09.08.2005 | От копеечной свечи...
Конституционная червоточинаИли повесть о том, как по небрежности повара рухнул план государственного преобразования
Ранним утром 9 марта 1812 года в Зимнем Дворце в Петербурге император Александр I собирался завтракать. Основным блюдом должны были быть поданы обыкновенные куриные яйца, которые Александр привык вкушать по совету «бабки», императрицы Екатерины Великой. Это излюбленное императором кушанье должны были сменить свежие, первого в этом году урожая, яблоки крымского сорта - именно его Александр ценил больше всех других. Яблоки подавались к столу так, как Александр любил - прямо на ветке. В то время как император с нетерпением ожидал любимого угощенья, к нему в покои поднимался один из немногих сотрудников, пользовавшихся особым доверием, кому позволялось являться «без доклада».
Михаил Михайлович Сперанский был всего-навсего сыном священника, но, будучи по основному образованию определен учителем физики и математики при детях князя А. Б. Куракина, быстро обнаружил незаурядные способности к государственным делам. Уже в 1802 году он исполнял обязанности статс-секретаря Министерства Внутренних Дел (т.е. составлял для государя различные бумаги и доклады по делам своего ведомства), где и обратил на себя внимание императора. Тогда-то, под шефством министра графа Виктора Павловича Кочубея – одного из «молодых друзей» императора, обсуждавших в Негласном комитете планы радикальных преобразований, Сперанскому и поручили составить план устройства судебных и правительственных мест в империи.
Проект этот остался неопубликованным, так как заключал в себе новации, очевидно навеянные европейской «конституционной заразой», такие, как свобода «всех состояний государства» (т.е. сословий), участие их в законодательном процессе и так далее. Мысли, подобные этим, распространились по Европе вместе с хрустяще-хлюпающим звуком падающей гильотины, а потому не вызывали теплых эмоций у монархов Старого Света.
Личное знакомство Сперанского с Александром произошло в 1806 году, когда Михаил Михайлович стал ездить с докладами к государю вместо часто болевшего графа Кочубея. Император нашел в простом «поповиче» интересного собеседника, с которым можно было обсудить судьбы России и планы будущих преобразований. Целые вечера напролет проводили они за чтением трактатов, посвященных управлению государством и за их последующим обсуждением. В окружении Александра Сперанского не любили по многим причинам. Консерваторы были убеждены, что ограничение прерогатив самодержца сословным представительством будет для России катастрофой. Потомственная аристократия была в бешенстве после подготовленного Сперанским Указа от 3 июля 1810 года, согласно которому малолетние отпрыски знатных родов больше не могли начинать служебную карьеру во младенчестве. Указ же от 9 июля не давал права подниматься по карьерной лестнице только за выслугой лет – теперь чиновникам полагалось иметь университетский диплом или подвергнуться ряду экзаменов. Наконец, и те, и другие считали Сперанского зазнавшимся выскочкой.
Поднимаясь 9 марта в личные покои Александра, одетый в обыкновенный серый сюртук, держа в руке кожаный портфель, Сперанский был невероятно серьезен и сосредоточен, как солдат, идущий в атаку. В то время, как погруженный в свои мысли, верный государственный секретарь спешил к своему государю, последний оторвал с ветки яблоко и со словами «Налимчатые! Хорошие мои!» впился зубами в сочный плод.
После этого император неожиданно побелел, схватился за живот, послал за врачом и приказал никого к себе не пускать. Оказалось, что на кухне слишком спешили подать Александру завтрак и не заметили червяка, оказавшегося на беду в том самом яблоке, которое первым угодило в монаршьи руки. Александр отличался нестойкой психикой и шевелящийся во рту червячок вызвал у государя сильнейшее нервное расстройство.
Императорский камердинер Иван Иванович Смирнов был невероятно предан Александру, однако не отличался ни умом, ни чувством такта. На доводы Сперанского, что «прожект Конституции» - дело государственной важности, не терпящее отлагательств, возразить Смирнов ничего не смог и, несмотря на запрет, пропустил его к Александру. Сперанский пробыл у государя около часа. Из императорских покоев он вышел бледным, дрожащим, чуть не плачущем. Едва ли он чувствовал себя лучше, чем лежащий в окружении врачей Александр.
Либеральный проект Конституции был отвергнут.
Александр неожиданно изменил свое отношение к программе государственных преобразований и пришел в ярость, лишь только увидев несчастного Михаила Михайловича. Уже через неделю Сперанский был снят со всех постов и отправлен в ссылку, в Нижний Новгород. Придворные ликовали по поводу его неожиданного падения. Неограниченное Самодержавное правление продолжалось…
Когда б не подлый червяк, не исключено, что государь был бы менее склонен прислушиваться к доводам противников Сперанского, и Россия приобщилась к конституционному опыту на сто лет раньше манифеста 17 октября 1905 года. Впрочем «План государственного преобразования», составленный скрупулезным поповичем, пожалуй, сделал бы ненадобной и саму революцию 1905-года. Жаль, царские повара оказались невнимательны.
Автор признателен В. Максакову за предоставление материалов, необходимых для написания статьи.
Особенно же меня тронуло интервью режиссера Юрия Норштейна. Это чудесно, когда человек настолько равен себе. Среди самых важных слов Норштейн называет пространство, мироздание, мироощущение, возвышение.
Народ смотрел на Скопина как на богоданного спасителя от бедствий смуты. Взбалмошный Прокопий Ляпунов даже отправил к нему послов с предложением самому венчаться на царство, от чего Михаил Васильевич решительно отказался.