12.03.2006 | Кино
Медвежья радостьГлавными темами Берлинского кинофестиваля 2006 года стали политика, нетрадиционный секс и футбол
Этот итоговый текст о Берлинале-2006 был написан за три дня до завершения фестиваля и за два – до объявления его лауреатов. Пришлось торопиться – иначе не успел бы со своей статьей в свежий номер журнала. Оказалось, ничего страшного. Задним числом я не поправил бы в тексте ни строчки. Общие итоги Берлинале и впрямь можно было подвести заранее. Ведь, в отличие от каннских победителей, которых я, например, помню наизусть за последние лет двадцать пять (по каннским наградам можно изучать историю кино), о лауреатах Берлинале, хотя это и кинофестиваль № 2, зачастую забываешь тут же. Как ни странно, это не свидетельство слабости: Берлинале выбрал для себя нишу и очень собой доволен. Но если в программе, как в этом году, оказалось немало киноманских картин, это надо воспринимать скорее как случайность.
Если Каннский фестиваль ориентируется на искусство, то Берлинале пытается играть прогрессивную геополитическую роль. И важную-преважную культурную, понятно.
Пять лет назад не без скандала был уволен тогдашний директор фестиваля, один из главных фестивальных монстров (в том же смысле слова, что и в случае с «монстрами рока») Мориц Де Хадельн. От его приемника Дитера Косслика ожидали, что он в большей степени будет поощрять кино для киноманов. Не случилось. Он еще сильнее ударился в политику – и вообще во всех смыслах (как мы увидим) проявляет себя тонким политиком. А главным принципом формирования берлинской программы остается тематический.
Официальная программа Берлинале, описанию которой посвящен гигантский 360-страничный каталог, на две трети состоит из того, что я бы назвал фестивальным мейнстримом. Это удивительное, неведомое нефестивальной публике явление. В основном, это драмы. Читая их описание, сходу понимаешь, что смотреть их не надо. Навскидку: каталог, стр. 96. Фильм Луиса Льосы (некогда снявшего дурацкую пугалку «Анаконда», а теперь, значит, ударившегося в серьезное творчество) «Праздник козла» (название, правда, хорошее, самокритичное): «Санта Доминго в 1992-м. Урания Кабрал возвращается на родину – в Доминиканскую Республику – после 40-летнего отсутствия. Она долго жила в США, наслаждаясь чрезвычайно успешной карьерой…» Все, стоп, не могу! Что там дальше написано? А, политический триллер, понятно, актуальная, значит вещь.
Для меня загадка, почему – причем в разных странах – на эти фильмы дают деньги. Ведь они не могут окупаться – они ни для кого. У них нет шансов на широкий прокат. И одновременно они никакое не синефильское кино. Так – про людей. Она с тем, он с этим, при этом у него что-то скрытое в прошлом, а вчера он угодил в аварию, и погибла случайная девушка, которую он подвозил. И музыка за кадром такая пронзительная. Берлинале-2006 не нашел ничего лучшего как именно таким фильмом и открыться – британо-канадским Snow Cake: «Пирог из снега».
Ну этот-то фильм хотя бы без политики.
Прочие драмы, особенно не из главных киностран, имели шансы пробиться в Берлинскую программу, только если: а) поднимали социально-политические проблемы, б) проблемы сексуальных меньшинств, в) были про футбол.
Про футбол – потому что именно в Германии пройдет чемпионат мира. Про меньшинства, потому что в Берлине есть и жюри сексменьшинств, вручающее, наряду с «медведями» большого жюри, своих медвежат под названием «Тедди». В этом году жюри «Тедди» оказалось в центре внимания, потому что премия присуждалась в юбилейный 20-й раз. И у этого жюри разбегались глаза: десятки фильмов на его тему. Причем ведущие режиссеры - словно бы специально ради юбилея -постарались тоже.
