Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

06.02.2006 | Нешкольная история

“Мы жизнями своими заплатили…“

О кладбищах узников Абезьского лагеря. Работа четырех воркутинских семиклассниц

   

Авторы: Рожнева Анастасия, Савченко Екатерина, Мельнова Мария, Молодцова Анастасия, ученицы 7 класса школы №35 Воркуты, участники краеведческого поисково-исследовательского отряда “Радуга” городской Станции юных туристов.

Работа получила 3-ю премию VI Всероссийского конкурса Международного Мемориала "Человек в истории. Россия - XX век", а также специальную премию Правительства Москвы в номинации "История политических репрессий".

Научные руководители: Пурясова Валентина Васильевна, Гудованый Олег Алексеевич

“С лагерей и заборов колючих

версталась история…”

Освоение Печорского угольного бассейна началось в далеком 1931 году. В 2004 году мы уже празднуем 70-летие промышленного освоения «Угольной сокровищницы Заполярья». Общеизвестно и то, что пионерами «Заполярной кочегарки» были в основном люди подневольные, заключенные, или, как их тогда называли «каторжане», и работники трудармий. Именно на их долю выпали самые тяжкие испытания. Они как рабы добывали уголь, валили лес, укладывали шпалы за баланду и кусок хлеба, живя в землянках и бараках.

В нашей северной Республике Коми немало поселков и городов построено «на костях» репрессированных и заключенных ОГПУ, ГУЛАГа, НКВД, МВД.

28 октября 1937 года Совнарком СССР принял решение о строительстве железнодорожной магистрали Коноша-Воркута, через Котлас, Княжпогост, Ухту, Кожву (Печору) и дальше – на Воркуту. Сюда, на строительство дороги хлынули колонны этапов, которые одна за другой шли на Север. После того, как лагеря заполнялись, начинался изнурительный труд на строительстве магистрали. Вот как описывает эту стройку бывший каторжанин Анатолий Жигулин:     

Минус сорок показывал градусник Цельсия

На откосах смолисто пылали костры.

Становились молочными черные рельсы

Все в промерзлых чешуйках сосновой коры

Мы их брали на плечи –

Тяжелые, длинные –

И шли к полотну, где стучат молотки.

Солнце мерзло от стужи

Над нашими спинами

Над седыми вершинами

Полярной горы…

Десятки тысяч человеческих жизней – заключенных ГУЛАГа, являвшихся строителями Северо-Печорской железной дороги и погибших здесь – цена «железки».

Мы, краеведы поисково-исследовательского отряда «Радуга» Станции юных туристов ведем исследовательскую работу по теме «ГУЛАГ в Коми крае» с 1998 года и пишем продолжение летописи о нашем Заполярье: о городе, о строительстве железнодорожных магистралей в этом суровом краю, о людях, не по своей воле оказавшихся здесь.

В 2004 году, 15 сентября наш отряд в количестве 13 человек вновь отправился в экспедицию по маршруту с поиском бывших лагерей и захоронений узников ГУЛАГа вдоль железной дороги от станции Воркута до станции Уса. Центром наших исследований был выбран поселок Абезь МО «Город Инта».

Наша цель: поиск расположения Абезьского режимного лагеря и захоронений его узников, сбор информации о строительстве железной дороги, обследование мест расположения лагеря, описание поселка Абезь и деревень, входящих в состав сельской администрации, интервью с местными жителями, обследование Абезьского мемориального кладбища.  

В этой работе мы остановились только на части нашего исследования – на захоронениях узников Абезьского лагеря.

Бесспорно, материалы, собранные в нашей работе, лишь то немногое на фоне целой исторической эпохи, которую мы сегодня осмысливаем. Пройдет еще немало времени, прежде чем наше поколение поймет, какой ценой были построены наши города и поселки в далеком Заполярье.

