Наденька в платье горчичного цвета, мода семидесятых: сапоги-чулки, меховые шапки и приталенное узкое пальто — как хорошо нам знаком этот образ породнившейся с российским зрителем полячки Барбары Брыльской. Уютен, привычен и стабилен. Не на Первом, так на «России», но мы всегда режем оливье в ее ленинградской квартире на улице Строителей.
Потом все праздники нам Армен Джигарханян поет: «Если вы на женщин слишком падки, в прелестях ищите недостатки».
Комическая троица Вицин-Никулин-Моргунов продолжит: «Если б я был султан». Героиню Натальи Варлей назовут спортсменкой, комсомолкой и просто отличницей, Евгений Евстигнеев станет переводчиком глухонемого иностранца, а Евгений Леонов научит вместо страшного ругательного слова «редиска» говорить мягко: «нехороший человек». Все это мы не раз слышали и еще услышим.
Зачем телевизионные каналы в праздничные дни угощают зрителей одними и теми же названиями? Понятно, что существуют вечные ценности. Так уж мы воспитаны: если новогодний стол не украшен традиционным оливье, то вроде и праздника нет.
Мои взрослые дети меня даже просят: «Ты только сделай, пожалуйста, с докторской колбасой, без этих твоих новомодных штучек вроде индейки или лосося». Не потому, что колбаса — вкусней, а потому что так привычней. Вкус, знакомый с детства.
Но почему именно советские фильмы стали таким традиционным праздничным блюдом, почему не только в новогодние каникулы, но и в обычные дни российские телезрители предпочитают именно их?
Началось это предпочтение с конца девяностых. Именно тогда телевизионные начальники выяснили, что самые высокие рейтинги набирают, как ни странно, не новые дорогие программы, а старые советские картины. И в борьбе за аудиторию стали ставить в сетку фильмы тридцатилетней давности, легко опережающие не только российские премьеры, но и американские хиты.
Телезритель хотел их видеть — и он их получил. Удивительно, что набор этих фильмов мало меняется, они не только не приедаются, но, как будто даже и настаиваются со временем.
Было время, когда наблюдатели считали, что существует сознательная политика главных телеканалов по подсаживанию аудитории на бывшие советские символы и ценности. «Старые песни о главном» и вечные новогодние «Огоньки» работали с ностальгическими темами и мотивами, это так. Но вряд ли расчет каналов строился на дальновидном внедрении советского образа мыслей – скорее, использовали замеченный эффект. И началась спонтанная эксплуатация народной любви.
Интересно другое. В свое время, то есть когда эти фильмы были созданы, они не так однозначно котировались.
А уж у молодой и образованной части общества тогда ни комедии Гайдая или Рязанова, ни лирические мелодрамы типа «Любовь и голуби» Меньшова (лидер прошлогоднего телепроката) успехом не пользовались, а сейчас у них появились фанаты именно среди молодых.
Один из самых любимых современной аудиторией фильм «Девчата» (его до сих пор с огромным энтузиазмом обсуждают на сайтах и форумах многочисленные любители российского кино), снятый давно забытым режиссером Юрием Чулюкиным, занял только седьмое место в прокате 1962 года, да еще и разделил его с французской картиной «Картуш» с Бельмондо.
А первое место, с большим отрывом, гордо занимала «Великолепная семерка», знаменитый американский боевик. И кто тогда мог предположить, что простенькая и уже тогда старомодная по эстетике советская лента станет неувядающей любовью будущих граждан новой России?
Любовь публики причудлива. Хотя вот «Операция Ы» и при выходе на экраны вышла на первое место, ее посмотрело почти 70 млн зрителей. Картина Гайдая оставила позади даже очень популярные тогда индийские мелодрамы (впрочем, главный рекорд советского проката, мексиканскую «Есению», которую посмотрело 90 миллионов, не удалось догнать не только «Бриллиантовой руке», лучшему и самому успешному фильму режиссера, но и новейшему тогда триллеру «Пираты ХХ века»).
Нужно понимать, что далеко не все советское кино сегодня стало объектом народной любви: это в 1951 году за год сняли всего 9 картин, каждая на виду, но после хрущевской реформы на всех студиях СССР каждый год снималось от ста до ста пятидесяти фильмов. Так что за 30 лет оставшихся советской власти их накопилось более семи тысяч, большая часть которых сегодня совсем забыта.
Можно считать, что выбранные сегодня в фавориты зрительского спроса фильмы чем-то действительно выделяются. Может быть, жанром?
