25.09.2006 | Нешкольная история
Псковская православная миссияРабота десятиклассницы Екатерины Самойленко из Пскова
АВТОР
Екатерина Самойленко, на момент написания работы - ученица 10 класса школы № 12 г. Пскова.
Работа подучила 3-ю премию на VII Всероссийском конкурсе Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".
Научный руководитель - Веденова Ольга Анатольевна.
Тема, касающаяся истории Псковской Православной миссии в годы Великой Отечественной войны долгое время была закрыта для исследования в силу того, что архивные материалы были недоступны, а позиция государства по отношению к Русской Православной церкви до 1988 года была откровенно враждебной. Эти трудности во многом повлияли на мнения современных исследователей, высказывающих даже предположение о том, что служители Православной миссии могли сотрудничать с фашистами.
Поэтому мне хочется отметить и максимально подробно осветить вклад в Победу и деятельность священнослужителей Псковской Православной миссии, участники которой духовно поддерживали псковичей и разделяли с ними тяготы оккупационного режима.
***
После Октябрьской революции начались гонения на православную церковь. Они не обошли и псковскую епархию.
В 1917-1918 гг. церкви еще не закрывались, но уже тогда начались расстрелы архиереев и священников. В период 1922-1924 гг. были закрыты мужские и женские монастыри, приписные и долговые церкви.
Годы коллективизации были ознаменованы массовым закрытием приходских церквей (с 1929 по 1933 гг. было закрыто 30%) В 1935 году новая волна чисток, направленная против так называемого «антисоветского элемента», приводит к массовым арестам и высылкам духовенства. В 1936 г. в Пскове упразднена архиерейская кафедра. В 1937 г. начинается 3-й и последний натиск.
В 1939-1940 гг. были закрыты последние храмы в Пскове и его ближайших уездах (Псков, Остров, Святые Горы). К моменту прихода германской армии в этой области не было ни одной церкви и ни одного священника, который совершал бы богослужения.
«Необходимость в Псковской Миссии была осознана Сергием, экзархом Эстонии и Латвии; сразу же, как только стали поступать просьбы из Пскова и других городов о посылке священнослужителей к этим местам». И немецкие власти весьма неохотно, долго не соглашаясь, дают всё же согласие на организацию Миссии. Выходит, что не оккупационные власти и даже не конкретно экзарх Сергий оказались в той или иной мере «зачинщиками» миссионерского движения на псковской земле. Нет, этим «зачинщиком» стал простой народ. Эти люди убедили немцев в безуспешности советской антирелигиозной пропаганды и воспитания. Они требовали церкви, священников, богослужения. Немцам нехотя пришлось уступить». (ГАПО ф. 1633, оп. 1 д. 3. л. 18. л. 163.)
Напутствуя первых миссионеров перед их отправкой в Псков, экзарх говорил: «Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетён и безличен. Придётся не только налаживать церковную жизнь, но и пробуждать народ к новой жизни от долголетней спячки, объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой, открывающейся для него жизни.
Посланники Миссии ожидали, что их глазам предстанет «пустое поле, в религиозном отношении». Но как писал Алесей Иванов, «там нашли такую напряжённую духовную жизнь, о которой за рубежом и не догадываются».
Многие из тех людей, кто жил ещё в Российской империи Романовых, бережно пронесли свою веру и упование через 2 страшных кровавых 10-летия. Но уже появилось на свет целое поколение, представители которого лишь теперь впервые в жизни видели фигуру священника, встречая её до тех пор только в карикатурах и шаржах антирелигиозных изданий.
Непосредственное устроение Православной Миссии «является всецело делом и почином самого экзарха, который, видя и полностью сознавая бедственное положение церкви в областях, освобождённых германскими войсками», начинает переговоры с представителями немецко-фашистской группировки армии «Север» об отправке в указанные районы первых миссионеров (ГАПО ф. 1633, оп. 1 д. 4. л. 32. л. 4). Переговоры были начаты уже в начале июля, т.е. как только появились первые города и районы, оккупированные германскими войсками и, соответственно освобожденные от насилия воинствующего атеизма и красного террора советской власти.
