико Тецуро во второй раз остался один. Последнее одиночество стало для него самым  горьким и безысходным: он остался совсем один, уже без соотечественников, чужой в чужой стране, хотя и на свободе.

После подписания советско-японской декларации из Спасского лагеря № 99 началась репатриация оставшихся японских военнопленных и интернированных, о чем рассказывал Ахико Тецуро. В 1956 году из Караганды уехали все японцы, выжившие к тому времени. По документам архива МВД на карагандинской земле не осталось ни одного японца. Ахико не значился ни в одном из этих списков. Ведь он так и не стал солдатом. 

Ещё два года Ахико Тецуро пытался найти дорогу к дому, где его продолжали ждать родители, братья и сестры. Его письма в японское посольство остались без ответа.

Почему? В «Большой Советской Энциклопедии», в статье «Япония» приводятся данные о том, что с октября 1954 года по февраль 1957 года в Японии сменилось четыре премьер-министра. Можно предположить, что на фоне внутриполитических разногласий в стране японскому посольству в Москве было не до писем Ахико Тецуро из посёлка Актас Карагандинской области.

***

Не получив ответа, он смирился, как тысячи граждан других стран, отлученных от родины. Разлукой мучаясь, с трудом привыкал к иной жизни, довольствовался малым.

Так началась новая жизнь Ахико Тецуро: без гражданства, под красным флагом СССР, на свободе.

Бывший узник КарЛАГа, досрочно освобожденный в 1954 году (ввиду несовершеннолетия – 17 лет ему было при аресте), в оборванной телогрейке, потрёпанных штанах, босой, со справкой в руке, он три месяца был «никем»: не было ни жилья, ни документов, ни средств к существованию, ни родных, ни знакомых. Один, совершенно чужой в чужой стране.

Из рассказа Ахико Тецуро:  «Я совсем измучился от обиды, унижения. В 1954 году мне исполнилось 24 года. Мог сам зарабатывать, а не бегать в столовую подбирать остатки еды в тарелках. Спасибо, шахтёры пожалели, устроили грузчиком. Два года работал, сам зарабатывал, на еду хватало. Потом дали угол в бараке по улице Привольной. Теперь я – человек. Немного легче стало. Но невесело было, всё ждал ответа из Москвы. Думал о своих родных. Встречусь когда-нибудь с ними? Когда ходил на работу, там немного забывал о своём горе. Люди в СССР хорошие, добрые, весёлые. Наверное, простые люди везде одинаковые. Сами небогатые, но делятся последним, помогают. Русский язык трудный, но я стал его немного понимать, выучил некоторые слова.

В начале 1958 года на разгрузке вагонов я встретил Катю Крауз. Очень хорошая женщина, добрая. Познакомились. Она, немка, была выслана в Караганду, когда ей было 10 лет. Стали жить вместе.

У неё было двое маленьких детей от первого мужа - Наташа и Альберт. Когда мы поженились, я усыновил их. Нам дали комнату в бараке, где я жил. Нелегко было. Но у меня появилась семья. Я теперь был не один».

Слушая Тецуро, я радовалась за него. Наконец-то он, одинокий, неприкаянный, встретил человека, которому оказался нужен. Екатерина, круглая сирота, без мужа, но с двумя маленькими детьми, прониклась к молодому японцу чувством сострадания, потянулась к нему. Японец и немка - две песчинки, занесенные ветрами кровавого XX столетия с разных концов земного шара на территорию КарЛАГа по воле «отца народа», соединили свои судьбы…  История выселения советских немцев в степи Казахстана не менее трагична, чем история других высланных народов: корейцев, калмыков, украинцев, чеченцев, латышей и т.д.

Из рассказа Ирины, дочери Тецуро Ахико и Екатерины Крауз:

«Моя мама, Екатерина Крауз, родилась в 1928 году в городе Саратове. Её отец, Фёдор Крауз, работал главным судьёй города Саратова. В 1937 году его арестовали по статье 58. Мать моей мамы, имени её не помню, работала старшим кассиром. После ареста мужа в 1938 году её с четырьмя детьми выслали в Казахстан, Карагандинскую область.

