Авторы
В издательстве «Русский путь» вышли «Дневники» протопресвитера Александра Шмемана, клирика Православной церкви в Америке, проповедника и богослова, в течение 20 лет декана Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке, превратившейся под его руководством в одну из лучших богословских школ православного мира.
В советские годы имя Шмемана в России знали немногие:
работники патриархии, участвовавшие в переговорах о предоставлении Русской митрополии в Америке статуса автокефальной церкви, слушатели радио «Свобода», где он на протяжении ряда лет еженедельно читал проповеди (причем фамилия его ни разу не называлась), да сбитые в тайные кружки православные «диссиденты», которые на свой страх и риск даже переводили его книги на русский язык. Одну из первых, «За жизнь мира», перевели еще в начале 70-х, и она ходила в списках по рукам, а отец Александр правил попавший к нему экземпляр, изумляясь и радуясь, как теперь видно из дневников, что его «кто-то читал там».
Потом, когда с началом Перестройки в России появились книги парижского издательства ИМКА-Пресс, среди них можно было обнаружить и работы протопресвитера —
и вот теперь толстенный том «Дневников», охватывающих период с 1973 по 1983 год, последнее десятилетие жизни священника.
«Открываю эту тетрадь буквально как зеркало — чтобы убедиться, что я еще есть», — пишет человек, измотанный административной текучкой, задерганный бесконечными просьбами «совета» и «духовного общения», вынужденный выступать на многочисленных конференциях, отвечать на пачки писем, писать лекции для семинарии, «скрипты» для радио и — урывками — «свое», то, что чувствует и думает, что считает делом жизни.
Тезисно это самое «свое», сердцевина богословия Александра Шмемана, разбросано по всему дневнику.
Одно из главных направлений мысли о. Александра — критика «исторического православия», тупиковых, на его взгляд, явлений, в которых многие ошибочно видят «саму сущность православия».
В первую очередь, это «какое-то «бабье» благочестие, пропитанное «умилением» и «суеверием» и потому абсолютно непромокаемое никакой культуре». То есть редукция веры к отдельным, и не всегда самым важным, ее составляющим, например, к поклонению святым или к участию в «красивой службе». По мысли автора, это ведет к потере православием и, шире, христианством своей эсхатологической сути — одновременной направленности на здесь и сейчас и на «Царство будущего века», когда знание и опыт второго целиком зависят от первого. А уже это, в свою очередь, ведет к подмене православия различными идолами, чаще всего — национализмом «в его худшей языческой (кровной) и якобинской (государственно-авторитарной негативной) сущности».
При этом историческое православие начисто лишено самокритики, оно «пронизано комплексом самоутверждения, гипертрофией какого-то внутреннего «триумфализма», с горечью пишет о. Александр.
Трагизм православной истории видят всегда в торжестве внешнего зла: турецкого ига, измены интеллигенции, большевизма. И «никогда — во «внутри». И пока это так, никакое возрождение православия, считает богослов, невозможно.
В дневниках Шмемана подняты столь насущные для православной церкви проблемы, что по инициативе ответственного редактора газеты «Церковный вестник» Сергея Чапнина в Издательском совете РПЦ на прошлой неделе даже состоялась дискуссия, посвященная выходу тома. В разговоре приняли участие ректор Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета (ПСТГУ) протоиерей Владимир Воробьев, церковный историк, преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии протоиерей Георгий Митрофанов, главный редактор радиостанции «Град Петров» (Санкт-Петербург) протоиерей Александр Степанов и сотрудник Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Даниловом монастыре игумен Петр (Мещеринов). Сергей Чапнин и прот. Георгий Митрофанов предложили попытаться разглядеть в размышлениях православного богослова «положительную программу» действий, отметив, что восприятие этой книги может стать своеобразным «тестом» для нашей церковной жизни – тестом на способность к духовному творчеству. Впрочем, все сошлись на том, что разнообразие поставленных Шмеманом вопросов столь велико и подняты они «в такой кричащей остроте», что требуют дальнейшего обсуждения в самых широких церковно-общественных кругах.
Не нужно, однако, думать, что о. Александр видел недостатки только «исторического православия». Западному христианству от него доставалось не меньше — в основном за «какое-то коренное, так сказать «безвыходное», благополучие… лучше сказать — неисправимую «буржуазность»…»
«Запад решил, что христианство призывает к борьбе с бедностью, то есть к замене ее хотя бы относительным «богатством» или хотя бы «экономическим равенством» и т.д. И на это уходят все силы души…» Проверка исторических форм христианства — даже не столько в Церкви, считает богослов, сколько в культуре. «Культура и есть тот мир… который христианство судит, обличает и, в пределе, преображает». Между тем,
христианство очевидным образом «проиграло» культуру: что оно в современном мире, как не «уголок», куда заглядывает все меньше и меньше людей? Вся история конца XIX и всего XX столетия — история взрывов, поляризаций, войн, восстаний, тупиков — свидетельствует о том, что почти никто не рассматривал христианство как возможный выход из всех этих тупиков.
