26.10.2006 | Архив "Итогов" / Общество

Фамильная галерея

Много ли найдется чудаков, желающих в третий или десятый раз разглядывать одни и те же чучела, камни или сухие листья?

Палеонтологический музей имени Ю. А. Орлова недостатка в посетителях не испытывает, даром что не слывет модным местом и расположен далеко от центра Москвы - на краю Битцевского лесопарка. Сюда приходят и во второй, и в третий, и в какой угодно раз, чтобы совершить неспешный круг по его залам.

Палеонтологический музей строили очень долго - те, кто имел к нему отношение, уже уверились, что он не будет достроен никогда. И они не очень ошибались - продлись строительство еще три-четыре года, оно дождалось бы финансового краха российской науки. Но в результате столь длительного и рискованного предприятия на свет появился шедевр - здание, где архитектура и интерьеры, изобретательно и с явным удовольствием служат  основному назначению музея, превращая набор окаменелостей и муляжей в художественное произведение.

Представьте себе: пологий холм, с которого открывается великолепный вид на Битцевский лес и усадьбу Узкое. На холме за ажурной чугунной оградой (в узор которой складываются, как на гравюрах Мориса Эшера, то птеродактили, то скорпионы, то улитки) стоит здание странной формы, напоминающее замок.

Войдя в него и миновав фойе с гардеробом, билетной кассой и лотками книг и сувениров, вы поднимаетесь по короткой пологой лестнице к невысокому барьеру, и перед вами вверху и внизу разверзается бездна...

Казалось бы, простенькая идея: зеркальные пол и потолок отражаются друг в друге. Но я не знаю другого места, где можно было бы вот так, не фигурально, а в самом прямом смысле заглянуть в бесконечность. Ощущение настолько сильное и полное, что у многих посетителей просто подкашиваются ноги (для того и барьерчик).

Противоположную от барьерчика стенку Бездонного Колодца образует цветное керамическое панно-рельеф: стилизованные, но вполне узнаваемые животные и растения сплетены в Древо жизни, увенчанное медальоном с изображением представителей Homo sapiens - молодой женщины с ребенком. Столь выделенная позиция данного вида заслуживала бы упреков в антропоцентризме, финализме и прочих смертных грехах. Но благодаря зеркалам Бездонного Колодца вся композиция повторяется бессчетное число раз - и нет уже никакого "венца творения", а есть нескончаемый поток поколений живых существ, среди которых керамический кружок, словно луч театрального софита, выделил нас...

Впрочем, ассоциации и истолкования могут быть разными. Для нас же сейчас важно другое: экспозиция научного музея начинается (и заканчивается) не подлинным ископаемым, даже не пояснительным текстом или схемой, а чисто художественным произведением, под которое отведена целая башня.

Работы художников сопровождают по всей экспозиции: то почти не замечаемыми украшениями дверей и стен (керамика, чеканка), то огромным, во всю стену, цветным мозаичным пейзажем в Мезозойском зале.

Это не прихоть, а принцип построения экспозиции: подлинные ископаемые останки - научная реконструкция - художественный образ. Музей начинает с того, что приоткрывает своим посетителям кухню представляемой им науки палеонтологии: вот что осталось от былых биосфер, вот что реально можно найти в геологических отложениях. (Впрочем, последнее утверждение несколько лукаво: выставленные здесь для всеобщего обозрения экспонаты там, в месторождении, надо было еще разглядеть в сплошной массе камня, а потом очистить от нее - работа, требующая одновременно силы каменотеса и аккуратности реставратора картин.) Рядом расположены и стенды, повествующие о том, как были добыты данные экспонаты: портреты первооткрывателей, фотографии и схемы месторождений, краткие пояснения относительно применявшихся методов. Это первый слой того, что музей готов вам показать, - документы, к которым относятся и окаменевшая ветка, и фотография места, где она была найдена.

Второй слой - реконструкция: вот так выглядел моллюск, носивший эту раковину; вот таким был ящер, от которого осталась эта кость. Если размеры и "конструкция" экспоната позволяют, то сохранившиеся части прямо вписываются в изображение несохранившихся: из подлинной раковины высовываются нарисованные щупальца. Но чаще реконструированное изображение все-таки стоит рядом с подлинными останками: вот это мы знаем точно, а вот это - предполагаем. Если наши (то есть специалистов-палеонтологов) предположения не кажутся вам убедительными, можете попробовать сами.

И тут же - третий слой, изображения художественные. Гипотезы и реконструкции как бы проверяются ими еще раз: гармоничны ли, убедительны ли такие существа, можно ли представить их живыми? А посетитель волен взять то, что ему ближе. Хочет - просто смотрит занятные картинки, хочет - сверяет углы крепления давно истлевших мышц, хочет - переносится с помощью воображения в давно исчезнувший мир (один из малых залов посвящен геологическому прошлому московского региона: что было 30, 100, 200 миллионов лет назад на том месте, где сейчас стоит музей) или размышляет над бренностью сущего. Гостю зачарованного замка позволено взять столько сокровищ, сколько он сможет унести...

И все же, что приводит в музей людей, далеких от проблем палеонтологии? Тем более сейчас, когда тех же динозавров - цветных, бегающих, рычащих - можно посмотреть хоть по видаку, хоть в каком-нибудь "парке чудес"?

Моя дочь, ставшая к своим неполным 12 годам завсегдатаем Палеонтологического музея, ответила так:

- Но ведь эти-то - настоящие.

Я, кажется, понял, что она хотела сказать. Увиденное в музее - и древние окаменелости, и реалистические картины Кайнозойского зала, и висящее между двумя бесконечностями Древо жизни - позволяет остро пережить свою принадлежность к огромному, древнему и славному клану живых существ планеты Земля. Наверное, нечто подобное должны переживать владельцы родовых замков, входя в свои домашние музеи и галереи, где вместе с живописными портретами тоже выставлены подлинные одежды и латы славных предков. Впрочем, доставляющая им удовольствие древность их фамилий -  пустяк по сравнению с древностью нашего общего рода.

Источник: "Итоги", №30, 29.07.1997,