В течение всей экспедиции мы совершили радиальные выходы на места захоронения узников Абезьского лагеря. По данным Альгирдаса Шеренаса, много лет работавшего в Абези,  известно 4 кладбища заключенных. Из них более или менее сохранилось одно (Родники Пармы). По словам местного краеведа, В.В. Ложкина было не менее 10 таких кладбищ. Каждая лагерная структура имела свое кладбище – в самом поселке, в дер. Абезь (Ухтпечлага), за вокзалом (восстанавливается обществом «Мемориал») и др.

Лагерные кладбища, да и сами места расположения лагерей вокруг посёлка Абезь, заботливо распаханы под поля совхоза «Фион» или огороды местных жителей, и засажены картофелем и другими овощами. И только одно название - «кладбище заключенных», за поселком Абезь, хранит в неофициальной топонимике память о тех страшных годах.

17 сентября 2004 года мы отправились в радиальный выход на самое известное кладбище Абези – Мемориальное кладбище заключенных. Расположено оно примерно в 1 км от поселка. И на всем этом пути в те страшные годы располагалось кладбище бывшего Обского ИТЛ.

Сейчас даже представить невозможно, что на этом месте было захоронено около 1500 заключенных, и только дренажные канавы выдают этот секрет.  На пригорке - место бывшего центрального морга.

На этом месте, когда «ожила» историческая память, в начале 1990-х был установлен деревянный православный крест, но время и память людская его не пощадили – сгнил, упал. Планировали на этом месте звонницу поставить, но как всегда нет средств. В 1959 году, когда шла ликвидация лагеря, территорию кладбища распахали под поля совхоза «Фион». Первое время местные жители, вскапывая огороды, находили кости, скелеты. Хоронили только заключенных, не разрешалось перезахоранивать родных до 1989 года.

Перед современным гражданским кладбищем в августе 1990 года был установлен мемориальный знак «Памятник скорби – Невернувшимся» тем, кто погиб  Абезьском лагере 1932-1959 годах. Как и большинство памятных знаков, связанных с теми страшными годами, расположенных в нашей республике, он был установлен иностранцами – литовцами из «Вильнюсского общества ссыльных», автор – скульптор Иодишус  – младший сын похороненного здесь бригадного генерала. Надпись на 4 языках: русском, коми, английском, литовском.

Торжественная церемония открытия состоялась 12 августа. Было много гостей. Памятник освящен бывшим заключенным прошедшим лагеря Воркуты, Инты и Печоры, а ныне настоятелем Вильнюсского архикафедрального собора монсиньором Казимиром Василяускасом. Место для памятного знака выбрано не случайно. Он расположен между кладбищем заключенных Обского ИТЛ и гражданским. Когда заключенный освобождался, то имел право быть похоронен на гражданском кладбище.

За новым гражданским кладбищем расположено старое, с захоронениями 1940-х годов – 2-е гражданское кладбище. Первое, примерно на 50 могил, расположено по другую сторону поселка, в направлении моста. Мы побывали на нем на следующий день – 18 сентября. По словам В.В. Ложкина на нем похоронен ученый Марков. Его могила не сохранилась. В честь него названа станция Северной железной дороги.

Кладбище не ухожено, захоронения почти не обозначены. Коров прогоняют прямо по могильным холмикам, через кладбище. Обозначено только одно захоронение: семилетнего ребенка. Перед 1-м гражданским кладбищем раньше располагался Центральный лазарет ОЛП-1, рядом с которым обязательно должно быть кладбище, но сейчас этого не узнать, так как территория распахана.

Вернемся к мемориальному кладбищу заключенных. Оно сохранилось потому, что было расположено за гражданским, и отделено дренажной канавой. Через нее ведет мосток из шпал. Дорога на кладбище расположена чуть ниже.

Вывеска указывает на то, что это за кладбище. Готова другая вывеска, с подарком отца Василия – настоятеля Интинской церкви, освященной иконой Казанской пресвятой богородицы. В этом году ее установить не успели. Идем вдоль канавы в сторону железной дороги. У поворота тропинки установлен Погребальный колокол, когда входишь на кладбище, ударяем три раза. Сразу виден временно установленный простой металлический памятный знак, чтобы грибники, рыбаки и туристы имели представление, где они находятся. Скульптором из Сыктывкара Анатолием Неверовым, разработан другой знак, но средств на установку пока нет.