Переговоры затягивались из-за хода активных военных действий. Наконец, к середине августа разрешение было получено.
Первые 15 миссионеров из Прибалтики прибыли в Псков 18 августа 1941 г.
Миссия охватила огромную территорию от Пскова до С.- Петербурга (Ленинграда) и включала кроме Пскова, ставшего административным центром Миссии, Остров, Порхов, Опочку, Гдов, Лугу и Гатчину. На западе С.- Петербургской епархии таким центром миссионерства стала Нарва. Успех Миссии превзошёл все ожидания.
За время её существования, (с августа 1941г. по февраль 1944 г.) в огромной области, где с начала войны в июне 1941 г. церковная жизнь практически замерла, было открыто больше трёхсот приходов (с учётом южной части Псковской епархии (б. Великолуцкой обл.) и в Тверской епархии – более четырёхсот), велась просветительная и благотворительная работа.
В августе 1941 г. в Псков приехали первые 15 священников из Латвии. Через год к августу 1942 г. в Миссии насчитывалось уже 77 православных пастырей, которые обслуживали 200 приходов, а позже к январю 1944 г. Миссия насчитывала уже 175 священников и 9 мирян – миссионеров, всего с учётом монашествующих, не имеющих сана, - более 60 человек. К 1944 году на этих землях было открыто не менее 320 храмов. Кроме того, на юге Псковской епархии миссионерами было открыто 18, а на территории Тверской епархии ещё 81 храм.
Начальником управления миссии ответственный настоятель рижского кафедрального собора протоиерей Кирилл Зайц. Для управления церковной жизнью и духовного окормления христиан этих областей и было образованно Управление Миссии. Ею были возрождены благочиннические округа. Управление Миссии состояла не только из духовенства, но и светских лиц. Характерно для Псковской Миссии то, что наряду с миссионерами – священниками на «ниве Божией» трудились миссионеры – миряне.
Для координации «соотношений центра миссии с подведомственными ей районами для надзора за работой местного духовенства» были определены благочинные по районам. В Псковском районе – свящ. Н. Жунда, в Островском – свящ. А. Иоанов, в Новгородском прот. В. Николаевский, в Порховском и Дновском свящ. В. Рушаков. В Гдовском – свящ. И. Лёгкий и др.(ГАПО ф. 1633, оп. 1 д. 3. л. 20).
Региональная политика немцев в оккупированных территориях определялась, вероятно, несколькими соображениями: во-первых дарованиями религиозной свободы достигалась пропагандистская цель; во-вторых, ставилась цель умиротворения и получения симпатий местного населения; в-третьих, у Германии имелись православные союзники (Румыния, Болгария). Жизнь всех религиозных общин (в том числе православных, как в самой Германии, так и на оккупированных ею землях) контролировалась.
Однако, не смотря на жесткий административный и финансовый контроль за деятельностью Церкви (и, в частности, Миссии) со стороны германских властей экзархата за два с половиной года удалось достичь многого.
Православная Псковская миссия не стала орудием контроля над русскими людьми, но, напротив, возвращая их к Церкви, укрепляла и поддерживала в условиях оккупации.
Оккупационные власти признали руководство деятельностью миссионеров со стороны экзарха митр. Сергия. Именно Миссия, а ни какой-либо административный светский орган, отвечала за каноническую проверку духовенства и его политическую деятельность. Миссия признавалась частью Русской Православной Церкви, а не автономной церковной структурой – это было важным достижением экзарха в борьбе за независимость русских православных приходов.
Финансировалась работа Миссии исключительно пожертвованиями верующих, священники – миссионеры никакого жалования не получали. Православные церкви в Прибалтике и Польше оказывали Миссии некоторую помощь: из Риги присылались церковные облачения и богослужебные книги. Но помощь, как и контакты с Ригой, не были регулярными.
