Недавно замечательный историк русской литературы Олег Проскурин опубликовал в «Фейсбуке» чрезвычайно забавную заметку «Михалков и кола». Суть ее вкратце такова. Речь идет о басне поэта-лауреата под названием «Ах, кока-кола!». В этой басне рассказывается, как
По выставке американской, / Что освещает быт заокеанский / (Но почему-то не со всех сторон!), / Ходил прелюбопытный посетитель, / До заграничного, видать, большой любитель. И вот в своей любви ко всему заграничному он обпился кока-колы, попал в больницу, где лечился и питался бесплатно. Мораль:
Перед чужим он слепо преклонялся, / А своего, увы, не замечал.
Дата — 1959 год, когда прошла первая в СССР американская выставка в Сокольниках. Однако, сообщает нам исследователь, никакой кока-колы на ней не было. Наоборот — была пепси-кола, которой действительно бесплатно поили посетителей, включая и Н.С. Хрущева, о чем есть и
фотосвидетельство. Но дотошный филолог идет дальше: оказывается, в первой версии басни, напечатанной в № 23 журнала «Крокодил» за 1959 год, никакой кока-колы и в помине не было, а представлена была именно пепси-кола. Просто потом эта компания стала плодотворно сотрудничать с СССР, так что басня была слегка изменена (вместо
пепси стало
кока, и борьба с низкопоклонством продолжилась).
Эти механизмы эволюции текста под напором меняющейся действительности хорошо нам знакомы по более известному произведению, вышедшему из-под того же пера. «А я, ей-богу, напишу когда-нибудь биографию С.В. Михалкова для серии „Жизнь замечательных людей“. И Захар Прилепин со своим Леоновым сопьется от зависти», — заключает Проскурин.
Надо сказать, что в этом произведении вообще много примет времени. Вот, например, что еще отмечает будущий биограф Михалкова: в первой, пепсикольной, версии басни одиннадцатая и двенадцатая строка выглядят так:
Так, ахая под звуки рок-н-ролла, / Он наконец дошел до пепси-кола… (NB историкам языка и историкам русской версификации: слово не склонялось; рифма была точной). Далее же изменилась не только рецептура, но и грамматика: стало
до кока-колы (возможно, мы никогда не узнаем, произошли ли эти два изменения одновременно). Низкопоклонство там или не низкопоклонство, но слово
кола было быстро освоено и стало склоняться. Интереснее, однако, другое.
Если бы поэт был жив и собрался снова публиковать свою басню (а всё идет к тому, что тема может вновь стать актуальной), он вполне мог бы вернуться к точной рифме (рок-н-ролла — кола). Потому что с тех пор грамматика снова изменилась и бренды теперь тяготеют к несклоняемости: нас призывают не только пить кока-кола, но и покупать в «Евросеть».
Еще примета времени — михалковский низкопоклонец восторгается:
«Ах, что за живопись! Законно! Мирово!», / «Ах, сразу видно, что она оттуда!», / «Ах, ах, абстрактное какое мастерство!..» Ну, абстракционизм и хрущевская эпоха — этот сюжет нам понятен. Но Михалков бичует и язык своего героя. Действительно, словечки
законно и
мирово весьма характерны.
Законно я помню, но выискивать примеры на нужное значение слишком трудно, а вот зато на
мирово корпус (
ruscorpora.ru) услужливо нам их предоставляет:
Ну, на этот раз тебе не хочется сказать «мирово», «сила» или еще что-нибудь неандертальское? ;
Хоть он и поет мирово, но не жених! ;
Вместо будешь побит — схлопочешь, вместо хорошо — блеск! сила! мирово! мировецки! вместо иду по Садовой — жму через Садовую ;
Играя с ребятами, Саша усвоил себе их выражения: «мирово погулял», «мирово покатался» и проч. На их жаргоне «мировое мороженое» — самое лучшее. Поэтому Саша с недоумением спрашивает: — Почему мировая война? .
Как мы видим, мирово существовало к тому времени довольно давно, но пуристы так с ним и не смирились, а там оно и ушло, вытесненное более новыми классно, прикольно и т.п.
Но больше разбередили мою память другие михалковские строки:
То тут, то там прегромко ахал он: / «Ах, что за стильная модерная посуда!» А ведь и правда, было же слово модерный, давненько я его не слышала. Сразу вспомнилось читанное в детстве стихотворение Юлии Друниной:
По улице Горького — что за походка! — / Красотка плывёт, как под парусом лодка, / А в сумке «модерной» впритирку лежат / Пельмени, Есенин, рабочий халат (Девчонка что надо! 1961). Между прочим, вполне гуманистическое по тем временам произведение: помада
с крамольным оттенком, но не стиляжка, а девчонка что надо. А не то что
— сегодня, мол, помада, а завтра Родину предаст. Я помню слово
модерный, слышала. Мне оно и тогда странным казалось: более естествен вариант с суффиксом —
модерновый. Словари, между прочим, и сейчас дают
модерный без помет, сообщая при этом, что это заимствование советской эпохи. Между тем, оно встречается и в более ранних текстах, хоть и редко:
вылощенные, написанные модерным стилем произведения, трактующие о смысле жизни… . Да и у Набокова пару раз попадается в «Лолите» — вряд ли у советских коллег почерпнул. Но, действительно, у нас слово зачастило в 60-е. С отвращением:
Я помню, как откуда-то с Запада захлестнула Москву повальная мода на модерную мебель. . Или с восхищением:
Рубашка у меня такая теплая, модерная, а материал — орлон, синтетика, так сказать. . Тут характерно, что именно
синтетика. В 70-е годы даже магазин такой был, потом его в «Весну» переименовали. Сейчас бы и в голову не пришло никому магазин назвать «Синтетика». Слово было и у Мамардашвили, и у Лимонова — про великую эпоху. Да много у кого.
С окончанием эры НТР делось куда-то и слово модерный. Не совсем, правда. Оно может быть чертой индивидуального стиля — или украинизмом. Но многие люди этим словом вовсе не владеют.
Тут следует вывести мораль — что-нибудь про бренность жизни и текучесть языка. Ну да ладно, не басня же.
Источник:
ТрВ № 148, 25.02.2014,