В начале интернациональной аллеи милосердия стоят поклонные кресты от Украины, Беларуси, Польши и Литвы. У России креста пока нет. На кладбище похоронены многие выдающиеся люди, среди них  Лев   Платонович   Карсавин.

Подходим к могиле Л.П. Карсавина. Ее нашли благодаря колышку с деревянной дощечкой и литерой П-11. Именно с этого захоронения начинается история Абезьского мемориального кладбища.

Когда Лев   Платонович   Карсавин   скончался, заключенный врач-литовец Владас Шимкунас, работавший тогда заведующим стационаром лагерной больницы, предложил заключенному А.А. Ванееву во время вскрытия поместить в тело капсулу с эпитафией, желая таким образом отметить место захоронения.

Анатолий Анатольевич написал ее: «Лев Платонович Карсавин, историк и религиозный мыслитель. В 1882 году родился в Петербурге. В 1952 году, находясь в заключении в режимном лагере, умер от милиарного туберкулеза. Л. П. Карсавин говорил и писал о тройственно-едином Боге, который в непостижимости Своей открывает нам Себя, дабы мы через Христа познали в Творце рождающего нас Отца. И о том, что Бог, любовью превозмогая себя, с нами и в нас страдает нашими страданиями, дабы мы были в нем и в единстве Сына Божия обладали полнотой любви и свободы. И о том, что само несовершенство наше и бремя судьбы мы должны опознать как абсолютную цель. Постигая же это, мы уже имеет часть в победе над Смертью через смерть. Прощайте, дорогой учитель. Скорбь разлуки с Вами не вмещается в слова. Но и мы ожидаем свой час в надежде быть там, где скорбь преображена в вечную радость». Шимкунасу не только удалось поместить капсулу в тело Карсавина, но и узнать литеру П-11, которую он сообщил Ванееву.

Ванеев освободился в 1954 году. Но еще пять лет он должен был провести в ссылке в Инте. Однако, благодаря хлопотам друзей, в феврале 1955 года он был вызван в Ленинград и в августе полностью реабилитирован. Позже Ванеев работал заведующим кабинетом физики в Институте усовершенствования учителей. Из-за тяжелой болезни в 1976 году он был вынужден оставить работу. Последние годы жизни Ванеев посвящает литературному труду – пишет книгу, статьи, участвует в переписке самиздата. Смерть 5 ноября 1985 года оборвала жизнь Анатолия Анатольевича Ванеева.

Книга А. А. Ванеева «Два года в Абези» спустя два года неизвестными путями попала в Париж и была издана там в сборнике «Минувшее» (№6). «То, что я написал, – определил сам Ванеев, – нельзя назвать воспоминаниями... Я стремился не воспроизвести, а воссоздать обстановку, атмосферу, разговоры. Все персонажи моей книги – реальные люди... Но давая им характеристику, особенно через разговоры, я стремился идеологически проявить каждого. Мой жанр – это множественный идеологический диалог». Ванееву не суждено было найти могилу Карсавина. Умер и Владас Шимкунас, последний раз приезжавший в Абезь в 1958 году. И все-таки могила была установлена.

В январе 1989 года вдова Анатолия Анатольевича Елена Васильевна нашла в архиве Ванеева фотографии лагерного врача Владаса Шимкунаса у могилы с литерой П-11. С разных точек он был снят у этой могилы на холме с торчащей трубой (предположительно землянкой). Шимкунас в 1957 году окопал и поднял могильный холм и высадил на могиле саженцы елочек. В феврале пришло письмо от Альгирдаса Шеренаса из Сыктывкара. Он много лет работал в Абези. Пытался искать следы Карсавина, но, кроме весьма сомнительных рассказов бывших заключенных-уголовников, ничего не смог найти. Шеренас прислал план Абези и окрестностей. Оказывается, известно 4 кладбища заключенных. Из них более или менее сохранилось одно. Именно на нем Шеренас сфотографировал остатки какого-то сооружения, вероятно землянки. Пришло письмо от литовского священника – патера Станислава (Добровольскиса), бывшего узника интинских лагерей, знакомого А. Ванеева. «Какая радость! Карсавин известен! О Карсавине мне приходится много рассказывать, так как я привез в Литву его наследие – его письма. Он похоронен так, чтобы можно было найти его тело. Итак, если будут энтузиасты, то найдут его тело и похоронят с честью».