С ростом Миссии ухудшались отношения митрополита Сергия с немцами, такой успех в их расчёты не входил. Весной 1944 г., когда советские войска стояли уже на границах Прибалтики, а кое-где и перешли их, многим был ясен исход войны, окончание её (явно не в пользу Германии) было лишь вопросом времени, 28 апреля 1944 г. Экзарх митр. Сергий был убит.
Машина, в которой он ехал по пути из Вильнюса в Ригу, была расстреляна на шоссе близ Ковно людьми в немецкой военной форме. С ним были убиты его шофёр и двое сопровождавших. Расследование было крайне поверхностным. Официально было объявлено, что митрополит был убит партизанами, однако официальные документы немецкого министерства, занимавшегося вопросами Церкви в оккупированных областях, по мнению исследователей, скорее свидетельствуют об убийстве его агентами гестапо. Осенью 1944 г. началось восстановление советской власти в Прибалтике, и жизнь сотрудников Миссии вступила в новый этап – мученический. Все они. Кроме нескольких, ушедших на запад, были арестованы.
Возрождение приходской жизни
Первые посланники Миссии прибыли в Псков вечером 18 августа 1941 г. И сразу же попали в Троицкий кафедральный собор на богослужение, которое совершалось под великий праздник Преображения Господня. С прибытием первой группы священников, членов Миссии, «началось настоящее устроение церковной жизни. Пастыри – миссионеры с ревностью взялись за возложенные на них обязанности» (Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50).
Первые дня были посвящены приведению в должный вид главного храма города – Троицкого кафедрального собора. Несколько последних лет в нём находился атеистический музей.
Из подвального храма – усыпальницы «безбожниками были выброшены и поруганы останки псковских святителей и других именитых людей Пскова. Всё это собиралось, очищалось, «водружалось на должное место». Из городского музея (Паганкиных палат) в собор было передано множество священных предметов, церковной утвари, святых икон, в том числе чудотворные: блгв. Кн. Всеволода, а чудотворная Тихвинская икона Божьей Матери была привезена немцами из Тихвинского монастыря и так же была передана собору. На колокольню были возвращены колокола.
После восстановления Троицкого собора началось возрождение и других храмов города. По архивным описаниям церковной жизни, в декабре 1943 года в Пскове совершалось богослужение в восьми церквях: в кафедральном соборе, в Михайлово-Архангельской церкви, в Дмитровской, в Алексеевской, Варлаамовской (в ней служил о. Константин Шаховской), Казанской, Бутырской и нерегулярно в Иоано-Богословской церкви (Санкт - Петербургские еп. Ведомости № 26 – 27).
Большинство священников Миссии разъехались по районам, чтобы « …зарекомендовать себя на местах (Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50). Но и там они не сидели, а перебирались в самые глухие закоулки. Всюду миссионеры быстро находили взаимопонимание с населением, вникая в нужды, помогая ему примерами и советами, выполняя главную задачу, которую ставил перед ними экзарх Сергий – налаживание и упорядочение церковно-приходской жизни (Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50).
Служение на приходах требовало от священников нечеловеческих усилий. Причем каждому из них приходилось окормлять по два-три прихода, в 1942 г. на 221 храм Миссии приходилось 84 священнослужителя (ГАПО ф. 1633, оп. 1 д. 10. л. 19. л. 4.).
Свидетельства того времени показывают переполненные храмы, когда порой не все верующие могли вместиться под церковными сводами небольших сельских, провинциальных церквей и «…все остальные сотни стояли во время богослужения у порога на паперти и вокруг, жадно прислушиваясь к каждому возгласу из алтаря» (Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50).