Мама рассказывала, что жили они впроголодь, в очень тяжёлых условиях - в холодном деревянном бараке. Судьба моей бабушки оказалась очень трагической: однажды, возвращаясь с работы через степь в сильный буран, она заблудилась и замерзла в сугробе. Её нашли через несколько дней недалеко от посёлка. Всех четверых детей (моей маме, самой старшей, было 11 лет) отдали в детский дом. Когда маме исполнилось 18 лет, её отправили на поселение в посёлок Актас, который только начал строиться прямо на территории КарЛАГа. Через каждые две недели она ходила отмечаться в комендатуру.

Лишь в декабре 1955 года Президиум Верховного Совета СССР принял решение о снятии с учета немцев–спецпереселенцев и об освобождении их из-под административного надзора. Но при этом им запрещалось возвращаться в родные места, откуда они были высланы.  В августе 1964 года советские немцы были реабилитированы. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 ноября 1972 года (Приложение № 22) с немцев были сняты ограничения в выборе места жительства.

Из рассказа Ахико Тецуро: 

«В 1959 году у нас с Катей родился сын Теруо, теперь нас было 5 человек, жить в бараке стало тесно. Я уже работал рабочим Саранского стройуправления. Вскоре нам дали квартиру по улице Второй Гражданский переулок, дом 1.

Когда Теруо подрос, Катя устроилась рабочей на завод ЖБИ–5. Жили дружно. Но у меня пока не было ни паспорта, ни гражданства. Катя переживала и всё посылала меня в милицию. Меня никто не трогал, наверное, опять забыли, кто и чей я, поэтому я так и жил: работа есть, дом, есть дети и жена.

В 1959 году вдруг пришло письмо из Японии от отца. Он писал, что военнопленные, которые вернулись в 1956 году из Спасского лагеря, рассказали обо мне, дали адрес посёлка. Отец писал: «Бросай все и возвращайся». 

Я очень переживал, весь черный от дум ходил. Там, в Японии, - родители, братья, сестры. Но здесь, в Актасе, - жена, дети. Разве их бросишь? Катя тоже очень переживала, плакала, думала: вдруг я уеду в Японию. Но я не думал уезжать. Отцу написал, что в августе 1945 года был брошен семьёй, голодал, пережил холод и одиночество, в 1948 году был арест, потом тюрьмы, КарЛАГ. Детей своих и жену не могу бросить, чтобы они, не дай Бог, не повторили моей судьбы. Отец обиделся, больше не писал.

Потом Брат Юдзо сообщил в письме: «Отец, как получил твой ответ, сразу старый стал».

Когда пришло письмо из Японии, власти вдруг вспомнили, что я японский подданный, и поставили меня на учёт в милицию, и теперь каждые три месяца надо было отмечаться в РОВД. А чтобы за пределы Актаса выехать? Даже на рыбалку с русскими друзьями надо было брать разрешение в милиции».

Жизнь в доме № 1 во Втором Гражданском переулке продолжалась и налаживалась. В стране наступала «хрущевская оттепель». Ахико Тецуро работал на стройках развитого социализма, выполняя план по жилищному строительству, возводил микрорайоны, дома в Тентеке, Актасе. В строительстве Дворца культуры есть частичка труда Ахико Тецуро.

Из рассказа Ахико Тецуро: 

«В 1966 году родилась дочка, назвали Ириной. Теперь у нас с Катей было четверо детей: два сына, Альберт и Теруо, и две дочери, Наташа и Ирина.

Мы с Катей работали. Дети подрастали. Старшие помогали матери. Так и жили. Теруо после школы поступил в физкультурный техникум, после окончания работал тренером, занимался самбо. Стал спортсменом Международного класса по троеборью, мастером спорта. Ездил на соревнования в Африку, на Филиппины. Потом устроился на шахту электрослесарем. Женился. У него два сына – Артём и Саша. Ирина после школы окончила кооперативное училище по специальности контролер-кассир. У неё один сын, Миша. Учится в Военной академии сухопутных войск в городе Алма-Ате. Занимается спортом: боксом, дзюдо. Альберт уехал жить в Германию, Наташа живёт в Караганде.