Удалось связаться с доктором искусствоведения Ю. К. Герасимовым, находившемся в лагере вместе с Карсавиным, Пуниным и Ванеевым. Юрий Константинович, хоть и без особой радости, но согласился помочь: «Знаете, совсем не хочется газетных сенсаций. Вы поймите, это было тяжелое время и место. Между людьми были очень сложные  отношения.  Что касается  рассказов бывших заключенных о Карсавине, то их будет немного: лежал и умирал старик, каких было много. Прежние ценности – культура, образование, искусство – волновали очень немногих...»

Герасимов подтвердил, что на кладбище, где похоронены Карсавин и Пунин, была землянка для рабочих. И еще Герасимов вспомнил, что дорога, по которой они везли хоронить Пунина, была небольшой – метров 400–500 от лагпункта, где находился морг. Таких кладбищ в Абези несколько и одно из них сохранилось. Теперь надо было выяснить, где помещался морг.

В марте радиостанция «Свобода» отметила католическую Пасху передачей о Карсавине. Интерес к Карсавину у католической церкви давний и усилен появившейся в 50-х годах версией о его переходе из православия в католичество. С этим же связано желание части литовских активистов перенести прах «литовского Платона» в Литву. В апреле «Молодежь Севера» опубликовала фрагменты книги Ванеева. Публикацию назвали «Эпитафия Карсавину».

Откликнулась дочь Карсавина, Сусанна Львовна, живущая в Вильнюсе: «Ваш проект об увековечивании отца мне кажется преждевременным, к тому же он сталкивается с проектом литовцев о перенесении его праха в Литву. И тот и другой проекты мне не приятны: отец может теперь ждать Вечность, никакое увековечивание не смоет его страдания. Больше всего я против перенесения его останков в Литву. Он русский, всегда считал себя русским, хоть и любил Литву. Пусть же он лежит там, куда закинула его судьба».

В июне 1989 года группа в составе Виктора Ивановича Шаронова, Альгирдаса Шеренаса, настоятеля Ыбской православной церкви иеромонаха Трифона, доцента Сыктывкарского университета, представителя «Мемориала» В. А. Семенова и представителя Литовского Фонда культуры Йонаса Шеренаса вылетела в Абезь.

В поисках очень помогли В. П. Науменко, когда-то работавший в лагере охранником, И.В. Липовцев, кочегар котельной, и, особенно, местный краевед Виктор Васильевич Ложкин. Они-то и показали, где находились морг, кладбище, землянка.

Рядом действительно были посадки елей. За посадкой обнаружились и две обкопанные и поднятые могилы. Одна из них, с литерой Д-40, была бригадного генерала И. Иодишуса. А в следующем ряду, как и следовало из фотографий Шимкунаса, была еще одна могила, и на ней росли две ели. А.М. Жаворонков, в поисках колышка, заглянул под ель и мы услышали: «Есть! П-11». И наступила тишина. Мы стояли и не знали, что делать. Потом сняли шапки. Это была, без сомнения, могила Льва Платоновича Карсавина. Иеромонах Трифон отслужил на лагерном кладбище панихиду по всем невинно убиенным.

В 1989 году кладбище начали восстанавливать при помощи общества «Мемориал», которое было создано при средней школе 4 мая 1989 году, но зарегистрировано в 1990 году, при Интинском горсовете. В его состав входили учителя, учащиеся, некоторые местные жители. После того как были обнаружены две могилы, и найдена могила Карсавина, было решено с учителями, школьниками найти захоронения других выдающихся людей, по словам Виктора Ивановича Шаронова, он видел документы, в которых говорилось о том, что их здесь похоронено много.

