13.03.2006 | Нешкольная история

Жить — это бороться

Опыт выживания семьи Кривицких в ХХ веке. Работа десятиклассницы Оксаны Лопатиной из Волгограда

АВТОР

Оксана Лопатина, во время написания работы - ученица 10 класса гимназии № 5 г. Волгограда,  воспитанница клуба «Корни и крона» городского Детско-юношеского центра.

Работа получила вторую премию на VI конкурсе Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век".

Научные руководители: Светлана Викторовна Воротилова и Нелли Ивановна Колесова

«Жить – это бороться, бороться – это жить». Это высказывание французского драматурга Пьера Бомарше было выбрано мною для названия работы неслучайно. О людях, борющихся не только с жизнью, но и с властью, я рассказываю на примере моих родственников по отцовской линии, на примере семьи Кривицких.

В своей работе я описываю то, как выживала эта семья в XX в. и в большей степени в советское время.

При написании этой работы я попыталась откинуть все предрассудки и просто изложить факты жизни моих родственников, история которых, как мне кажется, ярко характеризует советское время.

Кривицкие: начало рода

Точных фактов об истории рода Кривицких мне известно довольно мало. Корни рода Кривицких до известного мне пятого поколения происходят из Украины. Самый старший из известных мне представителей рода – мой прапрадед, Кривицкий Иван Филиппович. Семья Ивана Филипповича была очень многочисленной. Многодетность с давних времен являлась очень распространенным явлением как среди деревенского, так и среди городского населения. Так, у моего прапрадеда было десять детей: восемь сыновей и две дочки.

Старшим ребенком в семье Кривицких был мой прадед, Георгий. По словам моей бабушки, Раисы Георгиевны Кривицкой, он родился 15 февраля 1900 г. в Екатеринославе (с 1926 года – г. Днепропетровск).

В начале XX в. семья Кривицких была переселена в город Соль-Илецк Оренбургской губернии. Точная причина их переселения мне не известна, но можно предположить, что они переехали из-за частичного аграрного перенаселения, которое стало серьезной проблемой для южных плодородных земель Российской империи.

Аграрное перенаселение заключалось в относительном недостатке земель при высоком уровне населения, не могущего найти себе необходимые средства для существования другим способом, нежели как работой на этой земле. Решение этой проблемы было найдено в 1906 г. министром внутренних дел Петром Аркадьевичем Столыпиным, который предложил политику массового переселения крестьян за Урал. Жизнь переселившихся и  переселенных крестьян мало чем отличалась от жизни людей, оставшихся на родине. Хотя трудиться переселившимся приходилось все же больше. Ведь земля за Уралом гораздо менее плодородна, нежели в европейской части страны. К тому же она только начинала обрабатываться, а в давно обжитых местах земля возделывалась уже на протяжении многих столетий. Трудовая жизнь крестьян начиналась очень рано, еще довольно маленькими детьми они отправлялись на возделывание земли или на выпас скота. Так мой прадед Георгий работал в поле с раннего детства. Когда он стал постарше, то начал работать по найму в обозах. Эти обозы перевозили различные грузы, но чаще всего из Соль-Илецка вывозилась соль, добыча которой там началась еще в XVI веке. Обозы ездили в разные места, доезжали и до Оренбурга.

Как и многие крестьянские семьи, семья Кривицких страдала от нищеты. Дети до пятнадцати лет ходили только в длинных рубахах, была всего одна пара сапог и один полушубок на всех, чтобы выбежать во двор. Поэтому революция Кривицкими была принята с радостью, они надеялись, что смена власти приведет и к перемене их жизни к лучшему.

И частично их надежды оправдались – впоследствии им дали лошадь и корову, которые были отобраны у богатых односельчан. В Соль-Илецке мой прадед Георгий познакомился со своей будущей женой, Федюкиной Марией Семеновной. Дата их знакомства мне неизвестна, но поженились они в 1923 г.

