25.12.2006 | Нешкольная история

История моей семьи

В истории России. Работа девятиклассника из г. Соликамск Дмитрия Платонова

АВТОР

Дмитрий Платонов, на момент написания работы - ученик 9 класса школы № 1 г. Соликамск (Пермский край).

Данная работа получила третью премию на VII Всероссийском конкурсе Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".

Научный руководитель - Т.Г. Головкова.

Первая часть моей работы посвящена истории жизни семьи  П.П. Адамовича и В.Н. Адамович – это мои прапрадедушка и прапрабабушка. Работа основана на документах семейного архива, фотографиях и воспоминаниях родственников. Из поколения в поколение передавались дневник семьи Адамовичей, начатый в 1918 году (его вели оба супруга) и послужной список летчика-наблюдателя Петра Петровича.

Итак, семейная сага начинается с Петра Петровича и Веры Николаевны Адамовичей.

Петр Петрович Адамович родился в городе Пскове 1 февраля 1889 года. По социальному происхождению он был дворянином. Согласно его послужному списку, в 1907 году он окончил кадетский корпус, в 1909 году – Павловское военное училище, произведен в чин подпоручика и назначен младшим офицером в Гвардейский Московский полк. С 1918 по 1920 гг. участвовал в гражданской войне. Последний его чин в царской армии – капитан. С 1914 года по 1917 участвовал в Первой мировой  войне с Германией на фронтах от Ковно до Тернополя. В августе 1914 года, после взятия полком 42-орудий Корпуса Воерша и будучи окруженным со всех сторон, пробрался через расположения противника и доставил важное донесение, за что был награжден Орденом Владимира 4-ой степени. В 1918 году окончил школу летчиков-наблюдателей.

Хочу представить себе, каким был мой прапрадедушка.

Из книг об авиации получаю сведения о первых летчиках. Вот какие были требования к летчику-наблюдателю: «…Самообладание, сила воли и способность быстро принимать решение; физическая ловкость, крепкое здоровье и вес … не более 75-80 кг; тактическое развитие при даре быстро схватывать… «Отсюда можно понять, почему так трудно для наблюдателей пройти через медицинский осмотр. …Испытуемого огорашивают неожиданностью, вроде револьверного выстрела, произведенного у самого уха, окатыванием ведром холодной воды или невыносимо ярким светом. При этом для испытуемого недостаточно остаться внешне спокойным, - надо быть спокойным внутри» (Наставление по службе летчика-наблюдателя / Перевод с немецкого, М.: Государственное военное издательство, 1925, С. 8). Красивый, крепкий здоровьем, спокойный и наблюдательный – словесный портрет прапрадедушки.

Моя прапрабабушка - Вера Николаевна Адамович, 1899 года рождения (девичья фамилия Кречмар). Они поженились в 1918 году.

В стране шла гражданская война, был голод, разруха, но люди встречались, влюблялись и создавали новые семьи. После окончания школы летчиков-наблюдателей моего прапрадеда с женой переводят в Москву, где он по регистрации Авиаспециалистов поступил в Окружную коллегию Авиации МВО на должность заведующего Бюро труда и справок (по формированию Красногвардейского отряда). Москва, столица нашей Родины, но 1919 год для жителей столицы был не самый легкий. «В квартире целые сутки стоит температура не выше 50С»,  - пишет в семейном дневнике В.Н. Адамович 27 января 1919.

В марте 1919 года Петра Петровича переводят в полевое Управление Авиаций для поручений при Авиадарме в город Серпухов.

Они поселяются в комнате, где раньше проживали богаделки (штаб располагается в женском монастыре). «Мы, попав сюда, с первых дней почувствовали себя как в раю. Тепло в комнате стоит по желанию 160, 200 и больше. Комната казенная. Дров сколько угодно, бесплатно, только лишь колоть». Конечно, не было всех необходимых удобств, но можно было воспользоваться водопроводом на кухне. Вера Николаевна приводит в дневнике норму пайка, который выдают 2 раза в месяц: «Хлеб (2 фунта на день), крупа (4 фунта)». Но семья прибыла на новое место службы, а муж еще не был зачислен в список сослуживцев, из-за этого пришлось какое-то время голодать.

«Ели кашу из ржи, нашли немного воблы, водопровод закрыли, и нам пришлось топить снег, чтоб попить чаю».

