14.02.2007 | Общество / Язык

Пока, «Грамотеи!»

– У вас ситчик веселенький есть?
– Приезжайте, обхохочетесь!

Когда возникла Стенгазета и я придумала свои «Ворчалки», то сразу написала в сведениях о себе, что есть, мол, такая радиопередача «Грамотей» (радио «Маяк») – программа о русском языке, что я веду там рубрику «Работа над ошибками» и что в Стенгазете собираюсь использовать некоторые материалы своей рубрики. Так и было поначалу, потом уж я увлеклась и стала сочинять сразу для Стенгазеты и после часть текстов использовать в передаче.

Наш «Грамотей» выиграл «Радиоманию», потом конкурс «Как наше слово отзовется». Телефон во время всех передач раскалялся, письма приходили мешками – от мужчин и женщин разных возрастов и профессий, со всей территории бывшего СССР. Незнакомые люди подходили к Елене Шмелевой на улице, узнав ее по голосу, и говорили, как им нравится передача.

Мы как раз обдумывали, как отметить пятилетний юбилей, и тут передачу закрыли. Позвонили: всем спасибо, все свободны. Даже попрощаться со слушателями не удалось. Ну что ж, закрыли и закрыли. Хозяин, как говорится, барин.

Только вот у нас осталось чувство вины перед слушателями, как будто это мы их бросили. Аудитория «Маяка» мало пересекается с аудиторией Стенгазеты. Так что этот текст скорее не для наших слушателей, а о них.

Такое впечатление, что многие медиа-начальники в глубине души не верят, что какие-то там слушатели действительно существуют, и никакие тонны писем начальников этих не убедят. Ну вот сидит где-то за тысячи километров от Москвы семейство и слушает передачу. До этого все друг другу напоминали, что не пропустить бы. Не пропустили. У них тетрадка специальная есть, где они каждую передачу конспектируют (правда-правда, про специальные тетрадки нам многие слушатели писали). Телефона же у них, возможно, нет, или просто в Москву звонить дорого, да в «Грамотей» не особо и дозвонишься. Ну они на вопросы игры сами себе отвечают и друг перед другом гордятся. А потом «домашнее задание» сделают и, волнуясь, отправят письмо и будут ждать, не назовут ли их в числе победителей.

Начальникам почему-то кажется, что все передачи надо делать для одного человека-конструкта: тридцатипятилетнего менеджера среднего звена с молодой женой и двумя детьми (или что-то в этом роде), притом они точно знают, что этому конструкту понравится.

Легче надо, веселей! Кому все это интересно? Кто вас будет слушать? Два с половиной пенсионера? А ведь на самом деле многим людям про русский язык страшно интересно. Между прочим, среди них есть и менеджеры среднего звена – только не конструкты, конечно. Есть и пенсионеры. Есть школьники.

Попадаются люди совершенно удивительные – штучные люди. Я вот взяла у Лены Шмелевой, которая все пять лет вела переписку со слушателями, несколько писем.

Ну, например, постоянный слушатель «Грамотея» Владимир Иванович Ефимов, Вологодская обл. Чагодощенский р-н, пос. Сазоново-1, слесарь-оператор по обслуживанию доильной системы, работает в молочном цехе животноводческой фермы, мастер спорта по шахматам, редактор-издатель шахматной газеты «Этюд». За тринадцать лет В. И. Ефимов практически в одиночку выпустил 48 номеров серьезной шахматной газеты с задачами, этюдами, статьями и кроссвордами на тему шахмат. Лет ему под 50.

Время выхода передачи несколько раз меняли, естественно, без предупреждения. И вот, узнав о том, что «Грамотей» перенесен на вечер, В. И. очень огорчился: «Рабочий день слесаря-оператора по обслуживанию доильной системы животноводческого комплекса совхоза «Сазоновский» строится необычно. Утром встаю по будильнику в половине четвертого (утра!) каждый день без выходных. Иду на ферму и обслуживаю доильное оборудование (вакуумные насосы, молокопровод, доильную аппаратуру) до 9 часов утра, а днем отдыхаю, а вечером с 16.00 до 21.00 провожу вечернюю дойку. И так каждый день без выходных. Пробовал брать свой любимый трехпрограммник на работу, чтобы послушать передачу там. И опять, о Боже, ждала проблема. На лето отключили все бытовые и подсобные помещения от электричества. В этом случае может помочь только транзисторный приемник. Но транзисторы стали очень дороги, а нам выдают наличными деньгами только по 200-300 рублей в месяц, а остальное натурой (молоко, мясо, навоз). Вот так и карабкаемся – перебиваемся уже 11-й год. Даже простенький транзистор не купить. Стыдно, а что поделаешь! Тянем на оптимизме и надеждах. Простите меня, Елена Яковлевна, за столь подробную информацию. Поймите меня правильно, я не жалуюсь. По натуре неисправимый оптимист и верю, что все образуется...» (21 мая 2003 г.).

