05.10.2006 | Театр

Извивчивые господа

Прошла премьера постановки «Элизаветы Бам» – Хармс неожиданно угодил на гламурный светский прием

Конечно, если бы это шоу показывали на каком-нибудь светском приеме, если бы длилось оно минут пятнадцать, а вокруг прогуливались гламурная публика с шампанским, оно бы выглядело вполне уместно, и вопросов бы не было. Наоборот, все бы с симпатией смотрели на театрализованное дефиле, где актеры корчат рожи и скачут в костюмах Андрея Бартенева, и говорили: «Да, да, Бартенев такой же, как всегда, снова яркие цвета, обтягивающие комбинезоны и головные уборы, похожие на грибы, но зато как он радует глаз!». А потом бы кто-то прислушался и заметил: «А  ведь модели не просто какую-то ахинею кричат – это текст Хармса! Сразу видно, что режиссер Федор Павлов-Андреевич – из хорошей, культурной семьи».

Но шоу длится час-двадцать, идет на сцене профессионального театра («Сцена под крышей» театра имени Моссовета), называется спектаклем и имеет большие амбиции.

Федор Павлов-Андреевич, светский персонаж, телеведущий, глава агентства face fashion и участник огромного количества разного рода шумных начинаний, поставил «Елизавету Бам» Хармса. Пьеса эта очень известна, за последние 20 лет многократно переиздавалась и ставилась, но режиссер объявил, что Хармса у нас забыли, и эта постановка призвана вернуть писателя в культурный контекст, тем более, что как раз в эти дни главному русскому абсурдисту исполняется 100 лет. (На самом деле 100 лет Хармсу исполнилось в прошлом декабре, но это не важно). Кроме того, спектакль Павлова-Андреевича знаменует появление нового театра, под названием «Театр-наркомфин», а его задача, в свою очередь привлечь внимание к «дому наркомфина» - разрушающемуся шедевру конструктивизма, расположенном на Новинском бульваре. Тем более, что и дом, и пьеса – одного года рождения, 1929-го. (На самом деле, «Елизавета Бам» написана в 27-м, а дом-наркомфина достроен в 30-м, но это не важно). 

Дело в том, что спроектированный Моисеем Гинзбургом «дом-коммуна», о печальной судьбе которого в последние годы кричали все историки архитектуры, наконец-то начнут реконструировать. И тогда, оказывается, в нем будет отведено место и театру Федора Павлова-Андреевича.

Вообще-то создатель «Театра-наркомфина» уже имеет небольшой режиссерский опыт. Четыре года назад он поставил пьесу своей мамы, Людмилы Петрушевской, «Бифем». Тогда театральная компания тоже была свежеобразованной и называлась «Театр кофе Амбассадор», видимо по названию спонсора. В той постановке так же режиссерская неопытность была со всех сторон подперта постановочной командой, состоящей из профессионалов -  художницы из Великобритании Нины Коби, европейской исполнительницы современного танца Антонии Гроув и композитора Павла Карманова. Тогда так же пространство казалось стерильным, а жесты и голоса – механическими. Но грандиозная пьеса Петрушевской, рассказывающая о том, как голову разбившейся в катастрофе дочери подсадили на тело матери и теперь две головы ругаются, сидя на одних плечах, - работала сама на себя. Достаточно было слышать этот текст (до того не игравшийся и не публиковавшийся в России), и никакое исполнение уже не могло помешать вашему восторгу.

С «Елизаветой Бам» - дело другое. ( Кстати, тут название спектакля -«Элизавета Бам». Как многозначительно объясняет театр: «"Э" в начале имени "Елизавета" было решено поставить сразу, чтобы этот спектакль все помнили по первой букве – "э" оборотной, в которой, конечно, спрятан сакральный смысл»). Хармсовский текст действительно сложно построен. В его основе – история о том, как двое, Иван Иванович и Петр Николаевич (тут их почему-то произносят как ИванОвич и НиколаЕвич), приходят арестовать молодую женщину Елизавету Бам за убийство, которое она вроде бы не совершала. Сюжет, согласитесь, для конца 20-х не случайный. Тут есть и прозаические разговоры, и стихи, и что-то похожее на детские песенки или просто футуристическую глоссолалию. Как, к примеру, прикажете ставить такую песню хора: «До свиданья, до свиданья. II – I II – I Растворились ворота, показались  I – I »?

Но существует традиционная школьная точка зрения: непонятное – значит бессмысленное. И такая же школьно-самодеятельная манера все непонятно-бессмысленное и ставить непонятно-бессмысленно.

А значит, все герои должны быть странно одеты, говорить не своими голосами (пищать, басить, скрипеть) с интонациями роботов, ходить на несгибающихся ногах, расставив руки или, наоборот, странно извиваться. Весь этот нехитрый арсенал уже был освоен студийным театром конца восьмидесятых, когда самодеятельные театры только брались за абсурдистские тексты. Тогда это и им, и их неискушенным зрителям казалось очень авангардным.  И вот теперь те же наивные дилетантские опыты  явились к нам со сцены «Театра-наркомфина», но уже в богатой упаковке нашего времени и укомплектованные профессионалами.

Декорации (ослепительно красное пространство с двумя металлическими бочками-башнями) сделала ньюйоркская художница Katya Bochavar (с ней Павлов-Андреевич познакомился, работая с Робертом Уилсоном),  к главной песне спектакля на музыку Соловьева-Седого («Во всем нужна сноровка…»)  заново написала слова, а потом и спела Людмила Петрушевская. За хореографию отвечали Дина Хусейн и Аня Абалихина, уже ставшие известными в кругу московского модерн-данса. Ко всему этому прибавьте игравшую у самого Додина милейшую актрису Марию Никифорову  - она исполняет роль Елизаветы Бам (а во втором составе, как указано в программке, ее сменяет Евгений Стычкин, впрочем, ни одна, ни другой, для спектакля значения не имеют). Ну и, наконец, главного участника представления – гламурно-авангардного костюмщика Андрея Бартенева.

Толстушка Бам ковыляет по сцене на одном каблуке, в красно-белом трико, натянутом, как презерватив, и с торчащей на голове черной колбасой, похожей на пенис. К груди ее прицеплена еще одна пухлая грудь, размером с подушку. Второй груди нет, но на том месте, где ей следует быть, нашит черный квадрат. Зато у еще одного героя все ноги – в многочисленных розовых трясущихся грудях, а вместо головы у него – что-то вроде гармошчатой шляпки поганки. Герой, обозначающий одновременно папашу и мамашу, выглядит, как робот, сложенный из Лего, а извивчивые господа, пришедшие арестовать Бам, носят надутые шляпки грибов-дождевиков.

Все это не ново,  да и рассматривать шесть костюмов полтора часа кряду скучно, зато понятно, что такая эффектность стоит немалых денег.

Точно определить, кто именно так серьезно вкладывается в профессиональное становление Федора Павлова-Андреевича (если не считать театра Моссовета, предоставившего площадку), так и не удается. Но, судя по благодарностям в программке, есть тут и частные благодетели (компания «Миан»), и государство (ФАКК). Ну, что тут можно сказать? PR-талантам агентства face fashion – респект. Далеко не все труппы, занимающиеся театром давно и профессионально, могут похвалиться такими благодетелями.

Источник: "Газета.ру",26.09.2006 ,