Они радуются фунту черствого хлеба и кусочку сала. Вера пишет о собрании, на котором  был поднят вопрос «…о выделении ½ фунта хлеба голодающим детям Серпухова». Но семья состоит из трех человек (с ними жил отец Пети), и 2 фунта хлеба он может разделить только на свою семью. «На втором собрании встает сослуживица и заявляет, что прежде, чем заботиться о хлебе детям, нужно позаботиться о своих служащих, находящихся ничуть не в лучшем положении». В это время Вера была уже беременная, и ей самой нужно усиленное питание. И семья получает «1 кг муки, 4 фунта крупы, 4 фунта соли, 30 фунтов хлеба» – это для них было большим счастьем. Молодая семья ждет пополнения, едут в Москву, к родителям.

13 июня 1919 года родился мой прадед, Юрий Петрович Адамович.

Интересные сведения можно узнать из дневника о Москве в первые годы Советской власти. Схватки у Веры Николаевны начались утром, и муж провожает ее до больницы: «С тюком под мышкой, под проливным дождем мы с Петей тронулись в путь. Извозчика - ни одного и нигде не видно. Даже трамвайное движение не наладилось». Читаю учебник истории: «… рабочим вместо денег стали выдавать продуктовый паек, предметы первой необходимости. Была отменена плата за жилье, транспорт, коммунальные и прочие услуги. Государство, мобилизовав рабочего, почти полностью брало на себя его содержание». (Данилов А.А., Косулина Л.Г. История России – ХХ век.  9 класс, М.: «Просвещение», 2001, С. 114). Но со слов Веры Николаевны, транспорта в Москве нет даже в утреннее время. На рождение сына Петя подарил Вере ожерелье из янтаря, больше ничего нельзя было найти в Москве. После «рая земного» (Серпухова) они переезжают «в этот несчастный, голодный и холодный город Москву».

В стране сложная обстановка. Разорение, нужда, обнищание.

Петр Петрович в конце декабря 1919 года заболевает тифом, дома его жена одна воспитывает сына, он капризничает, не спит, для нее счастье поспать «хотя бы 3 часа». После болезни в декабре 1920 года моего прапрадедушку П.П. Адамовича переводят на юг в штаб авиации Юго-Западного фронта инспектором по вооружению в город Харьков.

Может быть, только Москва была самым страшным и голодным городом? Нет, в Харькове было не лучше, так же голодно: «Петя стал все чаще хворать: то ангина, то желудок, то малокровие. Доктор прописывает хорошее питание и лекарства, которых нет». В городе с продовольствием плохо. «Все, что было «лишнее», спустили, и оставалось голодать нам, но не Юрию. Для него мы «заложили» паек (летний: 2 фунта масла сливочного в неделю) и покупали ему яиц, молока… Мы не скажу, чтобы голодали, но ни жиров, ни молока, яиц мы не ели. Мясо было, но не было хлеба, или вернее он был, но его мало было. Нам на 3-их его не хватало, приходилось прикупать, а денег на хлеб не хватало.

В городе отсутствует электричество, цены такие же, как в Москве, мука только дешевле».

Май для них - месяц «маяния», во-первых, сидят без денег, пришлось продавать свои вещи: пальто, шляпу, юбку и простыню, постельное покрывало, и это все для того, чтобы купить на базаре молока и мяса,  «…ребенок стал часто болеть от недоедания, нехватки витаминов». Наконец-то, Петр Петрович берет перевод в город Николаев в Гидро-базу. Переезжая на новое место, меняя поезд за поездом, Петр Петрович начинает сдаваться, он кричит то на сына, то на жену, у него неврастения. Но надо взять себя в руки: «Прочел, задумался и стыдно стало… Прости, родная! Ты права, но все дело в силе воли и сдержанности, чего порою у меня не хватает…». 

П.П. Адамович в Николаеве поступает в распоряжение начальника воздушной бригады Волжско-Камской воздушной флотилии, где был помощником начальника техчасти. В городе семья долго не задерживается, и вновь дорога.

9 апреля 1921 года семью Адамович вместе со Штабом переводят в Севастополь. Плыли на пароходе 5 дней. «Были все в восторге от моря, особенно все было интересно Юрию, он ползал весь день по палубе». Подъезжая к Севастополю, Вера любовалась его видом: холмами, склонами, спускающимися к заливам. Город утопал в зелени. Мужа сразу же зачислили наблюдателем в Гидро-отряд особого назначения. Вера Николаевна счастлива, она пишет: «Живем здесь уже второй месяц. Благодать!!! Я очень счастлива, что наконец увидела юг. Блаженствую здесь на пляже, да и около дома на солнышке. Оно довольно - таки сильно печет, и это теперь, в июле, уже совсем, видимо, придется жечься. Юрик растет славным, здоровым, но не полным мальчуганом. Всех он поражает своим маленьким ростом, который вызывает ряд курьезных кличек по отношению к нему, например, чижик, клоп, веснушка». О еде не пишут, значит, хватает питания.