Ярко описаны условия пастырского служения в г. Острове в воспоминаниях о. Алексия Ионова. В воскресный день служба начиналась в 7 часов утра и заканчивалась для настоятеля едва ли не вечером – в 4 часа дня! Сразу же за оной литургией приобщались св. Тайн от 500 до 800 человек. Их же о. Алексей исповедовал – разумеется, в общей исповеди. «Крестили до 80 младенцев одновременно, совершали по 10 погребений. Венчали по 3-5 пар, как правило, в одно и тоже время (Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50). Для освящения храма порой приходилось уезжать за 30 – 40 км. А весь край, порученный о. Алексию, располагался в радиусе 50-70 км. По ответам другого миссионера, служившего в округе, охватывающим города Новоржев, Опочка, Остров, село Михайловское, Пушкинские горы и др., за период с августа по декабрь 1941 г. им было совершено более 2 тысяч «погребений с заочными проводами» (Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50). Первые цифры говорят нам и о высокой смертности населения этих районов в первые годы войны.
Издательская деятельность Миссии
Одним из активных направлений практической деятельности псковской Миссии стала издательская работа. Напечатанные издания Миссии у населения был огромный спрос. Однако полностью обеспечить ими всех верующих было трудно. Это дело требовало крупных затрат. Другая трудность была связана с транспортировкой уже готовой продукции, ведь типография находилась в Риге. Издавался журнал – «Православный христианин». Начало его издания было положено в августе 1942 г., спустя год после основания Псковской миссии.
В первый год, было, издано пять номеров журнала по тридцать тысяч экземпляров каждый номер. В 1943 г. число номеров выросло до 14, хотя тираж некоторых с 30 тыс. опустился до 20 тыс. экземпляров. Кроме того печатались молитвенники (100 тыс. экз.) и накануне 1943 г. вышел Православный календарь на этот год (30 тыс.).
Журнал «Православный христианин» являлся печатным органом православной Миссии. Там печатались обращения к православным христианам митр. Сергия (Воскресенского), известия, касающиеся жизни Православной Миссии, сведения о новых назначениях и рукоположениях в священники, праздничные послания пастве.
Материалы здесь были самые разнообразные: поучения святых отцов церкви, статьи подготовленные редакцией журнала и членами Миссии, например, о. Кириллом Зайцем «Роль женщины в борьбе за Церковь Христову». Делалась даже попытка разобраться, в чём причина тяжёлых испытаний, обрушившихся на Россию, на Русскую церковь: «Русскому патриоту - верному сыну св. Православной церкви». Уделялось внимание подвигу исповедников веры, положивших душу свою за св. Церковь, за свою паству.
Благотворительная деятельность Миссии
Стараниями прихожан был создан детский приют при храме святого великомученика Дмитрия Солунского в Пскове, в котором воспитывалось 137 мальчиков и девочек в возрасте от 6 до 15 лет. Во главе приюта стоял священник Георгий Бенисен, он же возглавил и школу при храме. Школу на 80 мест при Псковской Варлаамовской церкви организовал отец Константин Шаховской. Отец Владимир Толстоухов открыл 17 начальных школ в Пушкиногорском районе. 15 школ создали священники Миссии в Красногорском округе.
В журнале «Санкт-Петербургские епархиальные ведомости» была опубликована статья «Псковское содружество молодежи при Миссии». Ее автором является Ростислав Владимирович Полчаников, преподававший 1943 году в церковной школе при Миссии Закон Божий, историю и проводивший среди псковской молодёжи христианскую просветительскую работу. Ныне Р. Полчаников проживает в США: Благодаря его усилиям, в январе сего года вышел в свет юбилейный номер журнала «Православная жизнь» №1, 2001 года (приложение к журналу православная Русь), целиком посвященный шестидесятилетию основания Псковской миссии.
Годы спустя в Советском Союзе эту деятельность назовут «религиозным растлением юношества»,
а православного пастыря о. Георгия Бенисена будут обвинять в том, например, что «он оторвал от Родины воспитанников приюта» (они покинули Россию вместе с ним) (Санкт - Петербургские еп. Ведомости № 26 – 27). Псковских, порховских, дновских батюшек обвинят в предательстве, и они получат долгие лагерные сроки.
