26.12.2006 | Театр

Страсти в черных лопухах

В пушкинском театре прошла премьера «Мадам Бовари» в постановке Аллы Сигаловой

В связи с «Мадам Бовари» существует два общих места, мимо которых пройти невозможно.  Первое – литературоведческое - знакомые всякому лучше, чем роман, слова Флобера «Бовари – это я». А второе – театроведческое. Именно на той сцене, где сейчас играет театр имени Пушкина, шла легендарная постановка  Таирова по тому же роману, и Эмму в ней играла великая Алиса Коонен. И на том, и на другом общем месте саркастические критики успели оттоптаться, не выходя из премьерного зала пушкинского театра, где показывали «Мадам Бовари» в постановке прежде хореографа, а теперь вот и режиссера Аллы Сигаловой.

Общий глас был, что Эммой здесь прежде всего себя считает Сигалова, просто не решившаяся выйти с собственными переживаниями на сцену и оттого делегировавшая свои полномочия юной Александре Урсуляк. А тень последней русской трагической актрисы решено было в гробу не беспокоить – к этой истории она отношения не имеет.

Итак, на сцене – вертящаяся установка весьма известного питерского художника Александра Орлова. Японская графика: белые бумажные перегородки, одинокие черные предметы (то лопухи какие-то, то вдруг арфа). Красиво, но неизвестно к чему.  Перегородки крутятся, тревожная музыка играет, молодые актеры, изображающие ионвильских обывателей, но больше похожие на пионерский отряд, галдят, бегают туда-сюда, а что бишь происходит на сцене, долго остается непонятным. 

В последнее время все постановки с амбициями разделяются на те, где можно угадать, что, собственно, по сюжету происходит с героями и те, где зрителям приходится барахтаться в густом режиссерском тумане, пеняя на собственную нечуткость или необразованность. Вот и тут не разберешь что к чему: на сцене то репетиции самодеятельной оперы, где почему-то мужчины, как и женщины, одеты в юбки и высокие пудреные парики. То занятия физкультурой, а то вдруг – глядь – весь пионерский отряд, необъяснимо одетый в яркие китайские шелка, волочит красного дракона. Хорошенькая стриженая Эмма тоже носится по сцене, но в одиночку и отчего-то в постоянном раздражении.  Когда видишь, как эта милая девочка бегом, без видимой цели, нарезает сцену туда-сюда, думаешь: а может это она в худших традициях Станиславского пытается взбодрить в себе какое-нибудь чувство, а  все никак? И только потом, глядя, как она вот так же мечется, задыхаясь и заглядывая в дверь, за которой тискаются полуголые «пионеры», понимаешь: ага, видимо, женщина неудовлетворена своей интимной жизнью.

На этом открытии все откровения спектакля Сигаловой заканчиваются, и дальше идут лишь вариации на ту же тему.

Вот Эмма любит Родольфо, похожего на немолодого длинноволосого премьера из переплюйского оперного театра (Андрей Сухов). Кавалер срывает с нее одежды и прижимает ее то к стене, то к столу, то к лестнице, то к черным японским лопухам. Вот Эмма  любит нелепого длинного Леона (Игорь Теплов) – и он тоже срывает одежды, и тоже обжимает ее по-всякому, даже в футляре от арфы.  Даже молодой человек, в спектакле иногда произносящий текст от автора, и то томно задыхается и норовит прижаться к героине. Но та все равно ни на минуту не перестает колотиться.

Единственный человек, который во всей этой сценической каше сохраняет ясные глаза и человеческий тон – это муж Эммы Шарль, которого играет Александр Матросов, артист немного неуклюжего, но искреннего и простодушного обаяния. Впрочем, изменить в спектакле он все равно ничего не может.

Бог с ним, сюжетом о неврастении на сексуальной почве, - здесь все выглядит пошлым и невыносимо многозначительным.

Торговец мануфактурой господин Лере, которого играет студент Антон Пампушный, тут кажется даже не «черным человеком», вестником рока, бери выше. Каждый раз после того, как он мрачно что-то возвещает, запахнувшись в длинное пальто, ждешь, что у него вот-вот вырастут рога и клыки и загремит дьявольский хохот. Тут сцена, крутясь, будто катушка, все больше и больше наматывает на свои перегородки черные веревки. Читай: запуталась Эмма в дьявольских соблазнах. Тут черные футляры от музыкальных инструментов оказываются пусты, и тоже, вероятно, что-то хотят поведать о душе героини. Тут умершую Эмму все «пионеры» приходят забивать в гроб и долго стучат молотками по доскам, напоминая зрителям о том, что в смерти этой надо винить обывательское окружение.

Но все-таки есть в этом спектакле и хорошее. Знаете что? Платья Эммы.

Все костюмы для этого спектакля сочинила тоже Алла Сигалова, открыв в себе дотоле неизвестный публике талант.  А поскольку молодой актрисе все к лицу, то дефиле вышло удачным. Особенно хорошо смотрится короткое узкое платьице, поверх которого надевается широкая юбочка с кринолином. И то длинное, алое, вроде камзола, для верховой езды, что она носит с белой юбкой. И коротенький пиджачок к черной юбке с ярусами вроде  жалюзи, под которую надо брюки надевать. А еще я бы посоветовала обратить внимание на то белое, что она в оперу надевала. А из белья, вот что... 

Источник: "Газета.ру", 25.12.2006,