Федюкины

О роде Федюкиных мне известно немного больше, чем о роде Кривицких. По воспоминаниям моих родственников, семья Федюкиных жила сначала в Польше, а потом переехала в Белоруссию. Моя прабабушка Федюкина Мария Семеновна (младшая дочь самого старшего из известных мне представителей рода, Федюкина Семена Фадеевича, и его жены Марии) родилась в г. Гродно в 1900 г. В начале XX в. семья Федюкиных переехала в Россию, в Оренбург.

Судя по словам моей бабушки, все в семье Федюкиных были очень образованы, дети учились в гимназиях. Среди близких родственников были офицеры, а Семен Фадеевич, мой прапрадед, избирался гласным.

Жена Федюкина Семена Фадеевича, Мария, умерла в 1906 г., а он сам приблизительно в 1910 г., так что после его смерти двое его несовершеннолетних детей (Григорий – 12-13 лет и Мария, моя прабабушка, - 10 лет) остались сиротами. Григорий и Мария жили в семьях своих старших сестер (Анны, Натальи и Екатерины). К революции Григорий и Мария относились положительно и даже принимали участие в митингах и демонстрациях. Во время одной из демонстраций на демонстрантов налетели белоказаки, среди которых был и дядя Григория и Марии (имя его, к сожалению, не известно). И дядя шашкой зарубил своего племянника Григория – было ли это случайностью или же местью дяди племяннику из-за противоположности убеждений, мы теперь вряд ли сможем узнать, но, в любом случае, это остается одним из множества примеров жестокого идеологического противостояния.  

Получив гимназическое образование, в 1917 г., моя прабабушка,  Мария окончила частные курсы машинописи. В нашем семейном архиве сохранился документ – свидетельство, подтверждающее этот факт. По тем временам она считалась достаточно образованной. В дальнейшем хорошее образование позволило Марии найти работу. Так, в 1920 г. она работала машинисткой в политотделе Красной Армии. После политотдела РККА Мария работала машинисткой в ревкомах, а потом воспитательницей в детских садах.

Когда моя прабабушка еще работала в политотделе, произошел случай с утерей какого-то документа. В этом обвинили мою прабабушку, и посадили ее в тюрьму, судили и приговорили к расстрелу. Но находясь в заключении, Мария Семеновна заболела сыпным тифом, и исполнение приговора было временно отложено.

Ее лечил тюремный врач немец. Для лечения сыпного тифа в то время внутривенно водился хлористый кальций. Но врач, лечивший мою прабабушку, ввел ей его просто под кожу, что привело к появлению у нее некроза (омертвение, отмирание части ткани или органа живого организма, сопровождающееся необратимым прекращением их жизнедеятельности). Из-за этого исполнение было вновь отложено. По счастливой случайности, когда Мария Семеновна поправилась, власть сменилась – в город пришли белые, и освободили ее. 

После освобождения из тюрьмы, боясь возвращения красных (несмотря на то, что сама она всегда поддерживала коммунистов) и нового ареста, моя прабабушка уехала к своей сестре Наталье, которая жила в г. Соль-Илецке. Там она и познакомилась со своим будущим мужем, Георгием Кривицким. В1923 г. они обвенчались.

Семья Георгия и Марии Кривицких

После свадьбы в 1923 г. Кривицкий Георгий Иванович привел Марию в свою большую семью. К этому моменту в его семье, включая его самого, было 12 человек: он, семь братьев, две сестры, их мать и отец. Мария увидела, как бедно они жили, и стала шить всем детям одежду  из своего приданного. А приданное у нее было очень большое: одежда (только пальто было 17 штук), ткани, мебель, швейная машинка «Зингер» и многое другое, причем часть всего этого было заграничной. Все вещи из этого приданного прослужили очень долго, из них Мария шила вещи не только братьям и сестрам своего мужа, но позже и своим детям. Моя бабушка вспоминает, что, во время войны, когда она училась в институте, был жуткий дефицит вещей. Мария Семеновна делала разные наряды для своей дочери все из того же приданного.