На могиле Карсавина поставили крест с именем. Начали заниматься расчисткой. Истлевшие таблички заменялись на новые – металлические. После ликвидации лагеря в 1959 году по идеологическим причинам оно было брошено на произвол судьбы, и очень сильно заросло. На этом кладбище хоронили только заключенных. На могилах было запрещено ставить кресты и другие знаки. Только колышек с номером. По этому номеру в личном деле можно определить личность умершего. Два года только расчищали территорию. Потом составили план. Его очень легко было составить, так как кладбище с трех сторон обозначено дренажными канавами. Колышки которые были сохранены, зафиксировали и нанесли на план. Управлением архитектуры и градостроительства г. Инты, была сделана топографическая съемка местности – это сыграло главную роль в получении списков захороненных заключенных и других документов, и, в конечном счете – получению кладбищем  республиканского статуса.

Кладбище можно назвать «элитным» – хоронили в гробах. Вырывали общую траншею, и очень часто ставили гробы. Затем засыпали. С 1952 года начали хоронить в индивидуальных могилах. На кладбище работала специальная похоронная бригада. В центре кладбища имеются остатки землянки. Вдоль могил в ряд высажены ели. Некоторые могилы с крестами – В.В. Ложкин устанавливает их по просьбе родственников.

Подходим к могиле бригадного генерала Иодишуса. Когда он скончался, в морге работал патологоанатомом литовец, и он вшил в область грудной клетки металлическую табличку для опознания и на палец одной из рук надел простое металлическое кольцо из проволоки. Потом они с ксендзом с разных позиций сфотографировали могилу Д-40. Когда в 1989 году было разрешено делать перезахоронения, в августе приехала большая экспедиция из Литвы: два сына – старший Паулис, доцент Вильнюсской музыкальной консерватории по классу скрипки, младший – скульптор и реставратор. Всего 14 человек, с архиепископом, представителями прессы. Руководил экспедицией профессор медицины Гиндиус Чесниц. Все делали профессионально. Исходя из фотографии, оградили место. Из Инты был представитель СЭС. Все документы были оформлены. Не глубоко, примерно 60 см, появились два гроба из горбыля, один располагался ровно, другой наискось. Когда один из них вскрыли, то антропометрические параметры не сошлись. Это не он. Вскрыли другой – тоже не он.

Рядом был еще один гроб, но не из горбыля, а из нормальной доски. Когда его вскрыли, там была мумия. Это тоже был не он. Изучая документы, Виктор Васильевич Ложкин, выяснил, что это был подданный Турции – Мавромати.

Литовцы прекратили поиски и уехали. По протоколу профессора медицины Гиндиуса Чесница он не рекомендует делать перезахоронения, так как нет полной уверенности, что это тот человек, прах которого ищут родственники. На следующий год литовцы опять приезжали, уже с экстрасенсом, который указал им два места. Но на вскрытие могил они не решились – установили два символических креста.

Начиная с 1990-х годов в Абезь, на кладбище, приезжает много родственников, и если они находили могилу, то Виктор Васильевич рассказывал им историю с неудачной эксгумацией.

В могиле Д-14 был похоронен епископ Украинской Греко-католической церкви Лакота. Его племянник, Ярослав Гроздовский, написал письмо в Абезь. В ответном письме была описана история с перезахоронением. Но Ярослав все-таки попал в Абезь. В начале 1990-х годов в Коми работала  экспедиция львовского общества «Пошук», под руководством председателя Федущак, которая пересекла республику с Воркуты до Сыктывкара, с целью посещения родных, которые здесь похоронены. В этой экспедиции был и племянник Лакоты. Приехав в Абезь, они попросили у Виктора Васильевича Ложкина разрешения вскрыть могилу. С одной стороны Виктор Васильевич не имел права давать такие разрешения, с другой – они ехали 4 тыс. км.

При погребении, по словам свидетелей, у него была панагия*, она выдается крупным священнослужителям, входившим в число десяти приближенных к Папе римскому. Если он в ней, то уже официально будут брать разрешение, если нет, тогда все успокоятся. Священник дал благословение Ложкину на разрешение вскрытия могилы. Когда вскрыли, то это был он.