Город Севастополь лучше снабжен продуктами, но в стране идет война, и Севастополь не просто город, а военная база. Этот период истории называют «военным коммунизмом». Затем начинается НЭП.

В дневнике появляются записи: «2 января 1922 года. Севастополь. Что год грядущий нам готовит? Приближается праздник Рождества Христова, а отметить сей великий день чем-либо особенным мы не можем. Денег нет. Жалования не платят, в кармане свистит. А цены на базаре  феноменальные: хлеб – 50 тысяч фунт, картошка – 10 тысяч фунт, подсолнечное масло – 110 тысяч фунт, мясо – 25 тысяч, лук – 15 тысяч, крупа – 50 тысяч и прочее в том же духе.

Все чаще и чаще ужасные случаи самоубийства: нынче бросилась с море дама с 3-мя детьми – мужчина бросился спасать: когда же признал в тонущей свою жену, оставил ее и сам последовал за нею!! Из Севастополя многие бегут.

Мы лично сидим только на пайке, из коего аккуратно дают пока что только один хлеб: остальное все урезается. Жиров никаких нет. Но, ей богу, я не унываю; если не все, то большинство во всяком случае живут не лучше меня. Господня воля на все – будет ему угодно – мы переживем и не то. Самое лучшее, как я убедилась, не думать о еде и гнать эту назойливую мысль подальше от себя. Недаром говорят – Господь даст день, даст и пищу. На него одного будем уповать».

В 1922 году семья переезжает в г. Севастополь, где рождается 1 февраля дочь Галина. Полученное жалование (1 миллион) муж тратит, покупая жене «что-нибудь вкусненькое и питательное».

Когда отец с сыном ездил в Москву к дедушке с бабушкой, то привез обновы Вере. «Дорогие! Как я им благодарная! За всю Советскую власть теперь только первые обновы!».

И это с 1918 года, как они живут вместе. Почему нет обнов? Да потому, что промышленность работает только на войну! Товары народного потребления совсем не производятся. Из-за нужды и голода портятся взаимоотношения между супругами. «Он (Петр) из-за пустяка мог поднять крик, стукнуть Юру, он хочет покоя, отдыха, но в семье двое детей, и оба капризные». Вере Николаевне тоже нелегко. Она целый день с ними, никуда не ходит и никого не видит, кроме соседей. Она боится, что Петя опять дойдет до сумасшествия. Но все вместе справляются с этой бедой.

Дневник в письмах к мужу рисует жизнь и голодовку 1923 года. Прапрадед уехал на могилу брата, который разбился на самолете. Вера с двумя детьми остается одна в чужом городе, в тяжелое время: «Среда 8-ое марта. … Детишки наши здоровы. Юрка по-прежнему хулиганит, Галинка попискивает. Сварила суп с фасолью и пшеном (для пустоты). Поели в 3 часа – сейчас 7 часов. Есть хочется! Съесть оставшийся суп – завтра к утру ничего не будет. Ведь его очень немного, и, если здесь до 15-го ничего еще не дадут, не знаю, дотяну ли я…

Четверг, 9-ое марта:  Наполнила вновь все скудные сосуды, поубрала кухню, сходила за буряками и начала варить суп (буряк, фасоль, картошка). Предполагала на 2 дня – но, по-видимому, завтра новый предстоит варить. Пришел мальчик парикмахера к нам. Видимо, люди также страшно голодают. Ну и как не накормить ребенка? Хлеба сегодня выдали на 4 дня, а у меня такой аппетит, что, глядя на хлеб, думаю, - хватит ли мне? Миша (сын парикмахера) остался играть с Юрой. Запись после ужина. Мальчик хитрый, не успел поужинать, как уже  и домой собрался: «Мама, дескать, беспокоиться будет». Но ведь это все голод виноват – он и ребят заставляет хитрить…

Пятница, 10 марта:

Мальчик Миша начинает мне действовать на нервы, как и ребятишки Протоновой. Он приходит неоднократно в день и всегда во время нашего питания. Сегодня я ему ничего не даю: в душе это тяжело, но лишнего нет и надеяться не могу.

У меня сейчас все на двоих, и супика нашего по-настоящему лишь хватит на один день: я все мечтаю растянуть на два, но деточки настойчиво требуют все есть и есть! Что делать, не знаю! Продуктов не хватит до 15-го. Завтра, хоть и предполагают выдать деньги, но говорят о половинном размере, так что, видимо, придется только занимать деньги, и на жратву денег не останется, но будет день, и будет видно!

