Казахстан
14.09.2006 | Кино
Потом и ЧингисханаСнятый коллективом режиссеров по идее президента Казахстана «Кочевник» заставляет вспомнить корейский театр
Давным-давно (точнее, в XVIII-м веке), когда реки были полноводнее, степи – тучнее, а кони резвее, казахские беи никак не могли договориться между собой, отчего их крепко побивали соседи-джунгары. Народ от этого, понятное дело, страдал но, к счастью, у хана родился сын-батыр Мансур, будущий собиратель казахской земли.
Мальчик счастливо избежал многих опасностей, хорошо учился сабельному бою и езде верхом, вырос молодцом, побил джунгар, женился на красавице… позвольте дальше не углубляться в подробности богатырской биографии.
Снятый коллективом режиссеров по идее президента Казахстана Нурсултана Назарбаева (об этом сообщает специальная мемориальная доска в начале и в конце фильма), «Кочевник» заставляет вспомнить разные и экзотические явления мировой культуры. Например, театр Корейской Народной Республики - щедро раскиданными по фильму угрозами в адрес трогательно неназванных врагов нации и торжественным финалом с уходящей в солнечный восход конницей. Или позднейшие эксперименты в жанре спагетти-вестернов, когда продюсеры стравливали небритых итало-ковбоев с прыгучими эпигонами Брюса Ли. И, конечно, нью-йоркскую эстраду годов эдак 20-х - тогда вместо негров в приличных местах лабали джаз крашеные гуталином белые.
Этот ассоциативный ряд, вероятно, нуждается в пояснении. Начнем с негров. Дело в том, что великого батыра Мансура играет выдающийся актер мексиканского телевидения (а в последние годы – и кино) Куно Бекер, а его брата Эрлая - Джей Хернандес (вы можете помнить его по «Хостелу» - это тот, который выжил). Для маскировки оба изрядно вымазаны благородной степной пылью и сажей (Бекер в таком виде, впрочем, дико похож вовсе не на казаха, а на братьев Чадовых). Половину других участников казахской истории играют американо-азиаты, а эпизодическую роль гадюки и вовсе исполняет некрупный удав.
Этот подлог вполне оправдан: немногие казахские актеры здесь слишком уж адекватно реагируют на сказочный сюжет, поминутно срываясь в опереточный пафос и тряся бородами так, словно они находятся на сцене ТЮЗа. А вот иностранцы упорно гнут психологическую линию несмотря на явно цирковой характер всего происходящего вокруг.
Что же касается коней и кунг-фу, то, ей-богу, казахским студиям стоит поскорее запатентовать свой оригинальный фьюжн: тут все, может, и не так головокружительно, как в китайском ву-кся, зато без тросов, CGI и прочего мошенничества. Каскадеры демонстрируют чудеса джигитовки, а когда всадники, не вставая с седла, обмениваются серией ударов ногами, это выглядит чудней даже говорящего кота — не говоря уж о крадущемся тигре. Конечно, волшебное представление безбожно затянуто, как всякий героический эпос. Но не будем занудами: ясно же, что для Бодрова «Кочевник» - это всего лишь разминка перед «Монголом».
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.