С точки зрения социального происхождения Мария и Георгий вступили в «неравный брак». Очень отличались они и по уровню образования – Мария окончила гимназию и курсы машинописи, а Георгий не учился даже в начальной школе. До революции социальный и образовательный барьеры, возможно, стали бы для них непреодолимым препятствием.

Наверное, можно сказать, что социальные потрясения, которые произошли в стране, в какой-то мере способствовали их союзу.

Нужно заметить, что Георгий был очень рад представившейся ему возможность учиться грамоте, когда были созданы курсы ликбеза (ликвидации безграмотности). Георгий, видимо, хотел соответствовать своей жене и был очень рад, когда научился читать, писать и считать. После окончания курсов ликбеза Георгий выучился на печника, работал на соляных шахтах г. Соль-Илецка.

У Георгия и Марии родилось трое детей: в 1925 г. Виктор, в 1926 г. моя бабушка Раиса, а в 1928 г. Вячеслав. Все они достаточно спокойно жили до тех пор, пока в начале 30-х гг. Георгий не был репрессирован.

По словам моей бабушки, он был сослан по политическим мотивам. Мы пытались выяснить обстоятельства репрессии в отношении Г.И. Кривицкого, обратившись в  Государственный архив Оренбургской области. Архивные работники сообщили, что его имени нет среди раскулаченных. Скорее всего, причиной его ссылки стал какой-то мелкий проступок: неаккуратно сказанное слово или анекдот, который мог быть воспринят, как оскорбление советской власти. Я надеюсь, что мне удастся установить причину и факты, связанные с осуждением моего прадеда, обратившись в Архив ФСБ.  Георгия Кривицкого сослали в Сибирь, в Нарым на лесозаготовки.

Об ужасающей жизни спецпереселенцев я узнала из воспоминаний моей бабушки, проведшей часть своего детства в ссылке, и из специальной литературы. Они считались «социально опасными элементами», и отношение к ним было соответствующим.

Но жизнь Марии, оставшейся одной с тремя маленькими детьми в Соль-Илецке, была ненамного лучше. В 1931-1933 гг. были неурожаи, и Мария с детьми очень сильно голодали. От голода в те годы страдали не только отдельные районы, но вся страна – везде были неурожаи. Но так как государству было необходимо выполнить планы хлебозаготовки, то из колхозов стали забирать все зерно.

По воспоминаниям моей бабушки они всей семьей ходили в поле собирать семена сурепки, из которой потом на воде варили кашу, от нее всегда болел живот. Иногда положение людей становилось настолько невозможным, что появлялись случаи людоедства. В условиях нарастающего голода летом 1933 года Мария приняла решение ехать вместе с детьми к мужу в Сибирь.

В то время некоторым ссыльным давали поселение, если к ним приезжали семьи. В одном из своих писем Марии Георгий написал, что его обещали перевести на поселение.

Ехали Мария и дети очень долго: сначала на поезде с множеством пересадок, а потом на пароходе. Когда они были в Омске на вокзале, на них напали грабители, попытавшиеся перерезать веревку, которой были связаны чемоданы Марии. Но в веревке была проволока, и грабителям не удалось этого сделать. Тогда, чтобы Мария отпустила чемоданы, они нанесли ей несколько ножевых ранений по рукам, но она все равно не бросила чемоданы. Наверное, она понимала, что там, в ссылке у них не будет других вещей, и если у нее сейчас отберут эти, то надолго, а, может, и навсегда они лишатся всего имущества. Постепенно начинала собираться толпа, и грабители разбежались. Позже к Марии подошел милиционер и отвел ее вместе с детьми в вокзальный медпункт, где ей наложили повязку.  