Всё так было хорошо. С 1963 года я работал сварщиком на заводе ЖБИ–5. Катя в 1983 году вышла на пенсию. Ей надо было несколько дней доработать, чтобы стаж был. Её перевели на лёгкий труд. Однажды, когда она убирала территорию завода, произошёл несчастный случай – на неё упала железобетонная плита. Сорвалась с крана. Горе большое для меня и детей. Похоронили Катю на Михайловском кладбище. Она не всех внуков повидала. Я остался без Кати. Но есть дети, внуки. Без неё было одиноко.

После похорон жены пошел в милицию, в паспортный стол, написал заявление. Получил советский паспорт и стал гражданином Советского Союза. Катя так хотела, чтобы у меня был настоящий паспорт. Не увидела.

В 1987 году я встретил Елену Ивановну, тоже одинокую женщину. Переехал жить к ней в дом на улице Первомайской. Вот уже 18 лет вместе. В доме в Гражданском переулке живёт сын Теруо с семьёй.

В 1990 году, когда мне исполнилось 60 лет, я вышел на пенсию. Сегодня пенсия моя  - десять тысяч тенге (2000 рублей). Ещё пособие получаю – 900 тенге. Спасибо  Назарбаеву. В Казахстане я получил гражданство, паспорт».

Сегодня Ахико Тецуро, гражданин суверенного государства Казахстан, живёт под бело–голубым флагом. Доволен политикой Н. Назарбаева. У него  есть любящая семья, заслуженная пенсия и пособие. Он окончательно распрощался с Японией, родиной предков, её территорией на острове Сахалин, где родился.

***

Из рассказ Ахико Ирины, дочери Тецуро Ахико: «В 1990 году папа получил из Хабаровска поздравительную новогоднюю открытку от двоюродного брата. Оказывается, он привёз группу японских туристов в СССР. Отец отказался отвечать, потому что прошло много времени, и он всё ещё был обижен. Отправить письмо в Японию пришлось мне на русском языке, так как японского я, конечно, не знаю. Завязалась переписка.

В мае 1994 года через Ассоциацию по сближению с родственниками младший брат папы Юдзо пригласил его в Японию. В 1994 году он впервые полетел на Родину».

«В 1994 году, через 50 лет, Ахико Тецуро впервые ступил на родную землю острова Хоккайдо. Местное телевидение вело прямую трансляцию из аэропорта. Рыдающие сестры и брат, Тецуро в парадном костюме, не скрывающий слёз. Эти кадры потом обошли все японские телеканалы». (Татьяна Тен, корреспондент республиканской газеты «Караван»).

Из рассказа Ахико Тецуро: «На острове Хоккайдо в городе Саппоро префектуры Исикари у брата Юдзо большой двухэтажный дом, в котором я остановился. Когда мы расстались, Юдзо было 11 лет, мне 14, совсем ещё мальчишки, а встретились уже взрослыми мужчинами. Вечерами долго разговаривали, вспоминали родителей. Рано утром Юдзо уходил на работу. Он хозяин небольшой рыболовецкой артели, в которой работает 12 человек. Я несколько раз плавал с рыбаками на корабле в море: ловил рыбу, ставил сети. Уезжать в Казахстан и расставаться с родными, братом, сестрами, было очень тяжело. Когда провожали меня, они снова плакали, я тоже. Но брат Юдзо сказал, что теперь легче будет встретиться, сказал, чтобы я обязательно приезжал через год и привозил детей. 

В 1996 году посольство Японии в Казахстане предложило мне опять поехать на Родину. Я взял с собой Ирину.

На Хоккайдо жили в гостинице. Юдзо звал жить к себе, но мы с Ириной только гостили у него. Побывали на острове Хонсю в префектуре Ямагато в доме старшего брата Махао, он уже умер, сейчас там живет его жена с детьми.

Ирина очень уставала от городского шума, от толпы. Я тоже сначала уставал, но потом привык. Япония красивая. Ирине и мне очень понравился аквапарк и подводный туннель Сейкан. Я с Юдзо побывал на некоторых японских праздниках. Очень было красиво и весело».

