27.03.2007 | Архив "Итогов" / Кино

Уголок феминиста

Зимне-весенний киносезон 1997 открылся "Временем танцора" Вадима Абдрашитова

Про то, что "Время танцора" фильм как минимум любопытный, можно догадаться заранее. Уж слишком многие из поглядевших отзываются о нем кисло. А трактовки! Три рецензии на "Танцора", попавшие на глаза в последние дни, трактуют его настолько по-разному, словно это три разных фильма.

Режиссер Вадим Абдрашитов и его неизменный спутник сценарист Александр Миндадзе (в дальнейшем М & А) почти обречены на то, что их сейчас станут ругать. Будучи неформальными лидерами отечественного кино накануне перестройки, они - в результате бурных кинопреобразований - стали формальными.

Обрели статус генералов, что раздражает само по себе. Оказались в числе тех избранных, кто допущен к ограниченным финансам армено-медведевского Роскомкино. Кстати, "Время танцора" - редкий фильм 90-х, целиком профинансированный государством. (Когда случались перебои, фильму помогал известный спецраспределитель для высших чинов творческой элиты - благотворительный фонд "Триумф".) Против "Танцора" заведомо сработало и то, что ни один из последних фильмов М & А (ни "Слуга", ни "Армавир", ни "Пьеса для пассажира") не вызвал в интеллектуальной среде того ажиотажа, который сопровождал их первые ленты, а затем "Парад планет" и "Плюмбум".

Однако же в неприятии "Времени танцора" объединились слишком крайние силы. Это особенно заметно по кулуарам.

Морщат нос самые разные люди, между которыми нет ни грамма общего: и признанные представители образованных слоев среднего возраста, и новые синефилы образца 90-х (воспитанные на Тарантино, кровавом стебе и американо-европейском маргинальном кино), и вообще ни на чем не воспитанные советские киножурналисты, которые если и любят смотреть фильмы, то незамысловатые, девичьи, не слишком длинные. Не столь театрализованные и концептуальные, какими всегда оставались фильмы М & А.

 

Концепт для двоих

Герои "Времени танцора", как всегда у  М & А, и "живые", и одновременно условные. Это и люди, и функции. Традиционный киношный "будто-бы-реализм" пополам с символизмом. Обычно фильмы М & А определяют как притчи, но это едва ли точно, уже хотя бы потому, что в них нет нравоучительности. Для М & А интереснее силлогизмы. Они предпочитают разум чувствам и развивают конкретные (всякий раз ясно формулируемые - но не героями, а всем контекстом фильма) идеи. Берут актуальный конфликт (во "Времени танцора" это война на Кавказе), но моделируют при этом полуусловное пространство, поскольку их заводят не политически конкретные умозаключения, а самые общие и концептуальные. Возможно, это надо назвать киноконцептуализмом.

Абдрашитов нервничает, когда его фильмы толкуют не так, как он задумал. Реакция, несомненно, странная (произведение, неосмотрительно выпущенное автором из собственных рук, ему уже не принадлежит), но режиссер неисправим: на сей раз, опережая "не те" толки, он выступил перед премьерой в Центральном Доме кинематографистов и разъяснил, как и что понимать.

Суть разъяснения: "Время танцора" - фильм о бездомных. О бездомье как символе современной жизни. Дома есть, но дома ни у кого из персонажей нет. Хорошие, симпатичные герои пытаются восстановить нормальный ход вещей, но у них почему-то не выходит. Кроме того, эта картина - извинение перед женщиной, которая желает спасти жизнь, разрушенную мужскими играми на свежем воздухе.

О войне: война, пережитая героями (она якобы завершилась за полгода до начала событий фильма), не конкретная - может, в Чечне, а может, в Абхазии или Туркменистане. Их, Миндадзе и Абдрашитова, занимала не война, а послевоенная ситуация.

После сеанса понимаешь, что авторская трактовка на редкость адекватна: сняли именно про то, про что хотели. "Время танцора", при всей эстетической изощренности, кино простое. Кстати, хотя и длится почти 2.40, отнюдь не длинное, профессионально проработанное - можно отсечь лишь последний, чересчур лобово-метафорический эпизод. Конечно, прочитываются Кавказ и Чечня, ведь, по фильму, воевали федералы и некие кавказцы, но город, где происходили бои, стоит у моря (которого в Чечне нет). Главная же неожиданность в том, что победу, оказывается, одержали федералы. Теперь недавние воины-победители, вытеснив кавказцев, освоили их бывший город и живут в их домах. Кавказцы бежали спешно, не успели вывезти не только мебель, но и одежду, и теперь бомжуют на вокзалах соседних краев. Ситуация нынешнего Грозного - только наоборот. К тому же благостная, никто никого не преследует, не убивает и в рабство не берет (победили не сепаратисты, а государство, и установилась видимость порядка). Заботливо ухоженные кавказцами сады охраняют прежние собаки. Снимай казачью форму, перевози с Урала семью, копайся в земле, собирай яблоки, пей чачу, люби, веселись.

Фильм уже начали ругать за попытку "отметиться в актуальной теме". Скроить нечто наспех - про пагубность войны и про то, что занявшие дома беженцев никогда не будут счастливы (их ждут месть и новая очевидная война в будущем).