Летом 1933 г. Мария и дети приехали к Георгию. Семья Кривицких была поселена на небольшом островке недалеко от деревни Могочино Кривошейнского района Томской области. Деревня эта – пригород Нарыма, находится недалеко от  места впадения в Обь реки Чалым. По воспоминаниям моей бабушки, «кругом была вода; с одной стороны – Обь, за ней чернеется лес, с другой стороны – тоже вода и болото. Прямо на поверхности болота был мост (настил). Он был очень длинный, по нему ходили на работу, в школу и туда, где размещались различные административные учреждения. Когда по мосту ходили, он качался и погружался в воду».

Кривицкие, как и другие спецпереселенцы, жили в небольшой  деревянной избе на два окошка, с одной комнатой и сенями. В комнате были только печь, кровать, стол и грубо сколоченные табуретки. Дети спали на полатях за печкой. Изба стояла очень близко к берегу р. Оби,  который все время обрушивался, и была непосредственная угроза, что изба может быть смыта.

Семья питалась очень плохо, практически постоянно голодала. Продуктов купить было негде - магазинов не было, да и денег на продукты не было. А продуктов, которые выдавались за работу, всегда не хватало.

По воспоминаниям моей бабушки, Георгию Ивановичу за работу выдавались мука, растительное масло, мелкий картофель. Но особенно моей бабушке  запомнились картофельные очистки, которые также выдавались за работу.

Эти очистки хранились на чердаке. За ними нужно было подняться по шаткой лестнице,  занести  в комнату, чтобы они оттаяли к приходу матери с работы. Мария Семеновна пекла из них лепешки. 

Уходить за пределы деревни и административного центра строго запрещалось даже вольно поселившимся. Каждый день спецпереселенцам нужно было отмечаться у коменданта. Они были лишены  гражданских прав, обособлены от местного населения по месту жительства и работы. Георгий Иванович работал на лесозаготовках: валил лес, обрабатывал бревна, пилил доски. Труд был ручной, очень тяжелый. Мария сначала работала воспитательницей в детском саду. Это было большой удачей, так как она могла питаться в столовой детского сада. Но скоро ее уволили, как написано в документах, по собственному желанию, но на самом деле это место было освобождено для «вольной». Мария Кривицкая стала работать на сортировке бревен и досок. Это бала достаточно тяжелая для женщины работа.

Жизнь в спецпоселке оказалась настолько тяжелой, что Мария Семеновна  стала хлопотать о выезде из него вместе с детьми. Оно было получено примерно осенью 1934 – весной 1935 г. На самом деле, видимо,

Георгий и Мария задумали побег всей семьей заранее. Во всяком случае, дети не знали о готовившемся отъезде. Бабушка вспоминала, что в день отъезда они вместе со своим старшим братом Виктором, ничего не подозревая, как обычно, утром отправились в школу, а когда вернулись, дом был пуст.

Соседи, тоже из спецпереленцев, сказали, чтобы дети бежали на пристань и нашли там своих родителей, а если не найдут, чтобы обязательно вернулись к ним, соседям. 

На пристани было очень много людей, была настоящая давка, так как это был последний в сезоне пароход, но Георгию вместе с женой и детьми все же удалось на него попасть. Семья Кривицких ехала в трюме, скорее всего, потому что Георгий находился на пароходе нелегально. На каждой стоянке у пассажиров проверялись документы. Все понимали, что если бы Георгия Ивановича поймали, то он был бы расстрелян, Мария Дмитриевна была бы осуждена, а дети  оказались бы в детском доме, среди таких же детей - врагов народа.  

Годы скитаний

В качестве нового места жительства семья Кривицких выбрала Казахстан. Почему именно Казахстан – моя бабушка не может сказать. Возможно, потому что этот регион достаточно удален от их прежнего места «жительства» и там легче было затеряться среди незнакомых людей. Для семьи начался очень трудный и тревожный период, пережить который помогли трудолюбие и добрые люди, встречавшиеся им на пути. Бабушка запомнила фамилию семьи Бахаревых, которые были очень добры к Кривицким и на несколько дней приютили их в своем дворе. Затем Кривицкие уехали в сельскую местность, в с. Каменка (под г. Алма-Ата). Там они жили в сараях.

