Нет такого признака, который дал бы вам возможность на глаз отличить седло барашка, пасшегося в Химкинском лесу, от седла барашка, питавшегося разнотравьем в калмыцкой степи.

У нас с мозгами давний воображаемый роман: ел я их однажды в детстве, и этот вкус с тех пор превратился в призрачное воспоминание, приятный сенсорный след, вроде запаха карбида: вспомнить толком нельзя, но сантименты вызывает.

Фляки - это всего лишь рубец, то есть бычий желудок, по-иностранному звучит завлекательно, а вообще-то просто требуха. Но когда из Варшавы мы переместились в Краков, я сдалась.

Террин - это, в сущности, запеканка, хотя изначально слово обозначало всего лишь прямоугольную посуду, в которой запекается мясной или рыбный фарш (или что угодно). Но, согласитесь, "террин" звучит изыскано и воздушно...

Повзрослев, я поняла, что для бабушки это была счастливая мирная жизнь: ни тебе погромов, которые она застала в детстве в Киеве, ни ужасов гетто, ни расстрельной ямы, в которой погибла половина нашей семьи в Житомире.

Они несгибаемо придерживаются своих загадочных принципов, их знамя — смешивать ничего нельзя! Принципы эти ничего общего не имеют с заветом не варить козленка в молоке его матери, но соблюдаются так же неукоснительно, как кашрут.