"Турак-театр" (Франция)
10.04.2006 | Театр
Влюбленный мусорВ Москве показали спектакль «Четверо из Тюракии» – удивительные приключения старого хлама, закончившиеся свадьбой
Три недели назад Французский культурный центр в Москве начал свой новый проект «Другой театр из Франции». Первой показали «Волшебную комнату» Жан-Пьера Лароша – полное чудес, юмора и печали представление из жизни вещей и призраков. Следующим десантом в «Театре Наций» высадились «Четверо из Тюракии» Мишеля Лобю (его оригинальное название «Depuis hier» – что-то типа «Со вчерашнего дня…»).
Если спектакль Лароша жанрово идентифицировать было невозможно и поэтому пришлось ухватиться за расплывчатое определение «другой театр», то с тем, что делает Лобю, все понятно.
Это кукольный театр. Просто у нас такого кукольного театра не бывает.
Лобю, придумавший Тюракию и назвавший ее именем свой крошечный лионский «Тюрак-театр», делает своих кукол – существ, населяющих эту страну – из всякого мусора: усохшей картошки, косточек авокадо, использованных чайных пакетиков, кусков угля, мятых кастрюль, раковин каракатиц, тряпок, сучьев, обломков старых кукол… (Если кто-нибудь хочет тут процитировать ахматовское «когда б вы знали, из какого сора…», может это сделать вместо меня.)
Так вот, в маленьком зале Лобю ставит на авансцене длинный черный стол, как поступают во многих кукольных театрах (в частности, на таком столе играют спектакли Резо Габриадзе), и на него один за другим вылетают герои представления. Вылетают – в буквальном смысле, поскольку большинство из этих героев летучие, только вместо крыльев по бокам у них торчат лысоватые гусиные перья. А дальше начинается бенефис каждого из героев. Поскольку Лобю – единственный кукловод, как правило, на сцене только один персонаж (лишь сидящая сбоку молоденькая помощница то дергает за веревочки, отчего с перекладины над столом спускается еще кто-нибудь летучий, то изображает снежные или пылевые заносы – сдувает в сторону героев портативным вентилятором муку с ложечки).
Так вот, сюжета почти нет. Есть характеры. И есть невероятно выразительные герои, созданные из хлама. Причем богатая и старинная генеалогия каждого (предки: половник, бельевая прищепка, бинт, кусок тюлевой занавески) не скрывается и каждая опознанная деталь тянет за собой целый шлейф смыслов и воспоминаний. Каждая из этих вещей явно знавала лучшие времена, но всеми ими можно гордиться, как предками из захиревших, но аристократических родов.
Первый герой – с жестяной головой, торчащей из рубашки, заправленной в старые, застегнутые английской булавкой, штаны. Голова похожа на раздавленную флягу – кажется, этот нос над выдвинутой старческой челюстью был когда-то горлышком. Первый по-стариковски посмеивается, со скрежетом начищает плоскую лысину железной мочалкой, кряхтит, разминая затекшую шею, поправляет ее, звонко постукивая себе по затылку молотком, и все время что-то добродушно болтает на непонятном языке. Видимо, по-тюракски. Лобю играет как бы вместе с ним, ничуть не скрываясь - щурится, таращится, крутит головой. Похоже, все его герои – автопортреты.
Летит самолет: Лобю, надев авиаторские очки и басовито жужжа, несет над головой вафельницу с длинной ручкой. К донышку приделаны колесики, по бокам из щелей торчит два пера. Приземлившись, вафельница с щелчком открывается – в ней распрямляет шею резиновый лебедь.
Ну, конечно, происхождение Тюракии – детская игра. Всякий знает, что «настоящие вещи» – с прошлым и серьезным назначением, вроде посуды, инструментов и всякой дряни, найденной на улице, – для ребенка гораздо ценнее любых игрушек, ведь они многозначны.
В спектакле есть некий условный сюжет: первый герой находит потерянную кем-то розовую балетную туфельку, на которой написано нечто, похожее на имя: «Вишендзи». Он опрашивает всех, сидящих перед ним в первом ряду, недоверчиво рассматривает их ноги, беспокойно выкрикивает в зал: кто тут Вишендзи? Никто не откликается, и Первый пускается вплавь на подушке, засунув за шиворот палку с тряпками вместо мачты с парусом и крутя как руль бобину для кинопленки, чтобы найти прекрасную Вишендзи. Каждый из следующих героев тоже несет туфельку и тоже ищет Вишендзи.
И они ее находят – корову из большущего пятнистого бидона с головой из старого разбитого ботинка с розоватым мыском. Находят и ее жениха – быка из железной канистры для бензина. Его морда была сделана из эполеты с висящей, как борода, бахромой, а хвост – из старой кисти от портьер. Хвост гулко бил в бока канистры – жених волновался.
Ну а дальше была свадьба. Четвертый хлопотал: доставал зеркало невесте, намазывал ей подметку губной помадой, вешал на рога подвенечную шелковую комбинацию, кому-то звонил с отчетами, подстригал бахрому жениху. Сверху спустился футляр с фарфоровыми фигурками жениха и невесты – они качались и мычали. Загудел вентилятор, на новобрачных посыпались бумажки, как лепестки свадебных цветов, и спектакль закончился.
Потом к Лобю побежали дети, которых даже на вечернем спектакле оказалось много, а он стал кокетничать и хитрить, будто не понимает, что у него просят автограф. «Вишендзи!» – кто-то крикнул из зала. «Вишендзи?» – обрадовался Лобю, будто узнал растерянную девочку, и тут же дал ей автограф.
Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.
Вы садитесь в машину времени и переноситесь на окраину Екатеринбурга под конец прошлого тысячелетия. Атмосфера угрюмой периферии города, когда в стране раздрай (да и в головах людей тоже), а на календаре конец 90-х годов передается и за счет вида артистов: кожаные куртки, шапки-формовки, свитера, как у Бодрова, и обстановки в квартире-библиотеке-троллейбусе, и синтового саундтрека от дуэта Stolen loops.