28.03.2006 | Архив "Итогов" / Кино

Секс после марксизма

Главная тема современного западного интеллектуального кинематографа

Первое. Насмотревшись качественных фильмов с Запада, постепенно приходишь к выводу: если главным вопросом русской интеллигенции всегда был "зачем живем, зачем страдаем?", то базисный мучительный вопрос цивилизованного западного интеллектуала - "с кем сплю и почему?" Смысл основного конфликта времени с наибольшим (почти удивительным) лаконизмом сформулировал модный американский фестивальный режиссер Джон Джост, назвавший один из своих фильмов The Bed You Sleep In - "Постель, в которой Ты спишь".

Эта проблема зачастую не имеет отношения к любви: дело совсем не в том (и не в той), с которым(и) Ты спишь, дело исключительно в Тебе. Что-то Тебя в детстве пристукнуло, с тех пор Ты таким и стал. Это проблема из сферы психоанализа: предельно конкретная и деловая. Она и могла-то - в столь рациональном виде - возникнуть в обществе, где люди привыкли снимать напряжение при помощи личного психоаналитика. (Сами кинорежиссеры, замечу в скобках, попеременно играют то роль всеведущего психоаналитика, то роль затравленного пациента, обращающегося со своими интимными заботами ко всем психоаналитикам мира.)

Эта проблема также и из области расширения демократических свобод и сопредельной области свободного неограниченного потребления: я хочу - следовательно, определите легитимные нормы, в рамках которых я беспрепятственно смогу. Хотя б - учитывая СПИД - хотя б подглядывать.

В программе любого кинофестиваля класса "А" по три-четыре десятка фильмов о сексуальных перверсиях и инверсиях. Секс как мучение, секс как унижение (будем употреблять слово секс в привычном отечественном смысле: там, где голые, там и секс). Зацикленность общества на этой - фактически единственной универсальной - теме, вероятнее всего, свидетельствует о полной и окончательной эгоизации населения.

Фильмы зело общественные, партийные, зовущие к топору - идеологические манифесты феминисток, представителей секс-меньшинств и др. - предмет отдельный, и я его сейчас не касаюсь.

Некую принципиальную буржуазность (точнее сказать, яппиподобность) секса 1990-х недавно зафиксировал и высмеял немецкий режиссер Маттиас Гласнер: его фильм Sexy Sadie ("Чувственная Сэди") прошел по ряду фестивалей года, но везде был отодвинут на обочину. Кровавый маньяк после долгих лет отсидки бежит из тюрьмы и с изумлением обнаруживает, что времена уже сильно не те. Он-то был маньяком, конечно, нехорошим, но одновременно вроде как и бунтарем. Он привык к мысли, что свободная любовь и прочий грязный секс - явления крайне антибуржуазные (Sexy Sadie - это, помимо прочего, одна из песен "Битлз"). Теперь же секс замечательно ояппился, стал неотъемлемым компонентом сытой жизни. Хорошим тоном, мейнстримом: в одном ряду - дом, новая машина, карьера, семья, тренажер, теннис, секс. Скучные клерки, приходя вечерами из офиса, переодеваются в спецкостюмы для игры в садо-мазохизм, заблаговременно - кредитными карточками - оплаченные в секс-шопах, а назавтра во время ланча спокойно обсуждают свои секс-экзерсисы с беловоротничковыми сослуживцами. Свобода, равенство, блядство. Того гляди, маньячность признают нормальной - разве что самой левой - формой перверсии, а маньяка допустят в уважаемый ряд почитаемых сексменьшинств. Кстати, именно из-за этих, хамских по отношению к политической корректности, идей фильм на фестивалях, похоже, и задвигают.

В финале маньяк-бунтарь, потерявший всякие смыслы бедокурить, решает покончить с собой - а его место занимает маньячка нового типа: маньячка-яппи. Политически корректная, законопослушная, платящая налоги. Она такой же гражданин, как и прочие. Ее потребности тоже уважать надо.

Второе. Наиболее значимый фильм на тему "интеллектуалы и секс", обозначивший момент кризиса и слома, был сделан еще десять лет назад. Впервые посмотрел его лишь недавно. Невероятно: это самый актуальный из фильмов, обнаруженных (лично мной) в 1996-м.

Короче, десять лет назад известный (с тех самых пор) канадский режиссер Дени Аркан изобрел кинокартину с поразительным по журнальной конкретности названием: "Закат американской империи".

Там и впрямь много социологии. Кто-то из персонажей, подрабатывая, записывает для радио беседы с какими-то ведами, а те вещают об окончательной и бесповоротной индивидуализации общества, происшедшей в 70-е после кризиса последней привлекательной утопической теории, а именно - марксизма. На фоне сих концепций интеллектуалы средних лет (все - университетские профессора; кажется, четверо мужчин, четыре женщины) готовятся к вечеринке. Мужчины возятся на кухне и болтают. Женщины расслабляются в спортзале и тоже болтают. Все они - весь фильм - говорят только о сексе. Предельно откровенно. Без обиняков. Кто, с кем, когда, каким способом, почему, понравилось или нет. Потом они наконец объединяются - но продолжают дискутировать о том же. Скрытые драмы и трагедии. Люди обедают и только обедают. К утру (вечеринка затянулась) многие успеют испытать отчаяние и осознать полное одиночество. Почти все утратили надежду. Всем хочется близости и тепла. Рассвет манит обещаниями. По пересказу может показаться, что фильм банален. Не банален.

