Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

02.08.2006 | Театр

Повелитель праха

Если Бог мертв, недвижен, бесплоден, человек сам должен взять на себя его функции - вот главный посыл Наджа

На главной площадке фестиваля - во дворе Папского дворца - под свинцовым грозовым небом сыграли премьеру спектакля Жозефа Наджа "Асобу". Гроза разразилась минуте на пятнадцатой. Из-за проливного дождя представление пришлось остановить, потом тоже под дождем, но уже не проливным, возобновить. Танцовщики на сцене и зрители в амфитеатре вымокли до нитки, но у первых хватило сил доиграть спектакль до конца, а у вторых - устроить овацию.

С недавних пор у Авиньонского фестиваля кроме директоров-администраторов появились еще и авторы программы - не чиновники от искусства, но именитые режиссеры. Они меняются каждый год. За Авиньон-2006 отвечает Жозеф Надж. Поскольку прославленный француз сербо-венгерского происхождения не раз бывал в России, представлять его нет нужды. Но есть необходимость кое-что в связи с ним уточнить.

Надж всегда числился по ведомству модерн-данс, но никогда не был хореографом в строгом смысле слова. Кем он был и остается - сложный вопрос. Пожалуй, все же художником.

В спектакле "Пасо Добль", тоже включенном в программу Авиньона-2006, он и приглашенный им в проект скульптор Мигель Барсело не выходят, а буквально пробиваются на сцену через глиняную стену - тугую, но податливую. Пол тут тоже глиняный, мягкий. И вот два человека на глиняной земле, два Адама, два пахаря и гончара, начинают творить. Вдохновенно лепят что-то. Покрывают глину узорами. Оставляют на ней отпечатки ног, локтей, лица. Обрабатывают ее мотыгой. Бросаются ею. Врастают в нее. "Мы оставим след на земле, потому что мы люди, а не города", - сказал как-то парадоксалист Ионеско. Надж и Барсело оставляют след. Чтобы потом, опять пробившись сквозь глину, но уже не с той, а с этой стороны, навсегда исчезнуть за стеной. Сами себе Адамы и сами себе Творцы, из глины созданные и в глину обратившиеся. Пробившиеся на часок с того света на этот. Так и не постигшие, но все же изменившие его. "На стекла вечности уже легло мое дыхание, мое тепло..."

Слово "художник" в отличие от слова "хореограф" имеет кроме узкого еще и широкое толкование. И Надж конечно же художник в широком смысле. Произведения своих любимых Бюхнера, Кафки, Бруно Шульца он тоже воспринимал всегда как глину, из которой можно вылепить все что угодно. Не как пространство для толкований, а как трамплин для полета фантазии.

Он одним из первых в современном театре (и, пожалуй, талантливее других) зафиксировал превращение режиссера из интерпретатора - пусть самого что ни на есть раскрепощенного - в демиурга, свободно и вдохновенно сочиняющего сценический мир, а потом дивящегося тому, что у него получилось.

Сыгранный в Папском дворце "Асобу" - дань памяти Анри Мишо, мало известному у нас и высоко чтимому в Европе художнику и поэту, близкому сюрреалистам, но ни к ним, ни к кому другому так и не примкнувшему. Способ его жизни в искусстве, пожалуй, ближе всего Наджу. Процесс мышления, рисования, сочинения у Мишо важнее результата. Все окончательно зафиксированное лживо. Любое высказывание содержит в себе противоречие. А если не содержит, то грош ему цена.

Надж тоже любитель выстраивать театральные антиномии и балансировать на грани смыслов. Неслучайно, в спектакле "Асобу" ( в переводе с японского - "игра") из шестнадцати танцовщиков четверо - бритоголовые исполнители японского танца буто, как нельзя лучше соответствующего этой его особенности. Ведь буто - стиль, не имеющий стиля. В нем танцовщики тоже словно из глины, и во что превратятся их тела в следующий момент, можно только гадать.

Так же как можно гадать, кто управляет ими. Уж точно не высшие силы. Ибо художественное пространство Наджа - предельно антропоцентрично. Человек есть мера всех вещей. Не он создан Творцом, а Творец придуман им. И если присмотреться повнимательнее, это пустая придумка. В самом начале спектакля за столом сидит Некто с замотанным бинтом лицом. Четверо людей то ли хоронят его, то ли воздают ему почести. Он то ли покойник, то ли Бог. Потом понимаешь - все же Бог. Просто Бог - мертв. В конце спектакля бинт размотают - а под ним деревянное идолище. Все игры человека, все его ритуалы, его грехи и возвышенные порывы, его танцы, наконец (а "Асобу", надо сказать, самый хореографичный из спектаклей Наджа: такой экспрессивно танцующей массовки я лично у него не припомню), - все это происходит в присутствии равнодушного истукана. То ли в честь его, то ли ему в укор.

Ведь если Бог мертв, недвижен, бесплоден, человек сам должен взять на себя его функции - вот главный посыл Наджа.

Здесь на сцене он чувствует себя властелином. Творцом в отсутствие Творца. Повелителем глины. Повелителем тела. Повелителем праха. Порой кажется, что если бы не фантастический, неисчерпаемый его талант, еще немного - и Повелителем мух.



Источник: "Известия",20.07.2006,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
14.02.2022
Театр

«Петровы в гриппе»: инструкция к просмотру

Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.