19.02.2007 | Архив "Итогов"

Рубинштейн вокруг нас

Мы публикуем поздравление десятилетней давности: " Поэту и обозревателю "Итогов" Льву Рубинштейну - пятьдесят лет"

Не знаю, это тост или признание в любви - всякий жанр имеет свой канон и свой штамп. Рубинштейн разбирается в этом лучше меня.

То, что Рубинштейн - гений, - безусловно. Литературовед Андрей Зорин давно уже мечтает организовать большую научную конференцию "по Рубинштейну". Его переводят на многие языки, награждают премиями, издают (совсем недавно в питерском издательстве Ивана Лимбаха вышел замечательный сборник "Регулярное письмо"), особенно его любят склонные к интеллектуальным играм немцы, и все же наивные числят Рубинштейна "поэтом-иронистом", шутником, а дремучие - по ругательному ведомству злостного "аванграунда". Как написал сам Рубинштейн в тексте "Поэт и толпа":

- Он в рифму-то небось и не умеет?

- Да небось.

Его картотеки, сложенные из "образцов, фрагментов, цитат и квазицитат", говорят о нашей жизни куда больше, чем если ее описывать традиционными способами - о круге чтения, домашних проблемах, уровне притязаний: каждая реплика несет полный набор ассоциаций - воспоминаний о контексте. Одна карточка с тремя фразами заменяет толстенный психологический роман: "Среди звенящей тишины вдруг раздалось тихо, но отчетливо: "Маменька, это я... Это я взял папашины часы..."

Штамп, общее место, канон, типическое - любой застывший фрагмент языка - Рубинштейн мгновенно опознает и прибирает к рукам.

Как маялась служба проверки в нашей редакции, пытаясь найти источники лукавых "цитат" из его статей, не верила, что сам сочинил...

Рубинштейн использует самые бросовые жанры: школьный диктант и кроссворд, самоучитель русского языка для иностранцев и викторину, каталог и подписи в домашнем фотоальбоме, развернутый литературный план и библиотечный каталог, драматургическую ремарку и кинораскадровку (тут так и тянет процитировать: "Когда б вы знали, из какого сора...", но не рискну - поведенческие клише Рубинштейн опознает так же мгновенно, как литературные). Смешивая и уравнивая в правах все жанры, все стили, он превратил нашу обыденную речь в безусловный факт литературы.

Он присвоил весь язык. О чем бы мы ни говорили, мы цитируем Рубинштейна.

Услышав очередной его текст, не умеем сказать иначе, чем он сам уже давно написал: "Здесь охватывает острейший приступ ностальгии. Чем это достигается - непонятно".

У Рубинштейна совершенно особый слух: замечает, что вывеска написана четырехстопным ямбом, а надпись на спичечном коробке похожа на перевод с японского. Каждый день он приносит новую байку: "Сегодня в метро несется мимо меня хорошо одетая дама и повторяет сама себе..." Рядом с нами такого не говорят. Или просто мы не слышим.

Рубинштейн - любитель "маленькой словесности": заметок фенолога и "нармудов" (народных мудростей) из отрывных календарей, сезонной лирики на этикетках, "концептуальных" объявлений в забегаловках, "телефонного" и "транспортного" фольклора. Все это он называет "случаи из языка".

Как нам повезло, что ему есть теперь куда нести свои драгоценные находки: в разделе "Разговоры запросто" открыт "уголок Рубинштейна".

Трудно приходится тем, кто не включается в его игру. Однажды в "Разговорах запросто" Лева написал про свое открытие: оказывается, знакомые немцы никогда не слышали песенку про сурка, который "всегда со мною", а словарные поиски показали, что, может быть, автор имел в виду совсем не сурка, а сумку. Написал и сам удивился - надо же! С тех пор прошло полгода, но все не перестают идти в редакцию письма то в защиту сурка, то в защиту Льва.

Теперь поэт Лев Рубинштейн работает обозревателем в журнале "Итоги". В западных изданиях такое часто случается: известный литератор на службе - это престижно. Мы тоже гордимся, что у нас есть свой собственный Рубинштейн. Ему, наверное, приходится нелегко. С его пунктуальностью: придет за полчаса до назначенного срока, а все опоздают на час. С его склонностью к порядку: только разберет завалы на своем столе, тут же стол снова закидают чужими статьями и газетами, да еще стул из-под носа уведут. С его ответственностью: ничего вполсилы, любой мелкий обзор пишет, как настоящий Текст, и боится, что в следующий раз ничего не напишется, не придумается. С его доброжелательностью, неумением отказать и органической  неспособностью "давить авторитетом": "Тебе нравится? - Не очень... (поспешно), но это совершенно не значит, что не надо печатать". С его неприятием  пафосной критики, стоящей на выдаче пропусков в Большую литературу, и ироническим отношением к амбициозным критикам, желающей "влиять на литературный процесс".

И тем не менее Рубинштейн - это наше все. Мы уже и не замечаем, что говорим его словами: "Вот так приходит и сидит", "Вместо меда говна поел - мечта сбудется".

Лева придумал название стилю, которым пишут восторженные критикессы: "Изумруд ты мой яхонтовый", целый отряд современных романов обозначил: "Анисья вышла на крыльцо и завыла". И так далее.

Рубинштейн живет в мире языка. А мы живем теперь в мире, который он открыл. В мире Рубинштейна, окруженные цитатами из него.

Левушка, с днем рождения!

Источник: "Итоги", №7, 1997,