Итоги деятельности Миссии
Миссия закончила свою деятельность в Псковском крае в феврале 1944 г. Она оказалась единственной хорошо организованной группой священников, действовавшей на оккупационной немцами территории России. На Украине, в Белоруссии, в центральных русских областях церковная жизнь возродилась в традиционных формах епархий. Русские священники, находясь под угрозой нацистского или партизанского преследования, сумели за период 1941 – 1944 гг. вернуть к церковной жизни десятки тысяч людей. Это было возращение народа к своим национальным и духовным истокам. Вопреки неудовольствию и скрытому сопротивлению германских оккупационных властей, псковские миссионеры сумели дать людям чувство горячей веры и надежду на преодоление земных скорбей во имя обретения жизни вечной.
Как наследие Миссии, на территории Северо – Запада России, всё послевоенное время, оставались действующими от половины до трети из открытых миссионерами в года войны более трёхсот храмов (от трети до половины из них были закрыты сразу после войны и в 1960-х, в годы хрущёвских гонений) вместо восьми довоенных, чудом оставшихся незакрытыми к 1941 г. храмов.
Многие из священников миссионеров после войны были репрессированы советскими органами власти и либо уничтожены, либо приговорены к длительным срокам пребывания в концлагерях СССР. Своим мученичеством эти пастыри засвидетельствовали свою верность Христу. Другая же часть священничества ушла на запад и там продолжала окормлять русских эмигрантов послевоенного исхода (второй волны).
***
Меня заинтересовало: Остались ли свидетели тех событий, знает ли современная молодежь о существовании Псковской Православной миссии в годы Великой Отечественной войны. Я написала письмо в Гдов протоиерею Михаилу (Женочкину), но ответа не пришло.
Но порой события находят человека.
С 1993 г. (с раннего детства) я посещаю храм св. Варлаама Хутынского. В процессе работы над своим исследованием я узнала, что именно в этой церкви служил один из один из активных деятелей Православной Миссии – о. Константин Шаховский). Моему удивлению не было предела, когда я выяснила, что в г. Пскове живёт дочь о. Константина – Елена Константиновна и его зять – Попов Владимир Андреевич.
О. Владимир Попов служит в небольшом храме св. Николая в Любятого и проживают прямые родственники о. Константина там же, в тихом Партизанском переулке. Я встретилась с о. Владимиром и Еленой Константиновной. Они любезно предоставили мне воспоминания об о. Константине Шаховском:
«С отцом Константином Шаховским я познакомился в 1961 году в городе Томске, где он жил после снятия с учёта спецпоселения. В местной газете «Красное знамя» появилась большая статья, в которой живописались «разврат и пьянственное житие» томского духовенства. В конце статьи автор с удивительным знанием подробностей сообщал, что в среде томского духовенства имеются не только пьяницы, но и прямые враги советской власти – например, священник – протоиерей Константин Яковлевич Шаховский. «Бежав в детстве от народного гнева в буржуазную Эстонию, он долго лелеял ненависть к советскому народу. После нападения Германии на Советский Союз он вступил в антисоветскую Православную Миссию и, пользуясь саном священника, занимался сбором данных о советских партизанах для гестапо. Палач с руками по локоть в крови, он получил заслуженное наказание – десять лет испытательных лагерей, но и по сей день льёт в своих проповедях антисоветский яд», - писалось в газете.
Хотя мне был тогда 21 год, я на опыте знал цену газетных «фактов» и захотел немедленно познакомиться с этим, как я решил, порядочным человеком. Советская действительность вызывала во мне отвращение. В огромном городе у меня было два единомышленника. Втроём мы издавали рукописный журнал, где помещали свои стихи и философские опусы. Владимир Соловьёв, символисты, Н. Бердяев, да ещё Шопенгауэр и Ницше были исходным материалом для размышлений. Мы жили надеждой, что в итоге наших «духовных» исканий будет найдена та формула, то истинное слово, силою которого кошмар коммунизма исчезнет, как «как сонм восстающего».
Пока же мы считали себя «внутренней эмиграцией», кусочком свободной России, и встретиться с настоящим «белоэмигрантом» - шанс, упустить который было бы непростительно!
