05.04.2006 | Кино

Прощание матёрых

«Бумер. Фильм второй» показывает экс-пацанов как очередное «потерянное поколение»

«Бумер. Фильм второй» режиссера Петра Буслова и продюсеров Сергея Члиянца и Сергея Сельянова, конечно, затевался не ради дискуссии на тему «как эволюционировали в наши дни малиново-пиджачные братки 90-х». Но у Петра Буслова, безусловно, есть свой взгляд и на эту проблему и – шире – на то, что происходит в России. После первого «Бумера», который казался завершенным и по сюжету, и по морали, второго фильма, по идее, быть не могло. Но не зря его не назвали «Бумер-2». Это продолжение, но не прямое – совсем уже не боевик, а фильм давно отсутствовавшего у нас жанра «про жизнь». Причем это - концептуальное произведение про жизнь, каких в нашем кино не было со времен первого «Брата» - с ним второй «Бумер» чаянно или нечаянно пересекается и стилистически, и смыслово.

Все наши лучшие (пусть не всегда хорошие) криминальные фильмы последних лет так или иначе задавались вопросом, в кого превратились недавние братки.

Урки говорухинского и германовского толка (см. «Место встречи» и «Лапшина» с «Хрусталевым») в этих фильмах не появлялись. Максимум – старая гвардия воров в законе в ее противоречиях с новыми конкретными пацанами, которые, не случись в стране социального слома, остались бы обычной шпаной, постепенно перетекающей в передовой отряд рабочего класса.

«Антикиллер-1» был про эволюцию воров в законе в беспредельщиков (в лице «крестного отца», скорее спародированного, чем сыгранного Михаилом Ульяновым). «Антикиллер-2» - про эволюцию лучших из «крестных отцов» в настоящих русских патриотов: воры Сергея Шакурова и Ивана Бортника сражались здесь плечом к плечу с хорошим ментом производства Гоши Куценко против чеченских террористов и их пособников из милиции и мафии. (По степени циничного, приятного для массовой публики патриотического вранья фильм превзошел даже «Брата-2»).

Первая «Мама не горюй» 1997 года при всем стебе фиксировала ситуацию 90-х, когда общество облатнело. Вторая «Мама» 2005-го при всем юморе констатировала, что наивная, хотя и кровавая эпоха первоначального накопления криминального капитала ушла в прошлое вместе c туповатыми братками, свято верившими, что сейчас и за пять минут можно отхапать себе все, навсегда и бесплатно.

Вышедшие одновременно «Жмурки» показали, в кого превратились те самые туповатые пацаны 90-х – в солидных бизнесменов и думцев, которые сами уже поверили в то, что они добропорядочные граждане с солидной репутацией.

Понятно, что самым обстоятельным исследованием мутаций братанов стал сериал «Бригада». Его персонажей следовало считать не отморозками, а жертвами и - даже - героями нашего времени, которых паршивая социальная атмосфера, а иногда и слепой рок сделали братками и привели (некоторых) к гибели – моральной или физической. В то же время «Бригада», уже из-за своего эпического стиля «а-ля мы тоже видели «Крестного отца», вольно или невольно романтизировала криминальный мир. Хотя отморозок – что уж увиливать от точного слова? – он отморозок и есть. Даже если у него душа болит.

В этом смысле первый «Бумер» отличался тем, что чего-чего, а романтизации братков в нем не было, пусть и выглядели они, при всей хладнокровной способности грабить и убивать, тоже персонажами трагическими. «Бумер», как те же «Бригада» или «Жмурки», тоже был прощанием с ушедшими криминальными 90-ми. Но, во-первых, не с ворами в законе старого образца, а с новыми пацанами, которых эти годы как породили, так и перемололи. А во-вторых, прощанием очень жестким, совсем не ностальгическим (как бывало в других фильмах: они, конечно, бандиты, зато как молоды мы все были!) и безрадостным. Не являясь фанатом первого «Бумера» (второй на порядок выше), считаю безусловным достоинством, что он уловил именно пик критической ситуации, которая сложилась в 90-е. Показал страну, в которой жить нельзя - страну тотального рэкета и глобальных бандитско-уличных законов. Зафиксировал момент, когда верхи, братки, лохи и прочие низы, сами того еще не понимая, уже начали чувствовать, что не могут жить по-старому, что надо как-то поцивилизованнее.

Плюсом «Бумера» было и то, что он (просто новация для наших дней!) оказался фильмом внятно – и ненавязчиво – морализаторским: последовательно проводил идею, что за всякий дурной поступок человеку придется расплачиваться.

Во втором «Бумере» уж тем более нет романтического блатного настроя, которым продолжает упиваться русский шансон. И, вы удивитесь, нет братка, хотя главным в фильме является персонаж Владимира Вдовиченкова, которого под чужим именем (так-то он получил 15) через пять лет отсидки выпустили на волю за гигантскую взятку тюремные начальники (взятку от персонажа Андрея Мерзликина, спасшего себя в финале первой серии; сюжет второй, заметим, скроен лихо, о многих деталях зритель догадается далеко не сразу, потому их утаим). В первой серии персонажи общались исключительно на арго – как и должно бандюкам. Мобильник - «труба»,  деньги - «лава», ударили по башке - «прессанули», огнестрельное оружие - «железо» и т. д. Во второй серии – после тюрьмы! – герой Вдовиченкова изъясняется по-людски.