Еще В. И. очень трогательно пишет: «А я все время молил Всевышнего, чтобы не случилась какая-либо авария с доильной системой в момент передачи домашнего задания» (30 сентября 2003 г.).

Понятно, почему этот слушатель так ждет домашнего задания. Вот как он отвечает на вопросы:

«Очередные вопросы домашнего задания, прозвучавшие в «Грамотее» 7 февраля, навеяли воспоминания далекого детства. Вспомнилась родная деревенька ОлисОво, что в 40 км от поселочка Сазоново, отчий дом, который, к моему стыду, стоит сиротливо в хиреющей на глазах деревеньке и… есть в нем широкая русская печка с пристроенной, прилаженной к ней плитой.

Картины детства плыли калейдоскопом. Вспомнил, как мама, теперь уже ушедшая от нас навсегда, отодвигала в русской печке металлическую заслонку с ручкой, брала ухват, подцепляла им чугун с водой и картофелем и через чело «арочной» формы ставила этот чугунок с картошкой к горящим в печке поленьям, сложенным клеточкой. И через некоторое время вода закипала, а картофель варился. После чего, тем же ухватом через чело, тоже имеющее форму арки, как и металлическая заслонка, готовый картофель вынимали и ставили в шесток, чтобы его остудить. Остудив, картошку разминают кулаком в ведро, специально предназначенное для кормления скота.

Мятый картофель разводили тёплой водой, добавляли хлебные отходы, комбикорм, соль, и получалось пойло для скота. Отец брал два таких слаженных матерью ведерка с пойлом и нес их в хлев и выливал их в колоды для коровы, поросенка, овец. Родители всю жизнь держали корову, двух поросят, десять – двенадцать овец, пятнадцать – двадцать кур. Для пастьбы коров нанимали пастуха, а овец пасли сами владельцы – по одному дню за овцу или ярку и полдня за ягнёнка.

И хорошо помню, часто вспоминаю, как десять – двенадцать дней своих каникул летних посвящал пастьбе овец. Гонял их (все деревенское стадо) на пастбище и пас с половины восьмого утра до 6 часов вечера. Ну, ладно, Елена Яковлевна, извините, я отвлекся от «большой русской печки».

Печурок – это своеобразная ниша в «корпусе» русской печки для просушки валенок, рукавиц и т. д. Помню, зимой, придя в любой деревенский дом, можно было увидеть любопытную картинку: в каждую печурку были сунуты валенки носками внутрь. Там они просушивались вместе с рукавицами или дЯнками (так называли в нашей деревне большие рабочие рукавицы)». 8 февраля 2004 г.

«Матица – главная, несущая потолочная балка в деревенском доме. К ней приколачивали кольцо и просовывали в него жердь, а на конец жерди веревочками привязывали специальную продолговатую корзинку, застилали ее и качали маленьких грудных детей. И называлась такая корзинка-качалка зыбкой (от слова зыбать – качать).

Я сам «поднимался» в такой корзинке-зыбке, а качали меня мамушка и бабушка. Бабушка так любила внука, что качала в такой зыбке почти до 3-х лет.

Как с юмором рассказывала мать, бабушка Оля (мать моего отца) качала меня до тех пор, пока я не стал уже вмещаться в зыбку. А ноги уже давно «стучали по полу»!

Наличник – это накладная досочка. Приколачиваемая по краям дверного или оконного проёма.

Помню, как вездесущие воробьи под верхним наличником окна «осваивали» пространство, образовавшееся между наличником и брусом-косяком и вили там гнезда. Ранним утром они начинали там шуршать и весело чирикать!