Мария и Георгий нанимались на разные работы – в поле, на сбор табака, фруктов, клали печки. Потом семья Кривицких почти на год осела в колхозе «Красный Восток» Каминского сельсовета Сталинского района.

Там Георгий Иванович вместе с еще одним русским мужчиной, у которого тоже была семья, распиливал бревна на доски, строил сараи для скота. Семье Кривицких разрешили посадить картофель. Георгий и его напарник решили вместе построить землянку. Они вырыли большую яму, разделили ее досками и мешковиной на две части для каждой семьи, потом они сделали крышу и ступеньки и стали там жить. Землянка отапливалась железной печкой.

Мария работала в поле, в садах, иногда шила одежду  для казахов. Платили кто сколько мог, часто продуктами. Заработка всегда не хватало, и Георгию вместе с Марией приходилось придумывать новые способы для заработка. Летом и осенью Георгий вязал веники, дети часто ему помогали. По воспоминаниям моей бабушки, на каменистой солончаковой казахской  почве рос какой-то очень пушистый кустарник, у которого были очень плотные, как хвоя, зеленые листья. Георгий нарезал ветки и делал из них красивые зеленые веники, которые служили очень долго. Когда веники были готовы, Мария ходила в город и продавала их, а Георгию из-за отсутствия документов этого делать было нельзя. 

Бывали времена, когда им было совсем нечего есть, тогда мои бабушка и прабабушка ходили в русскую деревню и просили там милостыню. По колхозным справкам Георгию Ивановичу удалось получить документы, удостоверяющие личность, трудовую книжку. Это позволило семье в 1938 г. переехать в г. Алма-Ата, где Марии и Георгию посчастливилось устроиться на работу на хлебозаводе № 3.

Георгий был подсобным рабочим, а Мария – кастеляншей. С этого момента старшие Кривицкие стали есть хлеб вдоволь. Но они не могли выносить продукты, производившиеся на заводе, и приносить их домой, своим детям. Это было полностью исключено, так как на проходной производился строгий обыск, и за кражу даже куска хлеба сажали в тюрьму. Вообще, условия для рабочих были очень строгими: за опоздание или прогул можно было получить срок от 2 до 5 лет.  Но все равно, у Марии и Георгия появился постоянный заработок, и жить стало гораздо легче.

Через какое-то время им дали жилье, в котором они прожили около года, но потом Георгий и Мария решили строить «свой угол». Какие-то добрые люди позволили им сделать пристройку к своему дому. Три стены «дома» были построены из досок и плетня, а потом обмазаны глиной. В их новом «доме» были двухэтажные нары и один стол. Следующим летом они решили построить себе землянку. Для этого они все вместе делали саманы (большие глиняные кирпичи с соломой). Землянка состояла из двух небольших комнат и сеней. Это жилье казалось Кривицким просто роскошным. Скоро они уже стали приобретать кое-какие вещи, но все равно жили бедно, постоянно недоедали.

Все дети ходили в школу. Часто перед школой, да и после тоже, их нечем было накормить, и Мария давала им на дорогу солодковый корень или жмых. Но зато они могли поесть в школе, там детям из бедных рабочих семей давали талоны МОПРа (международное общество помощи рабочим), на которые ежедневно можно было взять небольшую булочку или пирожок. Для детей это была большая радость, но, к сожалению, продолжалась она недолго – через год почему-то выдача продуктов прекратилась. 

Не смотря на то, что жизнь потихоньку налаживалась, семья Кривицких все равно жила в постоянном страхе. В г. Алма-Ата, как вспоминала бабушка, «забирали много людей». Как правило, это происходило ночью. Об исчезнувших людях, говорили, что они были «врагами народа». Кривицкие очень боялись за Георгия Ивановича, как бы его тоже не забрали.