Суббота, 11 марта: Варю сегодня буряк с остатками вчерашнего супа. Фасоли может быть еще раза на 2 хватит – ох, хоть бы растянуть до 15-го. А тут еще буряк кончился, беда, да и только, жаль Юру, а я и на одном хлебе не пропаду, Галина 2 ночи дает мне спать всего часа по 4, а потому я  чувствую себя ужасно разбитой. Миша окончательно мне не нравится - таки, учит Юрия просить у меня хлеб и затем его отнимает у мальчика, тот, глупый, дает, а сам остается голодный!

Ура! Получили иждивенскую муку. Есть хлеб, пеки лепешки. Ура!! Выдали 10 фунтов. Завтра, кажется, поедут за сахаром и крупой, тогда я вновь оживу.

Итак – от одного того, что получаю муку, пустилась в пляс, а Юрка просит еще потанцевать!

Воскресенье, 12 марта: 4 часа! Что-то сегодня очень медленно тянется время. Пообедали в час по-праздничному. Суп был старый, из остатков буряка, фасоли, картошки и, наконец, галушек. И благодаря последним, сытым. Завтра повторю сей суп, но уже без буряков, т.к. такового не имеется в наличии… Как не стыдно сознаться, но хлеба нам с Юрой не хватило на сегодня, если бы не мука! Видимо, я  сильно нуждаюсь в подкреплении, раз 2 фунта хлеба в день мне одной нипочем! Чем объяснить мое обжорство? Или это Галинка виновата? Молю Господа, чтобы тебе удалось что-либо с собой привезти…

Понедельник, 13 марта: Лень или же слабость одолели меня, и с утра я ничего не делала. Сготовила лишь суп (оставшаяся фасоль, 2 картошки и галушки – заправила салом). Иждивенскую крупу и сахар сегодня не смогла получить. Рассчитывала фунта на 3 крупы и 1 фунт сахару, дали же всего 1 фунт пшена и 45 дол. сахару. Все слаще и слаще становится жизнь? Растяну пшено с галушками до 15-го, а там вновь какой-либо паек, да и ты, может, подоспеешь...

С ребятками нашими творится там что-то неладное: крик и слезы не подсчитать за весь день…

Господи, как долго еще страдать нам!».

Им тяжело живется, но в то же время она помогает другим людям:

Вторник, 14 марта:  Опять у меня был сегодня Трилляковский. Пришел, слезы на глазах, спазмы в горле – просит помочь так или иначе. Обращаюсь я за помощью к Теленковым и Кирилловскому. Долго не было никакого ответа от них и, наконец, Теленкова принесла стакана 2 пшена. У Кирилловского же выпросила 3 пригоршни гороха, а сама я поделилась мукой. Нет сил без сострадания, равнодушно смотреть на Трилляковского. Он в течение 4 дней почти ничего не ел, кроме как придя ко мне, съедал по кусочку хлеба. Жена и дети слегли. Ужас! И что дальше его ожидает? Безусловно, то немногое, что сегодня мы ему уделили (да я еще дала 2 чашки пшена из полученных 3 фунтов на иждивенцев), хватит ему лишь на 1-2 дня. А дальше? Вновь тот ужас, тот же голод. Ему не перенести, и, видимо, как он, так и его семья обречены на гибель…

Четверг, 16 марта: Итак, дальше получила паек – 5 фунтов гречневой, 1,5 фунта сахару, 1/8 табаку, 2 коробка спичек, 5 листочков лавровых – вот и все! Будьте довольны тем, что дали…».

После страшной засухи 1921 года и голодного 1922 года сельское хозяйство стало постепенно увеличивать свои объемы, и

к 1923 году были в основном восстановлены дореволюционные посевные площади, и эти изменения наблюдаем  на примере моей семьи, ведь стало лучше с продовольствием, пайки дают чаще и разнообразнее. Никогда – ни до ни после – советская экономика не развивалась так успешно, как во время нэпа.

Очень интересно пишут они и о своей совместной жизни. Вот мысли Веры: «В первый год замужества даже мои обязанности безропотно и даже с некоторым удовольствием исполнялись им самим; на 2-ой год обязанности были разграничены – мои, твои, а теперь этого дележа не должно быть, по его мнению. Все, что «бабье» дело, то исполняй я, а остальное – он! И это любящий муж, который все время печется о тебе, видит как я устаю, вместо помощи от всего сердца вижу помощь «на показ»… Уехать. Теперь, в данную минуту, хоть куда угодно. Услышав от мужа, что он предается истоме после отъезда – ясно: семейная обстановка ему надоела и стесняет. Нужно порвать оковы до восстановления здоровья и нервов с обеих сторон. На сердце пустота, будто бы кто-то самый, дорогой, близкий ушел от тебя навсегда, навсегда». Почему Вера чувствует себя «бабой», хотя она молода, красива, образованна? Бытовые трудности, голод, вечная забота о «хлебе насущном», нет возможности купить одежду, постоянные заботы о детях – все это наложило отпечаток на ее внешность, взгляды на жизнь и даже на характер.

