Казалось бы, мы уже все видели: детсадовцев, марширующих в военных гимнастерках, детские коляски в виде танков, «георгиевские ленточки», которые привязывают чуть ли не на собачьи ошейники, разухабистые надписи на BMW и «мерседесах», которые выражают отнюдь не патриотизм, а комплекс неполноценности.

Да, интервью — жанр особый. Это не тот тип интеллектуального противоборства, где глупый или морально ущербный собеседник служит необычайно выгодным фоном для умного и порядочного. Тут по-другому. Потому что интервью — это вообще не противоборство. А если оно — противоборство, то это не интервью, а допрос.

О новых жанрах давно не было речи, и мы как-то не держим в сознании возможность их появления. Может, и напрасно. Вероятно, формы могут не только умирать, но и рождаться. Это очень непривычно, но сейчас все непривычно.

Такая простая и очевидная мысль, что у науки нет и не может быть никаких интересов — включая «национальные», — кроме интересов истины, в принципе не рассматривается. Точно как в старом армянском анекдоте: «Каринэ, родила? — Родила. — Кого? Мальчика? — Нет. — А кого?»

Любовь к конспирологии, вера в тайные механизмы и в то, что никто никогда не говорит, что думает, имеет прочные корни в душе обывателя, и на этом очень легко делать деньги тем, кто готов предложить клиенту нечто фантастическое.

Сухо и убедительно высказался на данную тему Владислав Ходасевич: «Кажется, в этом и заключена сущность искусства (или одна из его сущностей). Тематика искусства всегда или почти всегда горестна, само же искусство утешительно. Чем же претворяется горечь в утешение? Созерцанием творческого акта — ничем более».