Каждый день Мария внушала детям, чтобы они никогда и никому ни слова не говорили о себе, о родителях, о том, что были в Сибири. Дети постоянно от матери слышали наказ: «Учитесь лучше других и будьте тише воды и ниже травы».

Для семьи Кривицких, несмотря на полученные документы, всегда остро стоял вопрос о выживании. Видимо, документы, полученные в колхозе «Красный Восток», были не вполне легально получены. Это толкало Кривицких-старших на частые переезды. Летом 1938 г. они переехали в г. Душанбе. Ехали туда на поезде, с частыми пересадками, в переполненных вагонах. По приезду в Душанбе они сразу купили себе небольшой, на 2 комнаты из необожженного кирпича дом. Бабушка называла его «кибиткой». Георгий устроился работать на хлебозавод, теперь уже не подсобным рабочим, а мастером хлебопеченья.

Санитарные условия в Душанбе были очень плохие. В городе не было водопровода, он появился только в 1941 г. Пользование водой было по платным талонам: 1 копейка за ведро, поэтому, когда он появился, жить стало ненамного легче. С плохой водой были связаны многие тяжелые заболевания, которые пришлось перенести старшим и младшим Кривицким (лихорадка паппатачи (москитная лихорадка), малярия, бруцеллез,  дизентерией).

Годы Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы

Через несколько месяцев после начала Великой Отечественной войны Георгий был призван в ряды РККА. По словам моей бабушки я знаю, что воевал он под Москвой и был дважды тяжело ранен: первый раз - под городом Ржевом (в госпитале лечился один месяц), второй – под Москвой. После второго ранения он находился в московском госпитале 6 или 8 месяцев и был демобилизован в начале 1943 г. как инвалид II группы. Старший сын Георгия Виктор из 9-го класса хотел, как и многие его одноклассники, пойти на фронт добровольцем. Но по возрасту их определили в летное училище. По окончании училища Виктор стал штурманом, всю войну он благополучно летал на бомбардировщике, закончил ее в Германии.

Во время войны Мария вместе с двумя своими младшими детьми жили очень тяжело, голодали. У Марии было очень слабое здоровье, и во время войны она болела особенно часто и серьезно. И все равно она продолжала работать, но ее заработка на хлебозаводе не хватало на жизнь, и тогда она стала подрабатывать в домкоме и занималась оформлением различных документов. Работала не только Мария, ее старший сын, Виктор, после учебы в училище вечером работал электриком на алебастровом заводе, а ее дочь Раиса, моя бабушка, вечером подрабатывала наборщицей в типографии. Позже Раиса и Виктор получили рабочие карточки, а за первый день работы моя бабушка получила в виде зарплаты одну свеклу.

Среди таджиков во время войны многие не знали русского языка, но так как они призывались на фронт, то приходилось учить их говорить по-русски. Для этого среди русских школьников отбиралась группа ребят из отличников, которые давали уроки русского языка таджикам.

Такие уроки давала и моя бабушка. Тогда она была в 8 - 9-м классе и за работу получала 8 рублей.

Окончив 9-й класс, в 1943 г. Раиса Георгиевна поступила в медицинский институт. Бабушка всегда училась очень хорошо. Получение хорошего образования было для нее целью в жизни. Она верила, что если выучится и получит профессию, то стает жить хорошо, никогда не будет голодать, и у нее будет все, что она захочет.

В 1946 г. старший брат моей бабушки Виктор демобилизовался и собирался поступать в Московский авиационный институт, но, увидев Германию и поняв в какой «кибитке» жила его семья, решил заняться строительством нового большого дома, в который вложил все свои сбережения и силы. Дом был большой, на 4-е комнаты. Семья впервые стала жить в достойном человека доме. После войны, во время строительства дома Виктор поступил на юридический факультет института. В 1955 г. Виктор, создав свою семью, уехал в г. Куйбышев (Самара), где работал в областном контрольно-ревизионном управлении.