Петр очень любит свою жену: «21 июля 1920 год. Сегодня исполнилось 2 года нашей свадьбы! Два года! Сколько воды  утекло с того времени, сколько пережито. Два года не много времени, а уже, кажется, век живем! Дай Бог, чтобы так жили и дальше – душа в душу».

21 июля 1923 год - 5 лет совместной жизни: «… в голове подытожить все прожитое в пять лет! Москва, Серпухов, снова Москва. Затем длинный путь уже настоящего семейства: Харьков, Николаев, Севастополь! – мелькают в голове все моменты жизни в этих городах.

Первые дни небылого счастья, затем спокойная трудовая совместная жизнь. Небольшие лишения. Радостный момент рождения первого сынка Юрия! Материальное положение ухудшается. Общая дороговизна жизни.

Непосильный труд моей «бабы», именно бабы, ибо не могу назвать иначе мою милую Верушку, представляя ее в фартуке, засоленной юбке, кормящей ребенка, стоящей у кровати, моющей пол, стряпающей и т.д. и т.д. Загубила и черная работа по хозяйству. Одна.

Далее кинематографической лентой проходят в голове события – более поздние. Севастовольская жизнь. Сначала интересная своей новизной, а затем ужасная по голодовке и, наконец, настоящее более или менее сносное обеспечение в денежном отношении…

И прошло только пять лет, и уже задумываюсь. Устал! Надоело! Не могу – все эти заботы, хлопоты.

Жена хорошая, детишки чудные, но когда так дружно начнут кричать! Верушка не сдерживается: тогда? – тогда, я готов себе, или всем пулю в лоб и все к черту! Мысли самые ужасные приходят в голову и если когда-нибудь, что-либо подобное моим планам свершиться? Мир будет потрясен! Порой я их ненавижу, готов сам утопиться, избавиться от семьи. А если уеду на долго – не могу. Тянет! И счастлив первые дни, пока жена не изведет пустяком…

Надо признаться, страшно посмотреть вперед! Что-то будет к 10 годовщине свадьбы!

Кто виноват, никто… а все виновато что. Условия жизни, вечные заботы, хилое здоровье нас всех, пожалуй. Дети! Вечная разруха в хозяйстве – вот те причины, что и Вера для меня стала не той, и я стал для нее сам не тот, чем был.

Помоги, Боже! Дай силы и волю не пасть под ударами жизни, пока не увижу своих орлят оперившимися. Жену мою Верушку обереги от тех причин, которые иной раз для меня бывают ужасными! – из-за которых я ненавижу их порой. Начнем в 6-ую годовщину! Дай, Боже!».

После этого Вера с детьми уезжает в Москву, к родителям, они решили немного пожить врозь и подумать, что с ними будет дальше.

В Москве они жили 1,5 месяца, за это время мысли свои привели в порядок и «с новым запасом энергии, сдержанности и будто бы новым чувством любви» вернулась Вера с детьми домой. Она описывает новую жизнь в столице: «… Наши дедушка Кречмар и брат Коля жизнь свою начинают вести на старый лад. У них улучшается семейный быт: новая обстановка, улучшается питание, приодеваются сами и т.д. и т.п. Сначала, попав туда, я позавидовала им, ибо сама будучи оборванной, невольно заглядываешься на хорошо или прилично одетых людей». Вера Николаевна испытывает нужду, хотя она жена государственного служащего, который занимает высокие должности в РККА: от заведующего хозяйством до помощника командира авиационного отряда. Значит, государственные служащие получали низкую зарплату. 

Из Севастополя в октябре 1925 года семья переезжает в Ленинград. «Вообще же жилось довольно туговато в материальном отношении, но хорошо в общественном: там было бы очень весело провести время, а я как-то особенного веселья и не искала. Вообще я стала какой-то дикаркой и для меня наивысшим удовольствием является вечерами сидеть дома». Дети впервые увидели зиму севера, а с первыми лучами солнышка семья опять поехала на юг, в город Севастополь.

