Недавно замечательный историк русской литературы Олег Проскурин опубликовал в «Фейсбуке» чрезвычайно забавную заметку «Михалков и кола». Речь идет о басне поэта-лауреата под названием «Ах, кока-кола!». В этой басне рассказывается, как "По выставке американской, / Что освещает быт заокеанский / (Но почему-то не со всех сторон!), / Ходил прелюбопытный посетитель, / До заграничного, видать, большой любитель".

Или кошка наша. Когда у нее котята подросли, она им начала всякую живность приносить – охоте учить. Сначала больших японских тараканов, потом ящериц без хвоста, потом воробьев полуживых. Раз летучую мышь притащила. А потом вдруг взяла и принесла пластмассовый горшочек для рассады, легонький такой – от соседей, естественно.

Слушай, — сказал я, — ну, пусть он был великим мастером сёги, пусть жил вне закона со всеми вытекающими достоинствами, но девку-то зачем к потолку подвешивать? Ты уж меня прости, я в этих делах человек непродвинутый

Человек на шпалере соотносится с мистическим текстом, в котором визионеру предстают видения (отсутствующие в шпалере) и слышатся слова, отношение которых к видимой фигуре загадочно. Фигура отсылает к видимому и слышимому, никак не явленным в ней...

Мир "Лексиконов" мне представляется миром идентичности. Фигуры в нем не индивидуализированы, не отличаются друг от друга, но при этом обладают своего рода тяжеловесной определенностью. Это определенность бесконечно умножающихся симулякров, копий.

"Простите, я к вам вчера так и не выбрался", - эта фраза вводит представление о том, что человеку трудно покинуть дом. Даже собственная лень в этой картине предстает как некое внешнее обстоятельство, не вполне подконтрольное человеку.