В свое время, когда сей американский "Закат" смотрела отборочная комиссия московского кинофестиваля, то в полном составе грохнулась в обморок: у нас тогда к подобным дискуссиям не привыкли. Фильм, конечно, не взяли, хотя он, строго говоря, ставит крест на всей несчастной Америке.

Что за крест, почему крест? Мы сейчас уйдем чуть в сторону, но на самом-то деле останемся и в фильме, и в проблематике.

Крест в том (объясняю кратко и примитивно), что в Америку всегда стремились за свободой. Тем не менее и там, разумеется, сформировалась своя тоталитарная система (по хорошей традиции, назовем ее буржуазной) - в ответ и спасаясь атеисты-интеллектуалы (те, кто, собственно, свободу и ценит) ударились в марксизм, экзистенциализм, эскапизм. Все варианты ухода - кроме марксистского - были вполне индивидуалистическими, так что, ненавидя примитивный буржуазный эгоизм, интеллектуалы в него же и впали. От чего страдали. Тут-то и настали бурные 60-е, когда последние иллюзии, связанные с марксизмом, соединились в сознании интеллектуалов с идеями свободной любви - способствующей взаимопониманию, единению и пр. После краха марксизма и неуклонной конверсии хиппи в яппи единственным спасением - для редких оставшихся "хиппи в душе" (по Аркану, университетских профессоров) - осталась свободная любовь. Впрочем, тоже трансформировавшаяся - в свободный секс.

Свободный секс, если верить Аркану (впрочем, почему не поверить? он ведь снимал явно про себя), был для интеллектуалов 70 - 80-х вариантом если не анти-, то уж точно не-буржуазного, принципиально не-правильного, не-одобряемого поведения. В сексе - чуть ли не смысл, чуть ли не единственный азарт. Не жить же, как все: банк - коттедж - телевизор вечером и друзья-зануды в субботу. Но профессора все же обзавелись семьями: в результате - тайны, обманы, замкнутость, уход в себя. Идея "смысла в сексе", оказалось, привела их к тому же - бесповоротному - индивидуализму. Для них - реально трагичному. Разобщение. Одиночество.

Фактически Аркан умудрился сказать про кризис американской идеи как таковой - кризис идеи свободы и цивилизации для мыслящих индивидуумов, именуемых интеллектуалами. Закат американской (сверхиндивидуалистической) империи.

А потом еще гады-психоаналитики растолковали народу, что нельзя сдерживать свои потребности, не то возникнут неврозы, и тем самым забили последний гвоздь, окончательно обрекли народ на себялюбие и одиночество.

Третье. Прогрессивные мастера погрязшего в безысходности буржуазного Запада продолжают ломиться в те же сексуальные ворота - нет иной надежды и цели. Исследователь человеческих мутаций Дэвид Кроненберг сделал фильм "Автокатастрофа" (он уже попал в Москву, причем легально). Металл - сексуален: особенно искореженный. Автокатастрофы - высвобождают неудержимую эротическую энергию. Герои фильма (снятого по давнему культовому роману фантаста Дж. Г. Бэлларда) заводятся от смятых бамперов, раскуроченных лобовыми столкновениями моторов, раскроенных черепов, рубцов, грубых швов, йода и кресел-каталок. Рискуя жизнью, нарочно сталкивают свои "Форды" на шумных трассах - все с той же целью: разбив фару и нос, быстренько пристроиться на заднем сиденье и получить самое популярное из гуманных удовольствий. В фильме (нашелся один, кто подсчитал) четырнадцать честно и добротно отработанных любовных актов: по двое, по трое, мужчины с мужчинами, женщины с женщинами.

Качественно разругав этот фильм после премьеры в Канне (тогда показалось, что фильм отчетливо демонстрирует все классические симптомы некрофильства, ну, максимум, иллюстрирует популярную схему, что сексуальная тяга есть одновременно тяга к смерти), я вдруг поймал себя на грехе: чем больше времени проходит со дня просмотра, тем сильнее фильм нравится.

Конечно, Кроненберг прежде всего задумывал фильм антибуржуазный: и по форме (он явно не пригоден для открытых коммерческих просмотров детьми до 21 года), и по сути. Сам мэтр сказал, что его фильм - о поиске новых экзистенциальных перспектив.

Герои фильма не хотят быть яппи, не приемлют никаких рекламных приманок и видят единственный смысл все в том же - в азарте мейкать лав. Утратив веру в традиционные сексуальные пути, они пытаются - посредством опасности - вдохнуть нечто новое в совсем угасшее. Есть только один стимул жить и умереть на Западе. Слово из четырех букв. По-ихнему, впрочем, из трех. Последняя пишется, как у нас "х".

Источник: "Итоги", №30, 03.12.1996,