Из рассказа Ахико Тецуро: «После нашего тихого Актаса Япония обрушилась на меня своими яркими шумными улицами, кварталами, заполненными народом. Приходилось испытывать некоторые трудности в первую поездку из-за незнания языка, конечно, папа чувствовал себя как рыба в воде. Нам оплатили дорогу, проживание. Выдали йены на карманные расходы.

Поездки в Японию обеспечивала Ассоциация по сближению с родственниками, а точнее, её филиалы в Казахстане, Хабаровске, Сибири. Летали мы на самолётах: один раз - через Турцию, а два - через Южную Корею. Впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь.

В 2004 году нам опять пришло приглашение, так как по положению Ассоциации, если бывшему гражданину Японии исполняется 70 лет, можно ездить на родину каждый год. Но на этот раз папа отказался ехать: возраст, тяжело переносить перелёты».

Рассматривая фотографии, сделанные во время поездок в Японию, я заметила, как Тецуро преобразился на Родине. Среди своих родных и соотечественников его лицо озарялось улыбкой, а глаза светились счастьем. Если в Актасе Тецуро можно было принять за казаха из глубокой провинции, то на родине предков он свой среди своих. Но я не сомневаюсь, что за долгие годы нелёгкой жизни в ковыльной степи он успел полюбить её, тихую, неяркую, открытую.

***

Тихий посёлок Актас мало чем изменился со времён СССР. Но в 60-е годы здесь было шумно, кипела жизнь, появлялись новые улицы, микрорайоны. Работали шахты, заводы. Ахико Тецуро трудился сварщиком на заводе железобетонных изделий № 5. Жива была ещё его первая жена Катя.

В доме во Втором Гражданском переулке по праздникам или на семейный совет собиралась вся семья, дети, внуки… И Ахико Тецуро здесь старейшина, главный распорядитель.

Домашние его очень любят, особенно внуки и внучки. Для них он самый авторитетный рассказчик и судья. Часто достаёт из шкафчика книжки с иероглифами, старые письма отца Манзо и брата Юдзо – учит детишек основам японского языка.

В девяностые и двухтысячные годы жизнь в Актасе стала затухать. В средствах массовой информации его стали называть посёлком без перспективы.  Вдали стоят то ли недостроенные, то ли покинутые пятиэтажные блочные дома, пугая пустыми глазницами выбитых окон. Вокруг них давно замерла жизнь, только ветер гуляет по пустырю. На центральной площади, где стоит Дворец культуры и возвышается памятник Маяковскому, тоже пусто. Оживление царит лишь в немногочисленных магазинах, находящихся на первых этажах жилых домов. Словом, типичная панорама бесперспективных, заброшенных мест, разбросанных по всей территории бывшего СССР.

Во дворе на улице Первомайской на скамеечках сидят постаревшие строители «развитого социализма». В доме № 1 скромно, нешумно живут Ахико Тецуро и Елена Ивановна. Побывав четыре раза в Японии на родине предков, он окончательно вернулся в свой тихий Актас.

Здесь Тецуро прожил почти 60 лет. На этой трудной, ставшей родной земле были потери и радости. Вспоминая иногда своё прошлое, бывший узник КарЛАГа думает, кем бы он стал, что имел, где жил, если бы не война 1945 года. Возможно, стал бы офицером или продолжил дело отца. О чем только не размышляет  Ахико Тецуро!

В сумятице мучительных дней, мужественно преодолевая несправедливость судьбы, он сумел сохранить себя как личность, как человек, сердце которого открыто людям и земле, ставшей для него второй родиной.

На мой вопрос: «Почему Вы не остались в Японии?» - Ахико Тецуро ответил: «У брата в Японии хорошо только в гостях, а жить там без своего дома, без денег я не захотел.

Здесь у меня семья, дети, внуки, пенсия, пособие, свой дом. Япония – далёкая любимая родина. Актас - близкий родной дом. Я счастливый человек!» – улыбаясь, завершает нашу беседу Ахико Тецуро.

Так уж устроена жизнь, что, преодолев долгий и тяжкий путь по кручам, «узник обжигающих ветров» говорит о счастье. 

 

Текст подготовила Виктория Календарова