После войны жизнь Кривицких постепенно начинала налаживаться, но денег все еще не хватало, так как Мария фактически одна содержала семью. У Георгия было очень серьезное ранение головы, и несколько лет после войны он не мог из-за этого работать. Но через 3-4 года он снова вернулся на хлебозавод. Теперь он работал мастером и избегал каких-либо физических нагрузок. В 1948 г. в г. Ашхабаде было сильное землетрясение, город был практически полностью разрушен, и многие люди уехали оттуда. Одна женщина после этого землетрясения приехала в Душанбе. С ней познакомился мой прадедушка Георгий Иванович и ушел из семьи.

От войны до перестройки

После войны моя бабушка устроила свою личную жизнь – она вышла замуж. Ее мужем в 1950 г. стал Лопатин Михаил Иванович.

О его жизни до женитьбы на моей бабушке известно довольно мало. Родился он 7 ноября 1923 г. в деревне Будомонастырской Думинического района Калужской области. Позже его семья переехала в г. Людиново той же области. Его отец, Лопатин Иван, был рабочим в горячем цехе на литейном заводе города Людиново, а его мама была домохозяйкой. В семье Лопатиных воспитывались два сына: старший Павел и младший Михаил. Видимо, зарплата Ивана позволяла его жене не работать и заниматься домом и детьми. Но когда он умер от воспаления легких (примерно в 1933 году, моему деду Михаилу было тогда 10 лет),  положение семьи Лопатиных сильно изменилось, и его жена была вынуждена  работать по найму в разных домах. Она погибла в период оккупации.

После окончания средней школы Михаил Лопатин был принят в Балашовскую (Саратовская область) авиашколу, которую окончил в 1941 г. После окончания авиашколы он сразу, 10 февраля 1941 г., попал на фронт, летал на самолете У-2. Под Ростовом он был сбит немцами, получил контузию и повреждение позвоночника. После лечения в госпитале был направлен курсантом в политическую школу. По свидетельству бабушки, он участвовал в боевых действиях на Воронежском фронте в составе 2-й гвардейской мотострелковой бригады 3-го Котельниковского танкового корпуса. Войну Михаил закончил в декабре 1945 г. секретарем партбюро полка и заместителем командира роты ШМАС (школы младших авиаспециалистов), в звании капитана.

После демобилизации, оказавшись совершенно одиноким, он решил обосноваться в Москве. Михаил устроился работать нормировщиком в трест «Мосочиствод» и планировал поступить в институт. Проживал он в общежитии. В Москве ему жилось трудно и голодно. Случайно встретив фронтового товарища, он поддался на его уговоры и переехал в Душанбе, где начал работать в партийных органах. Встреча с фронтовым товарищем оказалась для него значительным событием, так как именно в Душанбе удачно стала складываться его политическая карьера, и именно в Душанбе он встретил девушку, с которой связал свою судьбу. Это была моя бабушка Раиса Кривицкая. К тому моменту она уже работала врачом (закончив по ускоренной программе школу и институт, она начала медицинскую практику в 21 год).

В семье Михаила и Раисы родилось два сына: Валерий и мой отец Юрий.

Мой дедушка, Михаил Иванович в разные годы работал заведующим отделом пропаганды и агитации Варзобского райкома партии, в Душанбинском районе партии, инструктором отдела партийных органов ЦК компартии Таджикистана, секретарем горкома г. Пенджикента, заместителем заведующего отдела комитета народного контроля Таджикской ССР. По воспоминаниям моего папы, когда в начале 50-х гг. Михаил Иванович работал секретарем горкома г. Пенджакента, то всегда хранил чемодан с собранными вещами на случай ареста. Ареста тогда боялись все. Ведь его причиной могла стать абсолютно любая мелочь, в которой хоть как-то мог быть усмотрен антисоветизм или антипартийная позиция.

