27.03.2007 | Искусство
Показанному — не веритьЛучшее видео на Московской биеннале таковым не является
Ударными выставками биеннале должны были стать показы американского видеоискусства в ЦУМе, инсталляция Пипилотти Рист "Пей мой океан" в Государственном музее архитектуры и фильм "Если бы ты был рядом" Даррена Алмонда в Центре современного искусства "Винзавод". Магазинную выставку составляли три куратора с мировым статусом (Даниель Бирнбаум, Гуннар Б. Кваран, Ханс-Ульрих Обрист), Рист - сама себе звезда, делающая работы на грани китча, при созерцании которых вдруг у зрителя должна сочиться скупая лирическая слеза, Алмонд - молодой гений британского искусства, эту слезу выжимающий непосредственно (его произведение в Москве посвящено бабушке, глядящей на танцплощадку, на которой она когда-то встретилась с покойным дедушкой).
Симптоматично, что все три проекта исполнены в форме экранов, на которых что-то такое проецируется.
Для современного искусства стандарт видео наиболее предсказуем (новые технологии) и удобен (посетитель выставки либо должен сразу уйти за недостатком времени, продемонстрировав свою эстетическую несостоятельность, либо жертвенно предаться медиальной медитации).
Но более симптоматично, что провалились все три проекта.
В ЦУМе - сплошной "вавилонский" шум языков, заглушающих друг друга. Следует метаться между роликами, никак не связанными между собой, прикладывать ухо к динамику, чтобы расслышать текст, читать бегущую строку перевода. Зритель превращается в перформансиста на инсталляции, даже таковой не являющейся (перед нами - просто антология видеоарта).
Фильм Пипилотти Рист, как уже писала наша газета, проецируется на кирпичные стены руинированного Флигеля МУАРа, а показ этого произведения требует стерильных, комфортных пространств, провоцирующих удовольствие с целью его деконструкции.
До "Винзавода" - пространства молодого и еще нераскрученного - доберется редкий любитель искусства.
Но, добравшись, заплутает в дебрях, где и гигантский проект "Верю", и новые помещения ведущих московских галерей, и еще несколько (вполне достойных) биеннальных проектов. И где там разыскивать бабушку Алмонда?
Однако бешеным спросом пользовалось на биеннале другое видео - серия кинопоказов "6 вечеров с Мэтью Барни", организованных в Центральном доме литераторов. В ЦДЛ зрители буквально сидели на головах тех, кто предусмотрительно занял места заранее. Все смотрели фильмы - цикл "Cremaster" из пяти частей и новое произведение, "Drawing restraint".
Можно, конечно, объяснять, что "Cremaster" - это мышца, отвечающая за яичники. А "Drawing restraint" - "ограниченное рисование".
И что в фильмах Барни есть и личные переживания (география происходящего кочует согласно личным воспоминаниям), и сложные культурологические аллюзии (фокусник Гарри Гудини, его условный внук убийца Гэри Гилмор, Будапешт конца XIX века), и сугубо литературный сюжет, и звезды в главных ролях (писатель Норман Мейлер, художник Ричард Серра, певица Бьорк). Однако все очарование Барни, ставшего международной звездой, объясняется тем, что его творчество является абсолютнейшим, дорогущим (что ныне синонимично) и отчаянным бредом. Но хорошо темперированным. Если я стану рассказывать сценарий фильмов - бредить буду я, предав профессию. Оттого желающих отсылаю к книге, выпущенной к показам издательством "Книги WAM".
Мэтью Барни - удивительно хорош. И понятно, почему на его показы так ломилась продвинутая молодежь.
Но только он не Гринуэй и даже не Годар. Он - художник, начинавший с перформансов, не заснятых даже на пленку. И "Cremaster" в обычной дистрибуции всегда сопровождается инсталляциями из воска, клетками с живыми голубями, моделями гоночных машин с гениталиями вместо мотора и прочей чушью, фигурирующей в его фильмах, - порождениями авторского Сознательного, прикидывающегося бессознательным.
Барни тоже нужно показывать. То есть экспозиционировать. Так что его успех на нашей биеннале является, в сущности, ложным. И этот проект в Москве помпезно провалился, несмотря на массовый успех.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.