23.01.2007 | Архив "Итогов" / Общество

Православие, самодержавие…

Величественное прошлое России в будущем превзойдет самые смелые ожидания

Разительный контраст между двумя основными блоками экспозиции, представшими перед глазами изумленной публики, как ни странно, исторически закономерен. В обоих случаях музейщики следуют заветам своих отцов-основателей. Классически строгий археологический раздел исполнен в духе второго директора Ивана Забелина, полагавшего, что музей должен сосредотачиваться на представлении "народного быта". Фешенебельное витринное зазеркалье выставки "Реликвии государства Российского" несомненно получило бы одобрение первого директора "государственника" Алексея Уварова.

Девизом создателей "Реликвий", несомненно, был старый карамзинский тезис: "История народа принадлежит царю".

Соответственно святыни государства Российского обнимаются знаменитой формулой "православие, самодержавие, народность" (хотя народность, как обычно, оттеснена на периферию, в "предбанник" лектория, где поместилась выставка "народной картинки", сиречь лубка). В этой парадной "царской истории" присутствуют также патриархи, героические вожди победоносного воинства, немножко литераторов и ученых.

Понятно, что в такой экспозиции если и представлена посмертная маска Петра Великого, то уж будьте уверены, это не убогий гипсовый слепок, хотя бы и работы Растрелли, а непременно серебряное чудо в позлащенном венце, преподнесенное Кексгольмским гренадерским полком в дар Перновскому гренадерскому полку "в память равночтимого отца их предков".

Державной идее необходима иллюстрация непрерывной преемственности, нужны многократные отражения. У мудрого отца отечества все послушные дети и правнуки будут детьми полков.

"Державная" Россия, как известно, создалась и крепла православием и самодержавием. Были, разумеется, эксцессы вроде массового душегубства, о коих сдержанно напоминает власяница Иоанна Грозного, но вообще-то великая Русь под мудрым водительством православных государей шла от победы к победе. Правда, вдруг приключилась революция, причины которой никак не проясняет сбивчивая скороговорка зала XIX-XX веков: Ключевский, Герцен, Гоголь, Чаадаев, Николай II, Александр III, Забелин, великий князь Михаил Николаевич; напротив - парадный трон, над ним - большой государственный орел, пообок - вещи цесаревича Алексея Николаевича. На сем история российская прекратила течение свое. Более поздние эпохи реликвий не оставили.

А история другой, не державной и не лубочной, России, которая, пожалуй, имеет больше шансов оказаться востребованной российской публикой рубежа тысячелетий, представлена на третьем этаже, куда редкий премьер заглядывает. Здесь на выставке "Образы России", составленной почти исключительно из живописи, с портретов российских обывателей всех званий и сословий, проглядывает другая Русь, живущая как-то мимо самодержавия и мало озабоченная своим православием.

Правда, эту часть экспозиции скоро разберут, как только найдется подходящий арендатор для бывшего зала детской исторической библиотеки, предназначенного ныне для сдачи внаем.

Обоснование концепции нового музея, приведенное его гендиректором Александром Шкурко, звучало бы наивно, если можно было бы поверить в наивность профессионального археолога, достигшего на излете застоя поста замминистра культуры: "Музеи представляют для осмысления человеку совершенно бесспорные памятники, источники о тех выдающихся событиях, которые отстоялись во времени и которыми просто нельзя уже манипулировать так или иначе".

Более откровенно звучит признание одного из главных идеологов новой экспозиции Ольги Соколовой: "У нас есть замысел тех, кто создавал музей в XIX веке, и мы стремимся максимально полно соответствовать этому замыслу. Они нам оставили залы с определенным декором, они же нам оставили определенные коллекции и определенные научные представления о том, как наука в России должна рассматривать исторический процесс".

Так что если мы в простоте душевной думали, что национальный музей живет и меняется вместе с нацией, то мы ошибались. Ничуть не бывало.

Александр Шкурко уверен: "По окончании работ все смогут окончательно убедиться в правильности концептуальной основы нашего подхода - восстановить музей как памятник русской отечественной архитектуры, монументального и декоративного искусства и памятник музейной мысли в широком смысле культуры этого же времени".

Модернизация, впрочем, необходима, но, с точки зрения музейного начальства, в крайне ограниченных пределах. "Современная инфраструктура зоны приема посетителей" включает в себя, помимо новейшей аудиовизуальной и компьютерной техники, гардероб, буфет, лифт и туалет, отделанные по высшему разряду новорусского евроремонта. Такие удобства, по замыслу Александра Шкурко, облегчат посетителю переход в парадные сени, которые служат "главным, центрирующим элементом композиции музея". Надо ли напоминать, что главным элементом этих сеней, "которые действительно осеняют это пространство", является могучее родословное древо Романовых, замалеванное в 1936 году и восстановленное в том виде, в каком созерцал его Александр III в дни коронации.

Так что в третье тысячелетие Москва вступит с Историческим музеем образца 1883 года, но технически оснащенным, что позволит с большей убедительностью внушать публике мысль о непреходящих ценностях основ нашего исторического бытия - православия, самодержавия, а по мере надобности и народности.

В новом фойе красуются алебастровые доски с высеченными именами дарителей и меценатов, которым отечество должно быть признательно за возрождение музея.

На досках еще осталось место, и его по праву должно занять имя Виктора Степановича Черномырдина. Строительство сдвинулось с мертвой точки после прямого вмешательства премьер-министра, посетившего музей 24 марта. Ему же, по знаменательной поговорке директора, предстояло "принять исполненную работу" и обеспечить дальнейшее финансирование реставрационных трудов.

Приемка состоялась 9 сентября. Виктор Степанович явно предполагал заработать очко в начавшейся необъявленной президентской гонке, связав свое имя в глазах публики с образом культурно-державной России, чуждой говорухинских истерик и помпезного лужковско-церетелиевского кича. Вероятно, поэтому Александр Шкурко так настаивал на том, что у музея должна быть "общественно необходимая и целесообразная задача - полностью открыться к 2000 году". И пояснял: "Это год связанный с большими политическими событиями, поэтому приурочить выполнение всего этого комплекса работ здесь на Красной площади столицы к этому времени просто считаю необходимым".

Увы, изящная черномырдинская плеть вряд ли перешибет лужковский обух. "Щастливая" и благодарная, но заполошная Москва и открытие музея скорее всего запишет на счет неугомонного городского головы.

Источник: "Итоги", №37, 1997,