Я так и сделал. Пришёл в старый двухэтажный дом в ограде Свято – Троицкой церкви, нашёл квартиру о. Константина и, представившись, выпалил, что я ( имя рек ), такой же антисоветчик, как и он. Самое удивительное, что, несмотря на такое вступление, наше знакомство состоялось. Отец Константин был опытным зэком и с порога гнал многочисленных подсадных уток, досаждавших ему, а тут, несмотря на явную провокационность визитёра, не только побеседовал со мной, но и предложил приходить ещё. Стоит ли говорить, что меня очаровал мой новый знакомый.
Это был высокий, необыкновенно стройный, уже седой мужчина с лицом, не слепленным кое – как, как все и повсюду, а выточенным тысячелетней волею породы. Рассказывая друзьям о моём визите, я восторженно перевирал, но не по существу, Пушкина «Да Шуйские бояре, Шаховские, природные князья, старинные, и Рюриковой крови!» Отец Константин оказался многосторонне сведущим человеком, и когда мы собирались втроём в его квартире, нескончаемые разговоры о литературе, лагерях, судьбе России затягивались далеко за полночь, пока, наконец, матушка Елизавета Петровна не выгоняла поздних гостей в третьем или четвёртом часу ночи. Я стал всё чащё бывать в его доме и мало – помалу предо мной раскрывался образ редкостного по душевной красоте и благородству в совершенном смысле этого слова человека.
Константин Яковлевич Шаховский родился 29 октября 1905 года в имении Шаховских Боброве, Холмского уезда тогдашней Псковской губернии. Отец его, Яков Михайлович Шаховский, был директоров Псковского сельскохозяйственного училища, и детство свое, Костя провёл в Пскове.
После октябрьского переворота Яков Михайлович, как глава Красного Креста, был арестован псковской ЧК. Жене Якова Михайловича удалось подкупить одного из чекистов, и тот прятал дело Я. М. От неистовой расстрельщицы Марии Гольдман. Мальчик Костя, чтобы узнать, жив ли отец, каждую ночь забирался на стену тюремной ограды и смотрел, как приговоренные офицеры с выбитыми из ключиц руками (чтобы не сопротивлялись) шли на расстрел с пением «Святый Боже».
Яков Михайлович не погиб. Станислав Булак-Балахович лихим кавалерийским ударом освободил Псков и оставшихся в живых заключённых местной тюрьмы. После неудачи Белой армии Н. Н. Юденича семья Шаховских переехала в Эстонию, поселившись в городе Печоры. Там Костя Шаховский закончил гимназию, и поступил на лесной факультет Тартуского университета.
Нужно подчеркнуть, что русские в Эстонии пользовались в те годы широкой культурной автономией. Трагедия 1917 года ставила перед сознанием русских людей необходимость осмыслить ёё духовные причины, и вопросы религии и духовного просвещения были как никогда актуальны. Костя участвует в Эстонском отделении русского студенческого христианского движения, знакомится с его деятелями и сам руководит кружком созданного в Печёрском крае русского крестьянского христианского движения.
В 1932 г. он поступает, а в 1935-м заканчивает Духовную семинарию при Печёрском монастыре и продолжает учёбу на теологическом факультете Варшавского университета, который заканчивает со степенью магистра в канун 2-й мировой войны.
В августе 1937 г. Константин Яковлевич женится на учительнице английского языка Елизавете Петровне Нестеровой и в том же году, 21 сентября, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы епископом Николаем Лейсманом рукополагается в диакона, а 26 сентября в священника церкви св. Георгия Победоносца в деревне Сенно Печёрского уезда. Позднее он переведён настоятелем в 4и – мучительскую церковь г. Печёры.
