28.09.2006 | Театр
Полыхнуло под занавесФестиваль «Новая драма» завершился драматически
Как свадьба без мордобоя, так и фестиваль без скандала кажется неполноценным. Особенно фестиваль современных пьес, который многие считают заведомо скандальным мероприятием, который год протестуя против того, чтобы на сцену выходила ненормативная лексика, а так же проститутки, насильники, наркоманы, гомосексуалисты и прочие маргиналы.
Сами же создатели – драматурги, режиссеры и актеры – на пятый год существования фестиваля «Новая драма» впадают в ужасную скуку, когда снова слышат о том, что театр - учреждение культуры и материться на сцене нельзя. И только раздраженно отвечают редким уже радетелям чистоты, которые вновь заводят разговор про проституток, убийц и наркоманов: «а Достоевский в «Преступлении и наказании», по-вашему, о ком писал?».
Так что нынче испытанными «новодрамными» приемами скандала на фестивале не сделаешь. А, если учесть, что сама конкурсная программа в этом году была не слишком яркая, без очевидных лидеров, а все самое любопытное происходило на внеконкурсной обочине, ясно, как ждали, чтобы что-нибудь грохнуло, и появилась пища для разговоров. И все случилось. В первый раз грохнуло после спектакля Андрея Могучего, поставившего спектакль по пьесе Владимира Сорокина. Наутро, на встрече зрителей с режиссером в фестивальном клубе, худрук «Практики» Эдуард Бояков театрально объявил, что ему звонил Сорокин, который вышел из зала посреди спектакля и находится в невероятном гневе. Говорил о том, как дорога ему, написанная семнадцать лет назад «Дисморфомания», что он воспринимает эту пьесу, как часть себя, и не желает терпеть переделок, которые позволил себе режиссер. И, стало быть, будет обращаться в суд, где защитят его авторские права. Вот это был скандал так скандал!
Все, включая режиссера, считали, что имеют дело с авангардным автором, разрушителем норм, который, не сомневаясь, сам в своей пьесе так перелопатил Шекспира, что мало не покажется. А оказалось, что все это представления семнадцатилетней давности. И теперь в бой вступает автор «Голубого сала», «Льда» и «Дня опричника», совершенно другой писатель, поднакачавший мышцы в борьбе с «Идущими вместе».
Разговоров хватило на два дня, после чего нежданно грохнуло во второй раз.
Накануне закрытия фестиваля в театре имени Вахтангова играли «Королеву красоты» - премьеру пьесы популярного ирландца Мартина Макдонаха в постановке Михаила Бычкова. Жюри очень рассчитывало на этот спектакль, полагая, что он – один из вероятных претендентов на главную премию. Половину большого зала в театре закрыли, чтобы постановка была более камерной, на сцене художник Эмиль Капелюш выстроил просторный старый дом, с огромным окном во всю сцену, за котором все время шел дождь, видно было, как в курятнике ходят куры, как летят листья и едет на велосипеде главная героиня. Историю о сорокалетней дочери, заботящейся и ненавидящей свою слегка выжившую из ума стерву-мать играли Юлия Рутберг и Алла Казанская. Зрители, смотревшие эту премьеру в рамках «Новой драмы», с любопытством сравнивали ее с другим фестивальным спектаклем по той же пьесе, поставленным пермским театром «У моста». Там старуху-мать, заевшую личную жизнь и молодость своей дочери, играл немолодой грузный актер Иван Маленьких – несколько эстрадно, но очень смешно и узнаваемо.
Так вот, когда действие уже дошло до середины и у героини Юлии Рутберг начала намечаться личная жизнь, за окном ирландского дома стало заметно все больше разгоравшееся пламя. По внутренней трансляции глухо говорили: «на сцене пожар, на сцене пожар…», в зале запахло гарью, потом кто-то уже громко крикнул: «Пожар!» и в зале включили свет.
Кое-кто повскакивал, да так и остановился посреди зала: хоть видно было, что за пластиковым «окном» пламя бьет столбом почти до колосников, но пожарный занавес не опускали и актеры мужественно пытались играть, встраивая ситуацию пожара в пьесу и обсуждая по ходу разговоров, что видимо, там горит соседний дом. Только когда твердо объявили, что спектакль прекращается и деньги за билеты можно получить в кассе, все нехотя двинулись из зала. В гардеробе зрители еще некоторое время стояли, обсуждая, не продолжится ли спектакль, когда в дверь стали вбегать пожарные, сердито бросая на ходу: «Вы что – не понимаете? Пожар. Быстро идите отсюда». По Арбату, лавируя между палатками, вслед за первыми двумя, ехали еще две пожарные машины. Театральные критики расселись в арбатских кафе, обсуждая эффектный финал «Новой драмы» и что «пожар способствовал ей много к украшенью».
Отступая ненадолго от «скандальных» сюжетов, надо сказать, что под конец фестиваля во внеконкурсной программе показали один из самых обаятельных и бесхитростных спектаклей «Новой драмы» - «Открытый круг» студентов-актеров вильнюсской консерватории. Усевшись кольцом, двадцатилетние ребята принялись по очереди вспоминать свое детство, начиная с детского сада, где мальчишки дрались, потом что говорил папа, когда по телевизору показывали сексуальные сцены, развод родителей, как мама тайно курила на балконе, недоступные компьютерные игры в доме у богатого приятеля, футбол во дворе, первый бюстгальтер, над которым смеялись еще не подросшие одноклассники, драку на дискотеке, парня, который на следующий день провожал уже не тебя, маму, некстати вошедшую в комнату во время поцелуя и так далее. Один играл себя, другие подыгрывали, потом менялись. Шло это действо на английском, иногда перемежаясь литовским и русским, которого двадцатилетние актеры почти не знали. И этот почти классический вербатим давал такое славное и трогательное ощущение единого для всех детства и юности, что расчувствовавшиеся зрители еще долго не расходились, вспоминая свои детсадовские страдания и первый поцелуй.
Завершился фестиваль все же парой маленьких подготовленных скандальчиков. Первым из которых была сама церемония закрытия, срежессированная так, что зрители с начала и до конца вынуждены были пялиться на пустую сцену, в то время, как члены жюри объявляли победителей, сидя где-то радиорубке. А лауреатам, на минутку вышедшим на сцену, голос сверху указывал: «Возьмите с пола ваш приз. Да нет, не этот, правее!».
Ну а вторым скандальчиком было то, что на «фестивале современной пьесы» приз за лучшую пьесу решено было не присуждать. Ни одна пьеса жюри не понравилась. И это выглядело весьма символично.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.