Стреха – это нижний, свисающий край крыши, карниз деревенского дома.

Хочу заметить, Елена Яковлевна, что в нашей деревеньке ОлисОво это называлось застреком (зАстрек). Видимо, из поколения в поколение неправильно передавалось произношение слова стреха.

Например, большой церковный праздник Пасху в нашей деревне всегда называли Паской (через букву «к»), а поскольку в газетах это слово не встречалось, то так и называли этот праздник – Паска. Видимо, аналогичная история и со словом стреха – застрех». (28 февраля 2004 г.)

Так вот. Живет в поселке Сазоново-1 такой человек: в зарплату получает 300 рублей деньгами, остальное навозом, между утренней и вечерней дойками издает шахматную газету, пишет длинные письма о словах, а получив в подарок от «Грамотея» транзистор, всех «доярочек» приохотил к передаче о русском языке. Господи, как будто другая планета. А сколько таких слушателей!

80-летней ветеран войны из Читы А. Т. Лепский 60 лет искал стихотворение, услышанное в юности. Просил только, чтоб ответили письмом, а то передача шла в то время в 2 часа ночи по тамошнему времени, а после часу ночи «Маяк» у них не всегда ловится. Оказалось стихотворение Блока, не из школьной, правда, программы.

Любовь Васильевна Новожилова, из Карелии спрашивает о насущном: «Уважаемая передача «Грамотей»! Обращаюсь к вам с вопросом, который возникает у многих пар, которые живут вместе, но вне законного брака. Как называть свою «половину»? «Муж» – статус не позволяет. «Сожитель» – грубо. Друг» – более чем друг и т. д.

Когда меня спрашивают: «Кто он?», возникает заминка, потом ответ: «Ну, я с ним живу». Придумайте достойное слово для многих миллионов неопределившихся людей.

Жду ответа».

Есть, конечно, ужасно грустные письма. Вот, скажем, пишет Ирина Евгеньевна Пестерева, из Томска:

«…слушаю и пишу ответы на работе (я работаю продавцом в киоске «Пиво – сигареты»), и у меня нет под рукой никакого справочника, ни словаря, да и дома нет тоже. 8 лет назад при переезде у нас украли чемодан с книгами именно такого профиля, были с советских времен, жаль было до слез, до сих пор не могу забыть, а купить новые – не по карману, они теперь такие дорогие, в магазин захожу – посмотрю- посмотрю, на цену гляну и ухожу со вздохом. Вот так вот».

Сколько их, таких людей, которые любят читать, обожают книги, относятся к ним как к живым существам, к друзьям. Знаю, такой была моя покойная мама.

А многие наши слушатели и сами мечтали о профессии филолога, да не сложилось. Люба Марьюшкина из Владимира, 21 год, хотела стать филологом, но тяжело заболела – сердце, 3 года не выходила из дома. Вот она пишет: «Елена Яковлевна, мама мне словари В. Даля купила, когда я училась в 3 классе. Тогда они стоили что-то очень дорого. Да их и не было в продаже. Мама у меня любит книги до того, что покупает их на последние деньги. Она лучше одежду не купит, а книгу обязательно покупает. У нее такая книжная страсть с молодости. И я от мамы унаследовала любовь к книгам. Да и как можно не любить книги!»(17 мая 2005 г.)

Вот и Людмила Семеновна Титова, из Ростова, 62 года, пенсионерка; хотела учиться на филологическом факультете, но выросла в детдоме – пришлось сразу после школы идти работать. Вот отрывок из ее письма: «В городском парке 9 мая нас угощала «Полевая кухня». Нахлынули воспоминания. Ослабленных от голода детей выгружали из вагонов на носилках. Я не ходила до трех лет, а до четырех лет я говорила только одно слово – хлеба. Все это мне рассказала пожилая женщина, работавшая в детском доме. Увидев меня, она поразилась моей живучести, напомнив мне, что я была самым слабым ребенком из поступивших малышей».

Вот сделают вместо нашей передачи другую, может быть, даже тоже о русском языке – только правильную: со стебом, шутками и прибаутками, легкую и никого не грузящую. Только вряд ли Люба Марьюшкина и Л. С. Титова будут грузить ее авторов своими неинтересными переживаниями.