Но еще раз повторим: они никогда не делали политически актуальное кино. Это кино даже не социальное. На самом деле "Время танцора" - фильм про мужчину и женщину. Про начало разрушительное и созидательное. Все.

Война, по фильму, - всего лишь главная мужская игра. Война - удел не настоящих мужчин, а (в той или иной мере) инфантильных. Все мужские игры так или иначе агрессивны и разрушительны: будь то детская игра в солдатики, игра в национальную независимость или игра в казаков, лошадей, мундиры, папахи, портупеи, самодельные ордена и прочие цацки с фенечками. Типичный казацкий танец символизирует соперничество, имитирует драку - двое молодцов выходят на авансцену и стараются в танце уделать один другого, а матерые казаки, для которых этот танец заменяет недавнюю войну, кричат из зала "Любо!".

Слово "заменяет" значимо: всякая, даже самая невинная, мужская игра - эрзац соперничества и войны. Хорошо, что эти игры есть: они поглощают часть энергии разрушения. Но все равно наступают моменты, когда хочется взять "калашникова" и посоперничать всерьез.

Как, в таком случае, оценивать изображенное в фильме время? Казалось бы, оно кошмарно: беженцы, несправедливость, многие из героев фильма закончат печально. Тем не менее, судя по всему, М & А считают это время относительно хорошим.

Возможно, единственно нормальным. Это время расцвета игр-суррогатов, воинственных плясок с саблями, бравой показухи, самоупоения воинским успехом. Это период наибольших возможностей для мужской сублимации (извините за термин из другой области), когда энергия деятельного разрушения уходит в фенечки. Это именно что "время танцора" (главного героя фильма) - инфантильного парня, который опоздал на войну и теперь играет в войнушку азартнее прочих: мало того, что изображает бравого казака в ансамбле пляски, так еще и гарцует в выданной боевой униформе по улицам, перед девочками, размахивая выданным для танцевально-пропагандистских номеров пугачом. Время до и время после "времени танцора" - гораздо хуже.

До - была война. После (в фильме и не только) наступает время деловое - эпоха быта и рацио. Наименее инфантильные и наиболее хваткие из воевавших создают новые жизненные структуры - делят мир между собой. Патриот-интеллектуал из числа кавказцев превращается в обычного бандита, убивающего должников. Два других бывших врага (русский и кавказец), распри позабыв, открывают совместный ресторан. Затишье обманчиво и опасно, так как скучная деловитость исключает трату времени на эрзац-военные игры и накапливает энергию разрушения. Энергия копится в детях. В войну не поигравших. Как говорит в фильме один из героев-кавказцев, наши и ваши дети подрастут и вновь пойдут разбираться между собой. Какое уж тут теоретизирование? Всякий уроженец Юга прекрасно знает, что в тихие 60-70-е, когда отцы отчаянно проявляли деловитость на садовых участках и, казалось, межнациональные конфликты были забыты, дети прекрасно помнили о них и ходили нацстенка на нацстенку.

Если мы верно толкуем мысль М & А, то никогда ничего мирного не будет. Ведь мужская природа неисправима - по крайней мере, на наших, до конца не цивилизованных евразийских просторах.

Мужчины, в общем, не злы - они все в массе инфантильны. Мужчина может убивать, оставаясь добряком. Защищая друга или руководствуясь представлениями о морали. Поэтому история непрерывно повторяется, причем в виде все более фарсовом и приземленно-криминальном. (Об этом повторении в фильме напоминают регулярные отсылки к "Бэле". Все они отчетливо пародийны, поскольку войны сейчас явно не те, какими были в серьезном и романтическом XIX веке.)

Резюме # 1: нормальная жизнь - это та, где мужчины (вместо того чтобы по традиции воевать) играют в инфантильные игры. Резюме # 2: из всех мужчин наименее опасным является наиболее инфантильный. Который только и может, что играть-изображать. Танцор строит из себя крутого, но не защищен и закомплексован. Именно потому его - справедливо - считают "хорошим парнем". Детскость - единственная гарантия доброты и близости к женскому отношению к миру.

Нет, не вполне прав был г-н Абдрашитов, заверяя, будто "Время танцора" - извинение перед женщиной. Это откровенно феминистское кино.

 

P. S. Про актеров

Может показаться, будто я совсем ушел от содержания. Вовсе нет: содержание пересказано подробно, поскольку фильм прежде всего наполняют идеи. Что не пересказано, так это фабула.

Во "Времени танцора" - сложная система взаимоотражений многочисленных персонажей: мужчин и женщин, знаков и знаков.

Если не считать Сергея Никоненко и Сергея Гармаша, то во всех основных ролях - актеры (для кино) новые либо давно не снимавшиеся: Андрей Егоров из ЦАТСА, Юрий Степанов из театра Петра Фоменко, Зураб Кипшидзе из тбилисского Театра киноактера Михаила Туманишвили, Вера Воронкова из МХАТа, Светлана Копылова, Чулпан Хаматова из Молодежного театра (про которую говорят, что она будущая звезда) и другие.

Источник: "Итоги", №45, 1997,