24.11.2006 | Театр

Король в бреду

На фестивале "Сезон Станиславского" сыграли "Короля Лира" в постановке Льва Додина из питерского МДТ

Лев Додин, чей статус «главного в России» уже не нуждается в подтверждениях, чем дальше, тем более ставит спектакли обескураживающие – как будто бы совсем простые, без эффектов и парадоксов, словно разыгранные на клубной дощатой сцене кочевым театром. Так было несколько лет назад с «Дядей Ваней», так вышло и сейчас с «Лиром», репетировавшимся не один год.

И нетеатральные люди, пришедшие «приобщиться к великому», выходя из театра, растерянно спрашивали театралов: «Это что, теперь так ставят, да?» И им отвечали: «Да, теперь так». Теперь в ходу простота. Но в ней какие-то свои секреты.

Покойный Давид Боровский, успевший оформить додинского «Лира», собственно, так его и увидел: почти в сарае, на пустой сцене со стенами, перекрещенными иксами деревянных балок. Только в угол воткнуто раздолбанное, с сорванной крышкой пианино. Да артисты, в свитерах и ветровках с капюшонами похожие на геологов, выносят с собой несколько складных парусиновых стульев. Это будут троны.

Лира играет Петр Семак и выглядит в этой роли совершенно неузнаваемым. Сорокапятилетний улыбчивый жовиальный мужчина теперь медленно идет по залу шаркающей походкой, рассматривая зрителей, заглядывая им в глаза, кому-то кивая, кого-то гладя по голове. Седая борода, длинные волосы собраны в хвостик, выжаренное на солнце смуглое морщинистое лицо с бровями, постоянно приподнятыми скорбным домиком. Белая хламида с накрученным на шее длинным черным шарфом доходит почти до полу, видны только ноги в теплых носках безо всякой обуви.

Этот могучий Лир, немного напоминающий Де Ниро, уже бывал бит жизнью, и сильно. Бог знает, зачем он устроил все эти разборки с дочерьми, каким хотел их подвергнуть испытаниям.

Во всяком случае, заученным словам любви, которые без воодушевления произносят старшие дочери, он, как и все прочие, не верит. Наоборот, глумливый старикан, сидевший до того спиной к залу, чтобы слушать трех стоящих перед ним красоток в белом, тут оборачивается к публике, выпучив глаза и высунув язык: видали, мол, как врут-то!

Его любимой дочери, совсем юной смешной пухленькой Корделии (Дарья Румянцева), первое испытание предстоит пройти прямо сейчас, перед нами, когда Лир спрашивает двух искателей ее руки – королей Бургундского и Французского, – кто из них готов взять проклятую им дочь без приданого. Кажется, не было еще спектакля, где именно этот эпизод был решен как ключевой, а у Додина в этой сцене вспоминаешь о Достоевском. Тут совершенно ясно: с молодым длинноволосым и бородатым королем Бургундским (Алексей Зубарев) у Корделии была взаимная любовь. В нем-то она была уверена. Но теперь, обнимая и утешая ее, любимый объявляет, что с проклятьем и без приданого взять ее в жены не может. Тогда и выступает вперед седой благообразный король Французский (Игорь Иванов), с вежливой комплиментарной речью старого сластолюбца и извращенца, с жестоким прищуром хозяина, которому нежданно повезло: ему упала в руки роскошная добыча, на которую нет претендентов. Теперь с ней можно делать что угодно. Шут выскакивает защитить девочку, но француз немедленно отшвыривает его прочь, старшие сестры со слезами бросаются к маленькой упрямице, уговаривают ее помириться с отцом, но Корделия, с расширенными от ужаса глазами, уже идет за властным господином в шляпе. Страшно представить, что с ней теперь будет.

Для шекспировского спектакля, как это теперь принято, текст «Короля Лира» переведен заново: Дина Додина сделала неузнаваемый для нашего слуха резкий прозаический перевод, такой же грубый, как и вся «натуральная» жизнь этой Британии, напоминающая жизнь хипповской общины.

И если разъяренный Лир стаскивает со стула не угодившую ему дочь за волосы, то спорящему с ним Кенту он орет в сердцах: «Да пошел ты в жопу!» А шут (Алексей Девоченко) – бритоголовый и верткий насмешник в котелке, беспрестанно бренчащий на пианино, – споет издевательски, на манер жестокого романса: «Такой вот король… И ведет себя, как…» – «Дурак?» – простодушно спросит Лир. «Мудак!» – яростно выпалит шут и еще грохнет по клавишам.

Дальше история катится как-то странно, чем дальше, тем больше теряя подробности, опуская из шекспировской пьесы множество деталей, обеспечивавшие причинно-следственные связи.

Смерти, убийства следуют одно за другим, как и почему они произошли – не всегда понятно. Важно, что умерли. И когда в последнем акте из шекспировского действия исчезает шут, Додин дает понять – его тоже убили. Теперь веселенькие мелодии механическое пианино наигрывает само, а Лир, глядя на беготню клавиш, говорит печально: «Мой мальчик…».

Все это напоминает видения старого короля, сошедшего с ума от горя и вины. В финале предпоследним его видением будут три красавицы-дочери в белых платьях инфант с кринолинами и высокими воротниками. Девушки смеются и танцуют жеманно, как фигурки из музыкальной шкатулки, а между ними ходит счастливый папа в одних подштанниках, покручивая в руке хвост длинного шарфа. Следующим видением уже будет Лир среди трупов трех своих дочерей. Механическое пианино продолжит играть веселенький мотивчик.

Источник: "Газета. ру", 23.11.2006,