Четыре года материалы возили на экспертизу. Потом приехали и увезли прах на перезахоронение – единственный человек с этого кладбища. На Абезьском кладбище львовской экспедицией «Пошук» было установлено 14 крестов.

На кладбище имеется буквенно-цифровой порядок захоронения: начинался с А-1 и до А-50, затем другая буква и так далее. Четкого плана погребения не было, могилы расположены хаотично. Колышки полностью не сохранились, то что могли зафиксировали, а остальные были установлены примерно. Похоронные бригады, в составе 10-15 человек, работали напряженно. Состав бригад постоянно менялся, одно время работали японцы. Хоронили как им было удобно.

Через кладбище проходит дорога, обозначенная небольшими кюветами. Через кладбище проходит оленья тропа – Сыраворга, по ней два раза в год оленеводы перегоняют стада. В этом месте поставлен знак, но сами оленеводы никогда не отклоняются от пути.

На кладбище было запрещено ставить кресты и другие памятные знаки. Но несмотря на запрет, здесь было поставлено 3 креста: один католический, другие – православные. В музее есть фрагменты православного креста, еще один крест из металлической проволоки тоже там хранится.

Подходим к могиле Николая Михайловича Осадца, известного священника с Тернопольщины. Их было два брата – один погиб в ГУЛАГе в Казахстане, другой в Абези. Родственники самыми первыми привезли крест, потом другие стали привозить.

Кроме Абезьского мемориального, мы побывали еще на одном кладбище заключенных расположенном за станцией Абезь.  Кладбище ЦРМ-2 (центральных ремонтных мастерских) Печорлага 1940-х годов удалось установить по сохранившемуся обозначению могилы: Демчук Андрей Кириллович 4.09.1945 1912 г. рождения Житомирской обл. с. Быстрик. Кладбище в очень заросшем состоянии. Виктору Васильевичу Ложкину его показали в 1989 году  литовцы из Паневежиса, среди них был бывший узник Воркутлага. Еще одна могила с железным крестом и табличкой: Венцетов (Вентусов) И.А. 1946 22.08. Сохранилось еще 3 могилы, но без надписей: две с деревянными крестами, одна – с железным. Уже в современное время кладбище было обозначено двумя деревянными крестами: православным и католическим. Кладбище площадью примерно 1,5 га. К северу от него расположены поля – раньше тоже было кладбище.

По спискам, в период 1949-1956 годов на кладбище «Минлага» захоронено 1260 человек, за 1957-1959 годы на кладбище «Воркутлага» еще  62 человека. В том числе, граждане 11 иностранных государств (США, Японии, Польши, Германии, Австрии, Венгрии, Румынии, Болгарии, Финляндии, Турции, Югославии).

Во время радиального выхода на кладбище 20 сентября нами было подсчитано 139 захоронений, которые обозначены колышками с номерами, некоторые с фамилиями. Много очень старых деревянных колышков, номера на которых не сохранились.

После обследования кладбища мы пошли по лесной дороге в сторону станции Марков. Шли примерно 1,5 часа. Вначале были обнаружены углубления прямоугольной формы. Возможно приготовленные ямы для могил. Дальше – едва угадываемые формы холмиков. Возможно, кладбище продолжалось и за дренажной канавой.

Когда лесная дорога стала едва угадываться, мы повернули в сторону железной дороги. Шли через болото. Не дойдя до нее, повернули в сторону поселка. Пройдя под линией электропередач, дошли до мемориального кладбища и через него вернулись в поселок.

С сожалением вынуждены констатировать, что мемориальное кладбище только включено в Республиканскую программу и больше ничего не предпринимается. Планировалось:

· Обустройство двух кладбища (мемориального и еще одного, - заключенных ЦРМ-2 Печорлага);

· Создание музея;

·  Установление памятных знаков: на месте расстрелов, у вокзала, строителям дороги Кожва-Воркута и Чум-Лабытнанги, на месте захоронений: пос. Абезь, Ст. Абезь и др.