Христианство «проиграло» культуру в огромной степени из-за того, не раз повторяет Шмеман, что людям, ждущим веры, Церковь предлагает «религию». Ходите в храм, причащайтесь, «стройте» приход, участвуйте в церковной жизни, призывают священники. «Но в том-то ведь и дело, что никакой своей жизни у Церкви нет, а если и есть, то довольно призрачная», — убежден о. Александр. Центр церковной жизни — Христос, опыт Царства Божия, и вопрос, сможет или не сможет церковь вернуть в свою жизнь эсхатологическое измерение, вот эту самую радость о Христе, есть вопрос ее выживания. «Где, как, когда извратилась, замутилась эта «тональность» христианства, — задается вопросом богослов, — или, лучше сказать, где, как и почему стали христиане «глохнуть» к ней? Как, когда и почему вместо того, чтобы отпускать измученных на свободу, Церковь стала садистически их запугивать и стращать?»
Сам он далек от какого бы то ни было религиозного ригоризма и чрезвычайно свободен во всех своих оценках. Возможно, именно так и должен вести себя человек цельного христианского мировоззрения, объемлющего все стороны жизни, каковым, несомненно, был о. Александр.
Несмотря на всю свою критику исторической Церкви, он никогда не сомневался в том, что полнота истины — в православии. Ибо «в нем не предано ни одно из основных «измерений» творения: ни мир (космос), ни человек в его единственности (антропология), ни история, ни эсхатология. Все сходится в целом, но так, что не повреждена ни одна из частей».
До самых последних дней он питал к жизни неослабевающий интерес. Он пристально следил за политическими событиями во всем мире, ругмя ругал Запад за гедонизм, за фарисейство, за отождествление свободы с наживой, за левизну, за полное отсутствие идеала, мечты. Но никогда не обольщался «преображением земли в небо». «В истории, на земле возможно только культурное «возделывание», — писал он. — Условие культуры — свобода, терпимость, принципиальный «плюрализм», моральная чистоплотность, «уважение к личности». И еще: «В мире все лично, сам принцип коллективного дьявольский».
Он необычайно много читал, на разных языках, и очень подробно, с цитатами, излагал свое мнение о прочитанном. Дневники и были заведены отчасти для того, чтобы «сохранить в себе все, не дать себе сузиться до чего-то одного: «декан Св.-Владимирской духовной академии», «литургист» и т.д.». Он постоянно перечитывал русскую классику, его размышления о Пушкине, Гоголе, Толстом, Набокове, о котором он собирался написать большую работу, поражают глубиной и филологической хваткой. Он встречался с перебирающимися на Запад диссидентами, эмигрантами «третьей волны», представителями Русской православной церкви, о которых оставил меткие характеристики, близко дружил с Солженицыным — многие страницы дневника посвящены разбору его взглядов, его «великой роли» и его «ошибкам».
Записи Шмемана придают нашей «советской» жизни 70-80-х годов новый объем и новые краски, позволяют на многое взглянуть иначе, даже на сотрудников Отдела внешних церковных связей РПЦ: еще бодрого в те времена о. Виталия Борового — теперь легендарного старца, чья книга "Быть свидетелями Христа" тоже только что вышла в свет; или совсем молодого (29 лет!) о. Кирилла — теперь известного всем митрополита Смоленского и Калининградского.
Отец Александр живо переживал многие события, которые для нас, в те глухие годы, оставались непроницаемыми. Так этот человек, строго говоря, никогда не бывавший в России — он родился в 1921 году в Ревеле и ребенком был увезен родителями в эмиграцию, — возвращает нас, как это ни парадоксально, к самим себе.
Книжный сериал Евгении Некрасовой «Кожа» состоит из аудио- и текстоматериалов, которые выходят каждую неделю. Одна глава в ней — это отдельная серия. Сериал рассказывает о жизни двух девушек — чернокожей рабыни Хоуп и русской крепостной Домне.
Они не только взяли и расшифровали глубинные интервью, но и нашли людей, которые захотели поделиться своими историями, ведь многие боятся огласки, помня об отношении к «врагам народа» и их детям. Но есть и другие. Так, один из респондентов сказал: «Вашего звонка я ждал всю жизнь».
