Франция, 2006
29.11.2006 | Кино
Песнь пенсииНесвоевременная комедия грузинского мэтра, толкающая зрителя на запои, прогулы и увольнение по собственному желанию
Лысеющий француз Винсет, потрепанный министр не пойми чего (его служебные обязанности в кадре ограничиваются разрезанием красных ленточек и сокрытием початых бутылок от нежданных посетителей), отправлен завистниками на заслуженный отдых. Министерское наследство подвергается немедленному разграблению. Молодая сожительница экс-чиновника отходит некоему «серому кардиналу» при шелковом кашне и ручном леопарде, старушка-секретарша и официальные подарки (среди которых есть даже африканская птица тукан) - счастливому преемнику.
А сам Винсент, практически нищий, почти бездомный и совершенно беззаботный, начинает привольную жизнь отставной козы барабанщика.
Не откроем большого секрета, если скажем, что режиссер Иоселиани, певец интеллигентного безделья, концептуальной лени и осмысленного пития, своим новым фильмом вторгся – и довольно глубоко! - на территорию другого противника скуки и обязаловки, Жака Тати. Очевидно, что своей подпрыгивающей походкой, трогательно-консервативной страстью к пиджакам и бастеркитоновской невозмутимостью горе-бюрократ Винсент и вправду похож на дядюшку Юло, вечного фигуранта комедий Тати. Но дело, в общем-то, даже не в этом, а в умении делать серьезную мину при игре в дурака, которая и составляет соль картин Тати и многих кинозарисовок Иоселиани (тот же хитрый блеск глаз наблюдался у мэтра и тридцать лет назад - в «Пасторали», к примеру).
«Сады» сняты как бесконечная прелюдия к гэгу, который, разумеется, так и не наступает (неужели Отар Давидович может допустить такую пошлость!). Иоселиани отказывается от крупных планов и принципиально упирает на долгие, без склеек, эпизоды.
В них тонет миллион мелких смешных деталей (непросто, скажем, заметить, что персонаж, напивающийся сильнее всех – его играет Сам - притрагивается лишь к воде). Но, собственно, эта затянутость сцен и создает ощущение комичной неловкости всего – от министерской охоты на ручных кабанов до флирта героя с уборщицей и самогоноварения. О выпивке, конечно, стоит сказать особо. Иоселиани знает, что он силен в застольных сценах и лихо ими злоупотребляет - если заменить каждый глоток на удар, из «Садов» вышел бы неплохой гонконгский боевик. Впрочем, это и без того жестокое кино: понимать, что тебе-то до пенсии еще лет тридцать ныкать бутылки под рабочим столом – невыносимо.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.