В конкурсном датском «Мыле» Пернилле Фишер Кристенсен трагедия в том, что она любит трансвестита, а он ее, но при сем жаждет сделать оперецию по смене пола.
В гениальном, без дураков, «Завтраке на Плутоне» Нила Джордана главный герой тоже трансвестит: его, без дураков, гениально играет Киллиан Мёрфи.
В фильме с непереводимым названием Big Bang Love – Juvenile A, сделанном мастером трэш-боевиков и мусорных ужастиков японцем Такаси Миике (он года четыре назад вошел в моду после действительно неожиданных и сташных «Кинопроб», но уже из нее и вышел) – сплошь красивые голые мужские тела, разом напоминающие о фильме Нагисы Осимы «Табу» и спектаклях Виктюка.
В экспериментальном завораживающем «Контейнере» пока еще не вышедшего из моды шведа Лукаса Мудиссона персонаж-мужчина все время переодевается женщиной.
Даже в долгожданном комиксе по сценарию братьев Вачовски «V значит вендетта» (ради съемок в котором Натали Портман появилась в прошлогоднем Канне со стрижкой почти «под ноль») - и там в будущей Великобритании, где правят фашисты, гнобят в лагерях прежде всего мусульман и лесбиянок. И т. д. – вплоть до показанного все к тому же юбилею «Тедди» фильме двух американок про историю меньшинстского кино, который громко называется Fabulous! (потрясающе!) The Story of Queer Cinema. Поскольку всех фильмов, которое жюри «Тедди» рассмотрело за свою историю, как подсчитали, аж 570, то решено создать и новую киноакадемию – Queer Academy.
В 2006-м вышло так, что все перечисленные фильмы (не видел, правда, документальный) оказались интересными, именно что синефильскими, а один – «Завтрак на Плутоне» - действительно гениальным. Политическая «Сириана» с Джорджем Клуни, которая выходит у нас (про то, как ЦРУ обслуживает интересы американской нефтяной мафии; автор книги, по которой снят фильм, раздавая в Берлине интервью, заверял, что все политики и религиозные деятели – агенты ЦРУ, и тот, и этот, и та – и обещал со всеми разобраться) – тоже нерядовой, стильный, многофигурный, в духе фильма о наркомафии «Траффик», что не случайно, ведь режиссер фильма Стивен Геген был сценаристом «Траффика».
Но это не значит, что на будущий год программа Берлинале окажется столь же интересной. Может, да, а может, нет. Потому что если при отборе главенствует тематический принцип, то фестиваль может насобирать любую дребедень (и ведь прошлогодний Берлинале был дохловатым).
Я не думаю, что директор фестиваля Дитер Косслик не ведает, что творит. Ведает – еще как. Он прекрасно понимает, что никогда не победит Каннский фестиваль, сражаясь с ним на его территории – в пространстве кинооткрытий и киноискусства. Он понимает также, что в Германии, все еще считающей себя должной отдавать миру долги после фашистских времен, политическая важность и культурная миссия фестиваля ценится больше каких-то там кинооткрытий. Он также обладает способностью производить особый товар – впечатление, чему соответствует и его личный имидж – этакого открытого обаятельного шутника. Причем он, конечно, знает, что должен производить его на людей (правительство, спонсоров), которые в киноискусстве ни черта не понимают.
Вокруг чего строится Каннский фестиваль? Вокруг главного блюда – собственно, картин. А именно - конкурсной программы. Что представляет собой Берлинале? Сплошной гарнир. Но обилие этого гарнира производит то самое, что умеет производит Косслик – впечатление. Тут вам и придуманный им «Кампус молодых талантов», куда по особому конкурсу отбирают молодых фильммейкеров и даже критиков из разных стран, которые общаются и слушают лекции мудрых мэров – то бишь вот: фестиваль культурно развивает юные кинопоколения во всем мире. Тут вам и новые помещения для кинорынка, открытие которых посетила сама Ангела Меркель (в Канне и вовсе построили шикарное гигантское здание для кинорынка, но никакой шумихи с приездом Ширака не устраивали – Канну она не нужна). Тут и новая – важная в глазах тех же политиков – тенденция на агрессивную поддержку немецкого кино и немецких продюсеров. А что? Канн ведь открыто поддерживает французских!