1940-й год трагическим образом отразился на судьбе Шаховских. Отец был арестован без предупреждения сослан в Ургенч (Туркмения), где скончался в начале войны от голода и лишений. Муж сестры – член Русского Общевоинского Союза Владимир Заркевич – расстрелян, а сама сестра с годовалым ребёнком сослана в начале 1941 года на поселение в тайгу на север Томской области. Тесть о. Константина, учитель Печерской гимназии Пётр Владимирович Нестеров был арестован НКВД и расстрелян без суда и следствия в тартуской тюрьме в начале войны. Думается, что большевистские злодеяния в Прибалтике были немаловажной причиной в решении Патриаршего Экзарха Митрополита Сергия Воскресенского дождаться прихода немцев, чтобы начать великое дело восстановления Православия, почти исчезнувшего на территории России.
Отец Константин включается митрополитом Сергием в число сотрудников «Русской Православной Миссии в освобождённых районах России» и направляется в Псков.
В Пскове о. Константин восстанавливает превращённую в склад Варлаамовскую церковь, организует воскресную школу для детей, ведёт среди прихожан большую работу по оказанию помощи больным и беженцам и даже организует многодневный крестный ход в Печёрский монастырь и обратно. Пользуясь знанием немецкого языка и дворянским происхождением, он убеждает немецкое командование разрешить местным жителям оказать помощь многочисленным военнопленным, находившимся в ужасающих условиях в концлагерях на Псковщине. Это ему зачтётся в последствии как сотрудничество с гестапо. В действительности о. Константин всегда придерживался строго церковной позиции, не шёл ни на какие компромиссы и даже отказывался служить благодарственный молебен в день рождения фюрера.
Христианский подвиг сотрудников Православной Миссии не оценен достаточно и поныне. Открытие сотен православных приходов на занятой немцами территории, рукоположение сотен священников и дьяконов вдохнуло в русскую церковь тот заряд духовной силы, который помог ей пережить любое время послевоенных лет. И заплатить, за это сотрудники Миссии должны были по самой полной мере.
Когда весной 1944 года положение германских войск на Восточном фронте ухудшилось, и немцы начали отступать, перед сотрудниками Миссии стал вопрос: Как быть дальше? Уходить с немцами, спасая себя и близких, или оставаться на своих приходах и ждать неизбежного ареста? На собрании Миссии, которое провёл назначенный после убийства митрополита Сергия епископ Иоанн, было принято решение: уходят с немцами только престарелые и немощные священники, которые заведомо не вынесут лагерной жизни; остальные остаются на приходах.
Отец Константин был арестован весной 1945 года и полгода провел в ленинградских Крестах.
По замыслу следователя НКВД Жиголя, отец Константин должен был признать себя Константин должен резидентом абвера и выдать свою агентуру, не менее 20 человек. Следователь применил весь арсенал мер: конвейер, ласточку; помещение в бокс, где нельзя было заснуть; угрозы расправиться с семьёй.
После полугода допросов отец Константин был осуждён тройкой НКВД как рядовой немецкий шпион на десять лет исправительных лагерей в Горьковской области.
Из-за множества заключённых НКВД придумал особый способ их транспортировки. Товарные вагоны сверху до низу заставлялись деревянными ящиками, в каждый из которых помещался заключённый, едва имевший возможность в этом ящике повернуться. Утром кормили селёдкой, вечером давали напиться воды. Отправка раз в сутки. Когда через две недели поезд добрался до места назначения, из ящиков охрана вытаскивала опухших, неспособных двигаться людей и множество трупов.
Годы, проведённые в горьковских лагерях, по рассказам о. Константина были самыми тяжёлыми. Работа на лесоповале, где малейшее непослушание наказывалось особой пыткой: стоять голым на пеньке под роем комаров, в самой зоне – бесчинства уголовников. Как-то зимой колонну зэков, где был отец Константин, привели в тайгу и объявили: здесь будет лагерь. Заключённые оградили себя колючей проволокой, построили бараки для начальства, а потом для себя – и всё это время спали под открытым небом, набросав на снег еловые ветки. Намного легче стало, когда отца Константина этапировали в Абезь под Воркуту. Там он встретился с товарищами по миссии, священниками о. Николаем Трубецким и о. Яковом Начисом. Они помогли ему устроиться в лагерную больницу санитаром – и это спасло ему жизнь.