Большая часть этих лент либо комедии, либо комедийные мелодрамы. Многие сняты по заказу Гостелерадио Творческим объединением телевизионных фильмов «Мосфильма» или ТО «Экран», то есть заранее предназначались для телевидения.
С комедиями понятно — этот жанр самый локальный, он вне конкуренции, бытовое, домашнее, приятное во всех отношениях кино, при этом хорошо знакомое, вошедшее в обиход цитатами и шутками. На втором месте по популярности – приключенческие или лирические фильмы об Отечественной войне, которую массовый зритель воспринимает как главный маркер исторической самоидентичности.
В сущности, все эти старые картины и являются тем самым базовым набором, истинными скрепами, священными текстами, хотя на них выросли не столько нынешние взрослые – они-то, как раз, могли и не видеть этих фильмов в годы своей молодости, в 80-е, когда в моде было совсем другое кино.
Зато их знают и любят пожилые граждане, и нынешние молодые люди, росшие у телеэкрана в 1990-е и 2000-е, в компании со своими бабушками и нянями охотно радовались Людмиле Гурченко в «Любимой женщине механика Гаврилова» или Андрею Мягкову в «Служебном романе».
Имен великих режиссеров советского кино — Тарковского, Параджанова, Германа или Муратовой — тут не услышишь, но и про авторов мелодрам никто не знает, кумирами считаются узнаваемые актеры, ставшие за долгую экранную жизнь чуть ли не членами семей. Поэтому и нынешние документальные сериалы из личной жизни Армена Джигарханяна с интересом смотрит почти вся страна — родной же человек. Знакомый каждой нотой голоса, каждой мимической складкой лица.
Марина Неелова и Олег Басилашвили, Татьяна Доронина и Олег Ефремов, Лариса Удовиченко и Нонна Мордюкова, Зиновий Герд и Юрий Соломин — это же наш, российский пантеон, наши боги, кумиры, золотой звездный фонд, передачи и книги о них кормят уже не одно поколение журналистов.
Но есть и еще одна причина, по которой эти сто любимых фильмов пересматривают каждый год: ведь они действительно сделаны в режиме штучного, ручного труда.
Штат редакторов следил за их производством, начиная со сценарной заявки. Ее обсуждали несколько месяцев, потом долго писался сценарий, потом его правили, причем на должность редактора в позднее советское время обычно все же брали людей с образованием и с ответственностью, а главное — воспитанных в одной традиции.
Это важно — все говорили на одном языке, жили в одном большом мире, и имели похожие критерии. Да, идеологические проблемы были, и они оттягивали большую долю внимания, но когда речь шла о бюджете, костюмах, операторской работе, деталях и ракурсах, все более-менее одинаково понимали друг друга.
Сегодняшние сериалы, которые те же телезрители тоже охотно смотрят, сделаны совсем иначе. У них все другое — производственный цикл, быстрая и спешная работа, необходимость экономить деньги и время, стремительный темп съемок — куда им тягаться с тем процессом, когда картина вызревала годами.
Ну и, наконец, еще одно — советский мир был идеологически цельным, а комедии в нем — очень жизнеподобным, но совершенно искусственным оазисом. Реальные конфликты редко попадали на экран, зато вечные «душевные» проблемы, с непременным их благополучным решением, охотно принимали все худсоветы СССР.
Женщина хочет замуж, а мужчина не делает предложение. Или мать не хочет расстаться с сыном и заедает жизнь невестке, пока сама не окажется в ее положении. Или взрослый сын забыл мать, ведет нездоровый образ жизни, но совесть еще не умерла в нем. Редакторы очень старались, чтобы финал был обнадеживающий, а сюжет — узнаваемым, но не бередил больное, не соприкасался с реальностью.
К тому же эти пара десятилетий советской жизни, с 1960 по 1980 год, были и самыми лучшими годами кинематографа во всем мире. Походы в кино еще имели широкую, не сравнить с нынешней, популярность у зрителей всех возрастов. Люди шли в кинотеатр, чтобы забыть о своих проблемах и унестись в мир грез, но в то же время они еще верили в чудо и в светлое будущее. Мир казался рациональным и познаваемым, а кино – настоящим большим искусством, способным его преобразовать.
Теперь все не так. И мы уже не так инфантильны и доверчивы. Но осталась эта сотня фильмов, которые мы любим, до сих пор цитируем, передаем их детям. Сотня сказок, новые старые мифы, наше утешение и мираж, отзвук прекрасного утопического мира, который никогда так нигде и не построили.
Стенгазета