Являясь партийным работником, мой дедушка получал ряд привилегий. Так в городе существовало три продуктовых магазина, доступных только для партработников. У моего дедушки были пропуска в два из них, а третий был для особо высокопоставленных людей.

В таких магазинах всегда было много продуктов, причем недорогих; в них продавались продукты, которые в остальных магазинах купить было нельзя. Моему папе особенно запомнился творог, который стоил всего 32 коп. за килограмм и был очень вкусный.

Образование в Таджикистане было очень хорошим, но все равно специальностей, на которые там можно было учиться в аспирантуре, было гораздо меньше, чем в РСФСР. Поэтому в 1983 г. мой папа уехал в Ленинград продолжать обучение по кардиологии. Там мой папа и познакомился с моей мамой, Ириной Сергеевной Троян. Она училась в том же институте, что и папа, но только по другой специальности - ортопедической стоматологии.

30 августа 1986 г. они поженились, в этом же году мама переехала в Душанбе и сразу стала работать там в поликлинике. В 1987 г. родилась моя старшая сестра Елена, а в 1989 г. – я. В Душанбе было очень хорошо жить – теплый климат, хорошее снабжение продуктами. Но хорошая жизнь продолжалась довольно недолго.

В 1990 г. в Таджикистане начались этнические конфликты за отделение Таджикистана от СССР. Но на самом деле за борьбой за свободу скрывалась очень жестокая борьба за власть. Противоборствующие группировки громили город и нападали на всех подряд.

По словам моих родителей, жить в то время было очень страшно. Папа тогда работал ассистентом кафедры и следил за одной палатой. Из-за того, что днем было просто невозможно выйти на улицу, моему папе в 4-5 часов ночи, когда беспорядки более или менее утихали, приходилось бегать в больницу чтобы осмотреть больных. У родителей всегда наготове были чемоданы с вещами, спать они ложились в одежде. И при этом не было даже возможности выехать из города. Иногда мои родители в течение недели не могли выйти из дома, не могли купить продукты, не могли вызвать врача для нас – мы очень сильно тогда простыли. Уехать нам удалось только 3 января 1991 г. А мои бабушка с дедушкой уехали из Душанбе только в 1992 г. Они переехали в Москву, но и там задержались ненадолго. В 1994 г. они переехали в г. Уфу.

Таким образом, Душанбе стал для Марии Семеновны и Георгия Ивановича стал фактически второй родиной, именно в нем они нашли более или менее, по крайне мере без постоянных вынужденных переездов, спокойную жизнь. Но этот город не стал таким же для их потомков, которые бежали из него так же, как Мария вместе с Георгием из ссылки.      

***

В своей работе я попыталась на примере жизни моих родственников рассказать о советском времени, о его людях. К сожалению, а может, и к счастью, мне не удалось остаться беспристрастной ко всему, что происходило с моими родственниками – в этой работе все равно отразился мои личный взгляд, и работа получилась не совсем объективной по отношению к тому времени. Да и вряд ли я могла бы остаться беспристрастной ко всему, происходившему с родными мне людьми, тем более, если с ними происходили такие страшные вещи как ссылка, обращение  как с животными, вечные вынужденные переезды и постоянный страх.

Страх настолько впитался в образ жизни моих родственников, что они продолжали бояться даже тогда, когда опасность уже миновала. Так мой папа о судьбе родственников узнал от своей мамы только после перестройки, то есть, когда ему было больше 30 лет, а мой дедушка об этом так и не узнал.

Занимаясь этой работой, я столкнулась с удивительным переплетением судеб отдельных людей и всего государства, поняла, насколько тесна их связь. Самым главным для меня выводом (помимо выводов о жизни людей в СССР), сделанным по завершении работы, является то, что, начиная изучать историю, нужно понять и принять тот факт, что прошлое уже совершилось и не в моих силах его изменить, и самое главное – я не имею никакого права осуждать поступки других людей и оценивать их со своей позиции.