18 октября 1927 года в семье Адамович рождается новый человек – дочь Наташа. Все идет по-старому, Вера воспитывает детей, а Петр служит.

Пишут в дневнике они уже очень редко. Семья живет в Севастополе. Жизнь продолжается, но в материальном плане – стало еще хуже. Петр Петрович занимает должность начальника штаба, получает 195 рублей, платят кредит, за молоко, бабушке-няне, и на руках остается 30-45 рублей. Обновы делают они на 20-30 рублей, и только для детей, а жена начальника штаба ходит в обносках. Вот как описывает жизнь семейства за 8 месяцев глава семьи: «8 августа 1928 года.

Верушка. Вечные заботы накормить, обуть, одеть ребят, сильно расшатали ее нервы. Похудела. Надо ее, родную лечить. Надо, но как? Из каких средств? Постараюсь хоть место устроить на курорт. Ей необходим полный отдых, без забот, хорошее питание.

Лишена всех благ жизни, которые в ее годы так необходимы. Кроме клубных постановок, нигде не бывает. По-прежнему хорошая хозяйка. Милая моя мамочка, я вижу все твои страдания, душевные и физические! Как же помочь! Проклятые условия жизни!

Юрик. Ему уже 9 лет. Зиму учился у частной учительницы. Способности к наукам, по-моему, слабые. Ленив, рассеян. Не умеет связно поделиться своими впечатлениями. Весьма неряшлив к своим вещам. Обидчив и самолюбив. Страшно не любит девчонок. В обиду сестренок не дает, но сам колотит. Не испорчен, правдив». Глядя на сына он сам вспоминает свое детство: «В эти годы я уже хорошо был грамотен, а Юрик почти счета не знает». Он признает, что виноват сам, мало уделял внимание сыну, не занимался его воспитанием, и это все «проклятая служба, ведь она отрывает меня от семьи».

«Галочка. Ей сейчас 6,5 лет. Худенькая, похожа на мать личиком. В ней масса чисто женского. Кокетлива и страшно любит тряпки. Разговорчива и в противоположность Юрику умеет выразить свои мысли. Аппетит плохой. Мало ест и разборчива. Большая склонность к музыке и танцам. Будет на сцене!

Натулька. Скоро 9 месяцев. Необычно подвижная, В тельце. Капризная, когда хочет спать и кушать. Хорошенькая мордашка с голубыми глазами и волосиками цвета спелой ржи. Девочка, которую хочется расцеловать, помять…Одним словом, ребенок – какого мы хотели.

Теперь я. Старею! Чувствую во всем, хотя медицинская комиссия и находит меня пригодным в летной службе! Но я же этого не нахожу! Болит сердце, ревматизм, быстрая уставаемость в работе, нервность, раздражительность – это ли не признак старости и увядания. Должность начальника штаба мне противна.

Нет покоя ни днем, ни ночью. Питаю надежду, что опять переведут в Ленинград. По-прежнему работаю в клубе и музкружке. Является это для меня нравственным отдыхом. Вот мой облик к 10 годовщине нашей свадьбы, которую мы 21 июля «справили». При всей «старости» я еще молод душой и хочу жить, и все так же, как и в первый год нашей жизни я люблю свою женку и так же с упоением ласкаю ее, мою горячую смуглянку». Это лучшее, что он написал, если вспомнить его мысли, посвященные 5-летнему юбилею их совместной жизни.

Следующая запись сделана Верой 9 августа 1929 года. «В семье несчастье за несчастьем. Еще хуже стало с материальной стороны. Денег хватает только на неделю, а потом полуголодное существование». В учебниках мы читаем про раскулачивание, про сворачивание новой экономической политики, вот к чему все это привело: «… существовал частный мясник, у него забирала ежемесячно в кредит на N сумму, регулярно выплачивала, и мы были сыты. Теперь же мясник закрылся (а вполне возможно, что его арестовали), да и вообще вопрос с продуктами первой необходимости настолько усложнился, что и не знаешь, как же быть, где раздобыть необходимое? Даже имея деньги, за мясом нужно вставать на ночь в очередь или идти на базар часов с 5 утра. Нет яиц, масла. У частника есть, но не купишь. Но не только надо кушать, но еще одеться. Сын Юра на спортивной площадке, играя в волейбол, сломал себе руку. Девочки тоже переболели, Галя - коклюшем, а Наташе что-то попало грязное в рот. У Пети неприятности на работе, его отправляют в командировку по берегам Черного и Азовского морей».

В марте 1930 года Петр Петрович уезжает на педагогические курсы в Москву, по окончании которых займет место преподавателя в Школе морлетов.

