Авторскую рубрику "Япония без вранья" ведет переводчик и журналист Юрий Окамото: Я горжусь тем, что за много лет проведенных в Японии так и не прочитал практически ничего написанного о стране культурологами, искусствоведами и литературоведами. Это не значит, что я ничего не знаю о культуре, искусстве и литературе. Но, приехав в Японию, я почему-то решил, что будет гораздо интереснее, если мои отношения со страной будут интимными, а кто, затевая роман с девушкой, желает слышать, что думают о ней ее бывшие возлюбленные? Несколько лет назад, после десятиминутного разговора на разные темы один японский аптекарь лет пятидесяти, как видно, малость близорукий, вдруг окинул меня взглядом с ног до головы и сказал: «Что-то внешность у тебя, братец, совсем не японская». В этот момент я решил, что роман с Японией мне удался. Здесь будут печататься тексты с моими личными впечатлениями и идеями о Японии. Я стараюсь писать только о том, что пережил и с грехом пополам переварил сам, о важном, которому меня научила эта странная культура, в которой есть с десяток способов сказать «я» и столько же способов сказать «ты». Особой эрудиции, боюсь, здесь не будет. Зато честности – полно.
После восемнадцати лет в Японии я представляю себе, что вот вдруг того, что было вчера, завтра раз – и не станет. И хотя, как и все окружающие, комитеты люто ненавижу, душа машинально уходит в пятки.
Эротика начисто отсутствует в обыденной жизни – настолько, что в незнакомой компании просто не разберешь, кто с кем. При этом в стране все же имеется постоянный ежегодный прирост населения, из которого следует, что кто-то как-то все же. Но как?
Для якудзы и деревенского человека страна понятие эфемерное, поскольку все, что ему важно – это группа «своих», на которых может рассчитывать. Это же справедливо и для мелких лавочников. И, наверное, для России – от нищих, до президентов.
Каждое утро она вставала затемно, готовила приемным родителям еду на день, потом шла вдоль горного ручья вниз, к деревне. Завидев спускавшуюся с горы фигурку, родители торопили своих детей: «Гляди, вон уже и Масако с горы спускается!».
Тогда, знаешь, все дрались, но лежачих не били. А полицейские даже не глядели — скажут «ну, парни, вы тут не очень-то» и дальше себе пойдут. А потом начали применять закон о запрете насилия, и пошло: пальцем прикоснешься — уже тебя в участок тащат.
Мотоциклы как раз миновали поле, гуськом выехали на широкую дорогу. Я спрятался за выступом забора, тщетно пытаясь унять дрожь в ногах, и, когда первый парень подъехал, выскочил из засады и схватил мотоцикл за руль, вывернув ручку газа назад.