США
05.02.2006 | Кино
Всюду пьяные бродят они«Морпехи» Сэма Мендеса – редкая военная драма, которую куда уместней показывать на День Десантника, чем на День Победы
Энтони Суоффорд, военный в третьем поколении, зачатый во время вьетнамской кампании и выросший в тягостной атмосфере поствьетнамского синдрома (отец ничего не рассказывал о войне, зато выходил к завтраку в халате и гимнастерке) мечтает трахать студенток и читать Камю. Вместо этого Суоффорду (Джейк Гилленхаал) приходится инсценировать эпизоды из «Цельнометаллической оболочки» Кубрика – под рев и ругань сержанта учить устав, отжиматься на кулаках, трубить подъем перед строем (без горна), мастурбировать, бежать кросс в полном боевом обмундировании (сто килограммов за плечами включены), чистить винтовку, смотреть в клубе затертую до дыр копию «Апокалипсиса сегодня», вспоминать подружку и снова мастурбировать. Спустя какое-то время, необходимое для того, чтобы морпех овладел мастерством снайпера, Саддам Хуссейн вторгается в Кувейт и нашего героя отправляют в арабскую пустыню, где все идет по-прежнему – минус кинозал, плюс сорок градусов в тени.
Тут шаблонная армейская комедия (бестселлер реального ветерана Суоффорда, по которому снят фильм, вообще на четверть состоит из бородатых армейских анекдотов) начинает пробуксовывать, и, наконец, совсем увязает в песках однообразия и застоя.
Настает время драмы, даже трагедии. Но не трагедии бессмысленных жертв, или, скажем никому не нужного героизма – а печальной истории о неизбывной тоске, невозвратимо растраченной на учениях или в нарядах молодости, и сперме, бездарно размазанной по ладоням.
Однообразная череда бледных, пыльных дней службы время от времени разрывается каким-нибудь ЧП, но самые важные эпизоды «Морпехов» - это вовсе не нервные срывы (смехотворные по меркам российской армии), не военные операции (их тут как раз почти что и нет) и даже не адские панорамы горящих нефтяных полей, где среди километровых факелов бегают пропитанные черным маслом кони и люди.
Апогей этой истории – в двух похожих эпизодах армейского буйства, на Рождество и в день отправки домой. Десятки полуголых мачо в камуфляже обливаются самогоном, палят в ночь из автоматов и выделывают гомоэротические коленца под одобрительный вой однополчан.
Это безудержное, и, в общем-то, жизнеутверждающее, тестостероновое помешательство уживается здесь с мизантропией и фатализмом – они хорошо читаются между строк армейских баек и строевых речевок. Вообще, Третья Мировая автора «Красоты по-американски» Мендеса многим напоминает Первую Мировую – такую, какой она выглядит в желчных мемуарах Луи-Фердинанда Селина. И там и там война - тупое бюрократизированное мероприятие, в котором нет места ничему личному – но в Аравии этот Молох приобретает уже совершенно гротескные черты. Например, за всю кампанию Суоффорд с напарником (Питер Сарсгаард) так и не смогли застрелить ни одного врага, хоть очень старались. Они пришли в пустыню, готовые подружиться с ужасом и моральным террором – а нашли тут только сарказм и цинизм.
Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.
Одно из центральных сопоставлений — люди, отождествляющиеся с паразитами, — не ново и на поверхности отсылает хотя бы к «Превращению» Кафки. Как и Грегор Замза, скрывающийся под диваном, покрытым простынёй, один из героев фильма будет прятаться всю жизнь в подвале за задвигающимся шкафом.