В итоге мы, однако, получаем два факта. Первый. Берлинский фестиваль производит что угодно, кроме имен, киномод и кинотенденций.
Кого из режиссеров именно он открыл за последние… пусть даже двадцать лет? Чжана Имоу, Уинтерботтома, Озона, Цай Мин-ляна, Мудиссона. Наверное, еще кого-то – только фокус в том, что все они открыты еше в годы правления Морица Де Хадельна. Кого он награждал? Бог знает кого. Забавно, но историю кино лучше изучать не по главным берлинским «медведям», а по меньшинстским «Тедди». Понятно, почему: в жюри «Тедди» входят люди более радикального эстетического мышления. Они не поощряют исключительно за тему: они уже определили тему. Они поощряют хорошее кино. Это они, а не большое жюри, награждали в Берлине тех же Озона и Мудиссона.
Второе: стараясь производить громкое впечатление, фестиваль вольно или невольно поддерживает не просто прогрессивные тенденции, а модные прогрессивные. Россия сейчас не то, чтобы самая модная страна. В итоге на Берлинале-2006 (а прежде фестиваль считался чуть ли не просоветским) вообще, считай, не было нас – ни в каких программах, кроме мало кому интересного детского конкурса и ретроспектив («Летят журавли» и «Встреча на Эльбе»).
Как же так? В прошлом году только в двух странах мира выросли кассовые сборы. В Великобритании – на один процент и в России – на двадцать пять, причем, как мы знаем, во многом из-за суперуспехов своих картин. В Германии сборы от проката сократились почти на двадцать процентов. «Русским киночудом» заинтересовался главный отборщик Каннского фестиваля Тьерри Фремо, в декабре приезжавший в Москву для встреч на всех уровнях: с продюсерами, режиссерами, госчиновниками, даже ведущими критиками.
Но Берлин не интересуют кинотенденции. Даже экономические. Его интересует политика. И, по правде сказать, в какой-то момент мне на ум пришло такое нехорошее слово как дискриминация.
Произошло это вот когда. В один из вечеров перед официальной премьерой очередного фильма (это был фильм классика Роберта Олтмена) в главном зале Berlinale Palast представили так называемых Shooting Stars-2006 – новые молодые европейские актерские таланты. Уж если в какой стране сейчас и есть много молодых shooting stars, так это у нас. В Голливуде на каждого актера составляют этакую рапортичку: сколько денег заработали три его последних фильма. Я сильно подозреваю, что если составить подобную рапортичку на молодых актеров Европы, то первая десятка будет состоять целиком из наших. Разве что француз или англичанка втиснутся. Как shooting stars на берлинскую сцену вышли 21 человек из 21-й (ого!) страны. Например, из Венгрии, Исландии, Эстонии, Болгарии, Словении. Никаких братьев Чадовых, Егора Бероева – никого из наших на сцене не было. Словно и не существуем.
P. S. Главный приз «Золотого медведя» получил боснийско-немецко-австрийский и т. д. фильм «Грбавица» - о том, что все жители Сараево травмированы недавней войной, даже родившиеся по ее окончании. Взяв в руки «Медведя», режиссер фильма Ясмила Жбанич призвала со сцены арестовать Радована Караджича и других, до сих пор ненаказанных военных преступников. В этот момент я вдруг понял, что стало бы для Берлинале идеальным: чтобы на церемонии открытия будущего Берлинале Дитер Косслик вывел на сцену связанного испуганного Караджича – тогда бы фестиваль полностью выполнил свою миссию, а кино можно было бы уже не показывать.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.