11.07.2006 | Архив "Итогов" / Литература
«Август» в январеО последнем стихотворении Иосифа Бродского
АВГУСТ
Маленькие города, где вам не скажут правду.
Да и зачем вам она, ведь все равно - вчера.
Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту,
известному только поезду. Где-то гудит пчела.
Сделав себе карьеру из перепутья, витязь
сам теперь светофор; плюс впереди река.
И разница между зеркалом, в которое вы глядитесь,
и теми, кто вас не помнит, тоже невелика.
Запертые в жару, ставни увиты сплетнею
или просто плющом, чтоб не попасть впросак.
Загорелый подросток, выбежавший в переднюю,
у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах.
Поэтому долго смеркается. Вечер обычно отлит
в форму вокзальной площади, со статуей и т. п.,
где взгляд, в котором читается "Будь ты проклят"
прямо пропорционален отсутствующей толпе.
Написанный за несколько дней до смерти 28 января 1996 года, "Август" как бы снабжен сразу тремя различными знаками читательского препинания. Разумеется, это точка: единственное стихотворение Бродского, датированное 96-м годом, стало его последним. Это несомненный восклицательный знак трагедии: по "Августу" можно судить, на каком подъеме находился поэт, как забирался все выше, хотя казалось, уж некуда. И наконец, это вопрос: как и почему в заснеженном Нью-Йорке он писал о жаре маленьких городов?
Обозначения временных вех встречаются у Бродского во множестве и с огромным разнообразием. Но вот имена месяцев - нечасто: на все почти 40-летнее сочинительство - полсотни с небольшим упоминаний, в заголовках же - всего полтора десятка. Здесь первенство - у зимы, еще точнее - как раз у января.
В январе случается важное: "Так долго вместе прожили, что вновь второе января пришлось на вторник..."; в январе поэт оказывается в любимых местах - Крыму, Риме, Саут Хэдли - и фиксирует это ("Зимним вечером в Ялте", "Бюст Тиберия", "Метель в Массачусетсе"); в местах нелюбимых, но незабываемых ("Прошел январь за окнами тюрьмы"); этим месяцем датировано едва ли не первое взрослое "бродское" стихотворение 19-летнего юноши - "Стрельнинская элегия" ("...И жизнь опять бежит во мгле январской"); январем 65-го помечен прошедший через всю дальнейшую жизнь - "пусть он звучит и в смертный час" - напев: "И, взгляд подняв свой к небесам, ты вдруг почувствуешь, что сам - чистосердечный дар"; в те же дни, за 31 год до того, как это произошло, было написано: "Он умер в январе, в начале года..."
Всегда есть соблазн прочесть в строках гениального поэта предсказание, расслышать пророчество, ощутить предчувствие.
К январю 96-го Бродский завершил сразу несколько важнейших дел: вышел сборник эссе "On Grief and Reason", были подготовлены для издания книги стихов - по-английски "So Forth", по-русски - "Пейзаж с наводнением". Обычно довольно медлительный в этих делах Бродский был непривычно энергичен, теперь кажется - спешил. Теперь кажется значимым и то, что именно в декабрьские-январские дни - замыкая Бог знает что, некую поэтически-жизненную параболу, что ли - он читал почти исключительно Пушкина и много говорил о нем ("загорелый подросток" - вот оно, "племя младое, незнакомое"). Я понимаю условность, субъективность подобных выкладок: назовем это попыткой рационализации горя. Так что означает август в январе?
Когда-то, в середине 60-х, август у Бродского фигурировал - дважды - как "месяц ласточек и крыш". Но затем приобрел вес и значение - попал, обернувшись женским именем, в заглавие единственной в русской литературе книги, все стихотворения которой посвящены одной женщине, - "Новые стансы к Августе". В 88-м "Дождь в августе" написан о смерти родителей: "...Втроем за ужином / мы сидим поздно вечером, и ты говоришь сонливым, / совершенно моим, но дальностью лет приглушенным / голосом: "Ну и ливень".
Свои собственные ассоциации - в данном случае любовь и смерть - поэт не забывает. Но и чужие - тоже. До января 96-го в русской поэзии был только один "Август" - пастернаковский. Цветаева и Мандельштам занимали больше места в поэтическом обиходе Бродского, Ахматова - в жизненном.
Но именно вслед Пастернаку он написал "Рождественскую звезду", вернувшись в 87-м из Стокгольма, и евангельский мотив был окрашен нобелевскими обстоятельствами. И вот - еще один повтор заглавия, а значит, исподволь - темы. Надо ли напоминать, о чем тот, пастернаковский, "Август": "Стояла смерть среди погоста, / Смотря в лицо мое умершее, / Чтоб вырыть яму мне по росту".
У Бродского ни слова впрямую о смерти, разве что жуткая вторая строка: "Да и зачем вам она, ведь все равно вчера". Но аллюзия безошибочная: в судьбоносном январе появляется страшный август.
Остается мелочь - что это за маленькие города. В контексте Бродского последних десятилетий - вроде бы его любимая американская провинция: Новая Англия или Средний Запад. Но вглядимся: специфического признака - ни одного. Совсем иное дело с прежними "маленькими городками" - это ведь самоцитата, из стихотворения 82-го года "Келломяки": "В маленьких городках узнаешь людей / не в лицо, но по спинам длинных очередей; / и население в субботу выстраивалось гуськом, / как караван в пустыне, за сах. песком..." Тут узнавание полное, и новые "маленькие города" открыто тем противопоставлены - своим вселенским и всевременным обликом. Они живут везде и всегда. Эти города звучат приглушенным голосом отца и откликаются на державное имя давней возлюбленной, над их крышами вьются ласточки, залетая к погосту, где уже вырыта по росту яма. Эти маленькие города называются жизнь, поэтический псевдоним - "Август".
В январе 96-го Иосиф Бродский не столько предсказал смерть, сколько попрощался с жизнью.
Олеша в «Трех толстяках» описывает торт, в который «со всего размаху» случайно садится продавец воздушных шаров. Само собой разумеется, что это не просто торт, а огромный торт, гигантский торт, торт тортов. «Он сидел в царстве шоколада, апельсинов, гранатов, крема, цукатов, сахарной пудры и варенья, и сидел на троне, как повелитель пахучего разноцветного царства».
В этом уникальном выпуске подкаста "Автономный хипстер" мы поговорим не о содержании, а о форме. В качестве примера оригинального книжного обзора я выбрал литературное шоу "Кот Бродского" из города Владивостока. Многие называют это шоу стенд-апом за его схожесть со столь популярными ныне юмористическими вечерами. Там четыре человека читают выбранные книги и спустя месяц раздумий и репетиций выносят им вердикт перед аудиторией.