В конце 40-х – начале 50-х годов в лагере было множество людей с громкими именами: ученых, артистов, музыкантов – своих и заграничных.
По вечерам бараки превращались в настоящие университеты, где можно было слушать лекции на любые темы. Врач немецкого короля выточил отцу Константину из немецких подшипников зубы, взамен выбитых на допросах, так хорошо их приладил, что о. Константин до конца жизни не обращался к зубному врачу. Удавалось устраивать в лагере и тайные богослужения, по ночам в бараках или в тайге под открытым небом, и это всегда бывало духовной поддержкой и радостью для верующих. Незабываемой осталась пасхальная служба, которая служилась заключённым епископом и несколькими священниками на берёзовом пне.
В 1954 году, когда лагерный срок пришёл к концу, отцу Константину было предложено самому выбрать место ссылки.
Он выбрал село Байдарку Томской области, где на поселении находилась его сестра Ксения. Впоследствии Ксения Яковлевна рассказала, что ей ещё не скоро удалось отучить брата сидеть на диване, по–зэковски скрестив ноги, и прятать после обеда ложку под валенок. Через пару дней в доме Ксении Яковлевны появились работники КГБ и предложили о. Константину поехать с ними.
Путешествие кончилось в Пскове, где в местном КГБ ему предложили настоятельство в псковском кафедральном Свято-Троицком соборе при условии подписки о сотрудничестве.
От Пскова до Эстонии рукой подать, а там семья, с которой он не виделся десять лет. Отец Константин ответил, что столь важный вопрос он должен обсудить с женой, и просил разрешения на три дня съездить к семье. Вернувшись после свидания с родными в Псковский КГБ, о. Константин категорически отказался от сотрудничества, несмотря на уговоры церковного начальства и угрозы КГБ сгноить его в ссылке и никогда не разрешить ему священническое служение.
Но Божий Промысел определил иначе, и с 1955 года о. Константин снова у престола Божия и совершает божественную литургию сначала в посёлке Тогур Томской области, а потом в Томске, где он продолжает своё священнослужение до 1965 года, окруженный любовью и любовью и благоговением верующих. Это не нравится власть имущим, и в 1965 г. по категорическому требованию властей архиепископ Павел Новосибирский переводит О. Константина в восточносибирский город Канск.
В следующем году О. Константин переезжает в Эстонию в город Пярну, где работала врачом его старшая дочь Елена. Однако власти, которые курировали в те годы все назначения священников, не давали О. Константину необходимой регистрации, и лишь через несколько лет правящему митрополиту Алексию Ригеру удалось назначить его на приход в деревне Ямы не далеко от Похтицкого монастыря.
Эстонский период был для отца Константина нелёгким этапом жизни. Он не мог из-за болезни совершать регулярные богослужения и скорбил от невозможности приложить свои дарования церковному делу. Изредка его навещали друзья – отец Николай Трубецкой, отцы Яков и Кирилл Начисы. Большое утешение он имел в дружбе с подвижником благочестия и исповедником отцом Вячеславом, впоследствии архиепископом Эстонским Корнилием. 4 июня 1972 года, в Неделю Всех Святых, отец Константин скоропостижно скончался. Он похоронен на старом кладбище города Пярну».
(По воспоминаниям о. Владимира Попова)
Использованная литература:
Васильева О. Ю. Русская Православная церковь в 1927 - 1943 г. // Вопросы
истории. 1994 г. №4.
Обозный К. П. Псковская Православная миссия в 1941 - 1944 гг. // Православная
община 2000 г., №1 - 2 (55 - 56).
Ионов А. Записки миссионера // По стопам Христианства. США. 1954 г. №50.
Шиаровский М. В. В огне войны РПЦ. В 1941 - 45 гг. Русское прошлое. Кн. 5.,
СПб. 1994г.
Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.
Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.