Нет конкретного пацана - есть усталый человек, который очень хотел бы стать нормальным, но не получается. И места в жизни у него почему-то нет. И страны почему-то нет, где жить.

Второй «Бумер», как никакой другой фильм до него, показывает поколение братков 90-х как поколение потерянное. Бывший «Кот» Вдовиченкова – Димону (он и сейчас Димон) Андрея Мерзликина: «У тебя семья есть?» - «Дочь и сын». – «Сделай так, чтобы им повезло больше, чем нам». Димон, между тем, вполне вроде бы благополучен. Ну да, какие-то малиново-пиджачные несомненно стали коммерсантами. Как тот же Димон, тоже, понятно, обустроившийся в Москве. Но еще одно достоинство «Бумера»: он не о Москве, а о России – о провинции. Говорите, что братаны 90-х эволюционировали и исчезли как класс? Да точно ли? Если верить второму «Бумеру», в провинции продолжаются те же 90-е и плодятся новые «четверки» братанов, то есть следующие потерянные поколения. Персонаж Вдовиченкова встречает аж две таких «четверки», подобные их собственной «бригаде» из первой серии, одну – состоящую из совсем еще салаг, но уже с пистолетом.

При всей житейской реалистичности второго «Бумера», там вообще очень тщательно проработан символический ряд. На него может не обратить внимания масс-зритель, но он важен для идеи о «потерянном поколении».

У персонажа Вдовиченкова нет ничего своего-индивидуального: дома, друзей, имени. Никаких привязок к жизни. Ничего, что именуется корнями.

Сначала он в тюрьме, где, что значимо, сам по себе: не присоединяется ни к стукачам, ни к уголовникам.

Потом он выходит из тюрьмы под чужими именем-фамилией.

Потом погибает единственный человек, связывавший его с прошлым: хоть какие-то нити – и те оборвались.

Потом он начинает искать новую привязку к жизни: на чужом «бумере», в купленной другим человеком одежде находит абсолютно чужую для него девчонку, тоже ту еще штучку, к которой у нее письмо из тюрьмы от ее брата (не сразу мы узнаем, что он теперь носит имя этого брата. Не сразу понимаем, почему.)

Потом и вовсе – после нападения очередной «четверки» пацанов в кожаных куртках – на время теряет память. Заметим, что только в этой ситуации, как человек совсем уже без прошлого (привет не мексиканским сериалам, но финнскому киномэтру Аки Каурисмяки), он обретает мимолетный шанс на жизнь обычного человека – с женщиной, которая задумала было внушить ему, будто он ее муж и отец ее ребенка.

Потом состоится его символический диалог с той самой девушкой, которую он разыскал. Инфантильная девушка мечтает о рае; он для ее не в этой стране, но и не на Западе – где-то на Юге, у моря (тут привет заодно и «Коктебелю»). Байкал бы только с собой прихватить, говорит она. Ага, иронизирует он, и Байкал, и Камчатку, и Мурманск – все прихватить и уехать в другую страну. Вот тогда жизнь наступит! (а ведь иронизирует-то лишь наполовину – сам бы хотел жить в той же стране, но другой). А здесь тогда что останется? – изумляется она. «Как что? Менты!», - отвечает он.

«Человек без прошлого» Вдовиченкова как раз и близок Даниле Багрову из первого «Брата». Тот тоже был представителем «потерянного поколения», правда, параллельного (не братанов, а солдат чеченской войны). Тоже был конкретным пацаном, хотя при этом не любил и отстреливал братков. У него тоже не было прошлого (чеченскую войну, как неприятное прошлое, он словно бы вытеснил из памяти). Он точно так же пытался зацепиться в жизни хоть за что-то – и тоже цеплялся за девчонку, в его случае совсем уже равнодушную к нему оторву-наркоманку (зачем встречался с ней в финале фильма и дарил ей пачку денег? А затем, что после предательства брата и расставания с подругой-вагоновожатой у него попросту не осталось никого ближе, элементарно знакомее). Он точно так же, при всей внешней крутизне и невозмутимости, был человеком растерянным, не знавшим, куда податься.

Есть, однако, существенное отличие второго «Бумера» от «Брата». В нем нет культа силы – пусть робингудовской.

Что там Багров говорил – уже в пропагандистском «Брате-2»? Сила в правде? По «Бумеру», сила – всегда неправда. И вообще: реальная сила, по «Бумеру», только у ментов, которые в отличие от разнообразных телементов, включая агентов нацбезопасности и турецких, и пришли-то, на самом деле, в ходе эволюции на смену наивным жестоким пацанам в малиновых пиджаках.

Источник: «Русский Newsweek», № 9, 2006, 06-12.03,