Они расстаются с 60 ОАЭ, его основной работой. Живут без долгов, хотя трудно, Вера шьет одежду детям, платят частной учительнице (10 рублей), так как Юра лечится в институте в утренние часы.

Записи в дневнике все реже и реже. Один раз в год! Следующая запись уже в городе Ейске, 5 сентября 1931 года. Сюда они переехали в мае 1931 года. Надеялись на лучшее, но «кроме больших долгов, ничего за душой нет». Петя  работает преподавателем в Школе морлетов. «Ейск нам страшно не по душе. Если было плохо в Севастополе, то тут в 10 раз хуже. Городишко – деревня, маленький и страшно пыльно летом, грязный осенью. Идут сейчас беспрестанные дожди, настроение в связи с безденежьем и отсутствием развлечений нудное».

24 декабря 1933 год. П.Адамович демобилизовался из армии, жизнь военного человека закончилась, он с детства привык к ней и честно до последнего дня исполнял свои обязанности в Красной Армии.

В стране  начались репрессии, многие «бывшие», офицеры царской армии, были арестованы. Репрессии коснулись всех: и крестьян, и рабочих, и служащих, не обошли они и армию. Вера пишет в своем дневнике: «Истинной причиной демобилизации так до сих пор и не знаем: или выслуга лет, или  неприязненные отношения комиссара Гуляченко к беспартийным и «бывшим» людям, коим по несчастью явился Петя».

Петр Петрович занимается преподаванием в школе морских летчиков, жизнь в городе Ейске наладилась, Вера  Николаевна начала работать в библиотеке при школе. Старшие дети учились, а Наташа ходила в детский сад. За домом смотрела няня-старушка, которая приехала с ними из Севастополя.

После Ейска семейство едет в Тверь к родным Пети. До 6 марта 1932 года Вера с детьми живет в городе, а муж уезжает в Москву, чтобы где-нибудь устроиться. Он находит работу во Владимире в учебном комбинате общества борьбы с вредителями в качестве доцента авиакафедры.

8 марта 1932 года они поселились в гостинице во Владимире на Клязьме: «5 человек в одной комнате, негде постирать и сготовить обед. Жили так 2-3 месяца». Но опять их постигло несчастье: закрылось отделение сельскохозяйственной авиации при Учкомбове – нужно было искать новую работу. Послали запрос в Тамбов (к товарищу по военной службе, помощнику 2-й Авиашколы ГВФ). Ответ пришел неожиданно, и все вместе выезжают на новое место работы, тем более, что обещали жалование 400 рублей и диетический паек. 10 января 1933 года они переезжают в город Тамбов, Петр Петрович сразу заболел ангиной, и все хлопоты по хозяйству достались Вере: она находит квартиру, устраивает старших детей в школу. Свою службу прапрадед начинает под началом своего бывшего комиссара военной авиа части В.И.Кливе. Квартира досталась не очень-то удачная: «из 2-х комнат, но нет кухни, отсутствует плита (готовлю на примусе), нет форточек, нет уборной, водопровода и прочих культурных необходимостей… И так живем здесь уже год. Много за этот год пережили, испытали всего, а хуже, ужаснее всего был голод, думалось порой, что не выдержим, но что прошло, то прошло, не одни мы голодали.

В настоящее время живем, конечно, не в полном довольствии, не хватает то одного, то другого, поизносились здорово, нет запасов продуктов на зиму (из-за отсутствия погреба), но… думается, что таких ужасов, как весной 1933 года, не придется вновь переживать». Немного пишет и о детях: «Юре исполнилось 14 лет, учится прилично, неглупый, но, как и раньше - большой задира. Очень любит дразнить сестер. Гале 12 лет, хорошо учится в школе,  занимается музыкой. Наташе 6 лет. Бой-девочка, за словом в карман не полезет! Очень преданная и любознательная, в детском садике играет не последнюю роль среди детей».

Самые печальные страницы в дневнике Веры Николаевны датированы 10 июня 1934 года: «1 июня умер единственный, горячо любимый и любящий Петюня». 