По словам очевидцев, расстрелы были даже в 1950-е годы. Местные жители Субботины и Хозяиновы, наблюдали  их с чердака дома по ул. Пригородная д.1. Дом не сохранился. К востоку от Полковой школы Виктор Васильевич Ложкин показал место предполагаемых расстрелов. Сюда приводили заключенных, заводили машины и тракторы, чтобы не слышны были выстрелы и стоны – которые могли привлечь внимание местных жителей. Расстреливали из пистолетов. Расстрелянные здесь лежали до вечера, увозили их ночью и хоронили когда стемнеет. Куда увозили хоронить, за что расстреливали никто не знает.

Мы думаем, что не проводить никаких исследований, не вести поиск захоронений, это значит оставаться на прежних позициях умалчивания о массовых расстрелах и репрессиях.

Поэт Яков Косман пишет о массовых расстрелах:

В жизни не было горше отравы,

Чем зловещие дни на Ухте:

На костях и крови там бесправье

Пир справляло в ночной духоте


Мы в равной степени равнодушно относимся как к трагическим, так и героическим страницам истории нашего края. В этом мы могли убедиться, когда проходили через старое гражданское кладбище 1940-х годов. Мы увидели воинское захоронение и по приезду в Воркуту решили больше о нем узнать.

Это оказалось братское захоронение погибшего экипажа самолета ЛИ-2 и пассажиров. В Абези был сухопутный аэродром, созданный в 1940 году. До него был небольшой аэродром, где самолеты садились на реку, на воду, а зимой на лыжах. Самолеты были старые, списанные с морской авиации. Когда появилось управление лагерем эти самолеты не справлялись с возросшей нагрузкой, было решено построить большой сухопу-тный аэродром. На нем базировалось несколько типов самолетов, в том числе ЛИ-2, ПО-2, У-2, даже трофейный немецкий «Юнкерс». Летчики полярной авиации перевозили грузы (почта, медикаменты и др.) и пассажиров.

Экипаж Майкова Николая Павловича работал при Северном управлении лагерей железнодорожного строительства, когда строился участок Чум-Лабытнанги. По заданию командования они вылетели в Салехард. На обратном пути в Абезь их застала пурга, была плохая видимость и самолет разбился. Экипаж состоял из летчиков-асов, прошедших Великую Отечественную войну (только один из экипажа не был на войне), награжденных орденами и медалями.

Среди них Погорелова Мария Константиновна, 2-й пилот, военный летчик. Во время Великой Отечественной войны она служила в женской авиаэскадрилии имени Героя Советского Союза Расковой. Несмотря на то, что все они были опытными лет-чиками, суровые условия Севера привели к катастрофе. Пере-летая через Поля-рный Урал, самолет зацепил-ся за массив Райиз и потерпел авиакатастрофу. Это был послед-ний полет перед уходом экипажа в отпуск. Их искали в течение месяца, все кто мог принимал участие в поисках: желез-нодорожники, геологи, строители, летчики, оленеводы. Упавший самолет нашел ненец  оленевод Викула Хатанзейский. В связи с тем, что управление находилось в Абези, погибших было решено похоронить здесь. Прощание с экипажем проходило в театре, где был выставлен почетный караул. Похороны состоялись 1 января 1949 года. За всю историю Абези это были самые торжественные похороны. В этот день никто не работал.

Людей было столько, что процессия тянулась от поселка до кладбища (примерно 1 км). Похоронили со всеми воинскими почестями. На могилах были высаженные маленькие  елочки, установлены деревянные пирамидки со звездами. Сейчас все это в заброшенном состоянии. Две или три могилы родственники перевезли на родину.

Николай Павлович Майков был из семьи летчиков, его отец – Майков Павел Николаевич – профессиональный военный летчик. Брат – Майков Александр Павлович, также военный летчик, ветеран Великой Отечественной войны. В фондах Воркутинского межрайонного краеведческого музея мы обнаружили некоторые экспонаты, относящиеся к этому экипажу.