Она описывает последние его дни: «23 апреля из длительной командировки вернулся мой соколик (1,5 месяца) по Ивановской области. Имея 27 рублей в сутки личными деньгами, чего-чего только не навез домой наш любимый. Это было его последней заботливой покупкой для своей семьи. Привез и мануфактуры, и 2 пары туфель мне, Гале, Тусе сандалии, рюкзак Юре, шелковый белый платок мне, новую мясорубку, кое-что из крупы, чай и еще много прочих необходимых вещей. И все это делалось, видимо, в ущерб своему питанию, такова уже была манера Петечки – до конца во всем отказывать себе и предоставить для семьи все, что возможно». Из-за болезни его освободили от парада 1 мая, но он все - таки повел колонну на парад, после этого ему стало еще хуже, пришлось обратиться к врачу. Рекомендации - только лежать, а потом оперироваться. Но Петр Петрович не мог сидеть дома без работы, и снова шел на службу пешком (автобусы не ходили).  Муж отправляет жену в Ленинград – за вещами, оставленными им уехавшей за границу тетей Верой. Жена уговаривает его пойти к врачу, на этот раз к частному старому хорошему врачу. Доктор ставит диагноз: рак прямой кишки, срочно нужна операция. Петр Петрович берет отпуск на работе, и они с женой едут в Москву 21 мая 1934 года, где он ложится в больницу и настойчиво отсылает Веру Николаевну в Ленинград (может, это предчувствие скорой смерти). Операцию делал известный врач – профессор Очкин. Петр Петрович вел дневник и в последние дни, вот его последние строки:

«1 июня. Через 2-3 часа операция. Вчера побрился. Забавный вид – пятилетний мальчик. Вернусь домой, Верушу превращу тоже в девочку. Настроение спокойное. Выхода нет, зато не будет этих ужасных болей. Заканчиваю. Точку не ставлю. Продолжу свои впечатления, когда очухаюсь. Ну, всего лучшего, дорогой Петр Петрович!».

«Операция длилась 4 часа, после нее жил 1,5 – 2 часа и, не приходя в сознание, скончался. Врач сказал, что рак у Петра Петровича был в ужасной форме, задета была не только прямая кишка, но и мочевой пузырь, и все близлежащие органы… Словом, начиналась гангрена.  Похоронили его на Ваганьковском кладбище, большое участие приняло Главное управление ГВФ, были родственники и сослуживцы, без музыки и священника».

Вера Николаевна с тремя детьми остается одна, без мужа, без денег, без работы. Они едут в рабочий поселок Лахта-Ольгино, что находился в Ленинградской области, на дачу отца, где прошло ее детство.

Последняя запись в дневнике датируется 11 апреля 1936 года. Они живут в Ольгино. «В доме занимают 2 комнаты, кухню.  Школа морских летчиков ходатайствует перевод ГВФ о единовременном пособии и пенсии».  Вера получает 217 рублей пенсии на четверых и 50 рублей помощи от отца ежемесячно. Единовременное пособие составило 1000 рублей. Дети учатся в школе.

27 августа 1935 года Вера устроилась работать кассиром в сберкассе.

«Нет моего родного, ласкового соколика… Тяжело мне без него и нравственно, и физически. Нравственно даже более тяжело. Нет внимания, ласки мне, того внимания, которое я видела от Пети своего. Ребятишки растут, учатся и не всегда ко мне почтительны и внимательны. Иной раз это до слез больно. Живу я действительно только ими. Работа и дом заполняют всю мою жизнь. Никого я не люблю более, никто и не привлекает меня и по сравнению с родным, все кажутся глупыми, наглыми и неинтересными. Но ведь и я живой человек, мне хочется ласки, внимания…».

Это последние строки в этом дневнике, который  был написан с 1919 по 1936 год. Целая эпоха в жизни страны и, в частности, отдельной семьи, нашей семьи.

Ни одной строки осуждения новой власти, ни одного слова против нее, хотя семья Адамович испытывала лишения и страшный голод, неуважение со стороны других людей.

В душе они всегда оставались верующими: «Помоги, Боже! Матерь небесная! Ты, которая Спаса родила, помоги моей Верушке, облегчи! – остальную молитву дополнили слезы… Я верил в помощь Господа!» -  это слова Петра Петровича, когда он увез жену рожать. В учебнике истории читаю следующее: «Первым актом устранения церкви из активной общественной жизни стал декрет от 23 января 1918 года об отделении церкви от государства и школы от церкви. Большевики поставили перед собой цель воспитать «нового человека», достойного жить в коммунистическом обществе. Одним из направлений коммунистического воспитания было нравственное совершенствование человека, что во все времена являлось прерогативой церкви» (Данилов А.А., Косулина Л.Г., История России – ХХ век. 9 класс, М.: «Просвещение», 1999, С. 156).

Церковь отделили от  людей, но они продолжали отмечать Рождество и Пасху, крестить детей, служить молебны в церкви.

Семья Адамович надеялась на лучшее время, ждала перемен к лучшему, и, несмотря на все лишения, мои предки до конца жизни оставались истинными интеллигентами.

Текст подготовила В. Календарова