20 сентября 2004 года во время радиального выхода и работы на мемориальном кладбище в пос. Абезь, мы переписали и по возможности подправили братское захоронение погибших летчиков и пассажиров.

Захоронение погибших летчиков и пассажиров:

1. Майков Николай Павлович 1907-1948

2. Погорелова Мария Константиновна 1921-1948

3. Баженов Николай Александрович 1903-1948

4. Зуев Иван Семенович 1890-1948

5. Емельянов Михаил Иванович 1901-1948

6. Сезатуль (?) Евгений Николаевич 1905-1948

7. Кулистиков (?) Дмитрий Геннадьевич 1900-1948

+ 10 обозначенных, но неподписанных захоронений.

Эту печальную главу хотим закончить следующим: зачастую места захоронений находятся в запущенном состоянии, а то и вовсе исчезли с лица земли. Многие из них требуют специальных поисковых работ по установлению их местонахождения. Заботу об этом просто обязаны взять на себя местные администрации городов и поселков. Это будет своего рода покаянием перед всем многонациональным советским народом и гражданами иностранных государств, представители которых не по своей воле оказались в далеком Коми крае. Сейчас же мы видим, что почти все, что ныне делается в области воскрешения исторической памяти, делается иностранцами и на их же деньги. Покаяния перед собственным народом не было, и навряд ли будет. У власти есть дела поважнее. Поэтому все чаще слышится, пока еще робко, но так настойчиво: «А нужно ли нам все это знать?» Да, нужно!


Заключение

В своей работе мы описали только маленькую крупицу из скорбной истории нашего Северного края.

Сегодня в Абези мало что напоминает о драматических событиях прошлого, о бывшем советском концлагере, который заключенные называли «лагерь смерти», «конвейер смерти», «долина смерти» и «яма». Сохранились лишь несколько лагерных  бараков, где когда-то страдали и умирали ни в чем не повинные люди. Но до сих пор в этих жалких трущобах, переделанных кое-как под жилье, продолжают ютиться некоторые местные жители.

Да по прежнему прочно, как непоколебимый памятник той эпохи, стоит железнодорожный мост через Усу, и все так же исправно работает дорога, построенная руками сотен тысяч узников ГУЛАГа разных национальностей, живших и страдавших на нашей Коми земле. Дорога, построенная на человеческих костях.

«Нет, мы не чужие для Коми земли»,  –  звучало в письмах русских и украинцев, евреев и латышей, поляков, литовцев и немцев – тех, кто предъявлял все новые и новые свидетельства сталинских преступлений, вершившихся по всей стране. Ухта, Кочмес, Абезь, Сивая Маска, Воркута – да и не перечислить всех тех мест с километрами колючей проволоки, которые на долгие годы стали для этих людей печальной пристанью, а для многих других – и последним пристанищем в жизни.

Свою большую работу мы назвали «В память о тех, кто лежит по обочинам трактов…», а меленькую крупицу – «Мы жизнями своими заплатили…». И мы считаем, что железнодорожная магистраль и мемориальное кладбище пос. Абезь это памятник всем советским людям и иностранным гражданам, погибшим и живым узникам ГУЛАГа и вместе с тем напоминание всем живущим о необходимости сделать все возможное для того, чтобы никогда и нигде подобная трагедия не повторилась. Вечно хранить память о жертвах политических репрессий – не для озлобления, не для мести, а для ПОКАЯНИЯ! Наша работа предназначена для тех, кому дорога история Заполярной земли.











Рекомендованные материалы


Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 2

Алатырские дети шефствовали над ранеными. Помогали фронтовикам, многие из которых были малограмотны, писать письма, читали им вслух, устраивали самодеятельные концерты. Для нужд госпиталей учащиеся собирали пузырьки, мелкую посуду, ветошь.

Стенгазета

Ударим всеобучем по врагу! Часть 1

Приезжим помогала не только школьная администрация, но и учащиеся: собирали теплые вещи, обувь, школьные принадлежности, книги. Но, судя по протоколам педсоветов, отношение между местными и эвакуированными школьниками не всегда было безоблачным.