24.11.2017 | Книги

Неполная заморозка

Биография великого друга здесь становится скелетом, на который нанизываются откровения, остроты, сплетни

Изобретатель формального метода, автор одного из лучших русских романов о любви, Виктор Шкловский остался в культуре как не совсем ученый и не совсем писатель. Его главным умением было неразличение науки и литературы, любви и политики, болтовни и исповеди, гениальности и шутовства. Эта найденная в революционные годы стратегия довольно быстро стала невозможна, но Шкловский пережил сталинское время и дожил до 80-х.

Все эти годы он не был ни отъявленным конформистом, ни фигурой сколько-нибудь оппозиционной, оставался обаятельным пережитком, памятником великой эпохе, человеком, который многое помнил и гениально об этой памяти говорил.

В этом статусе он и интересовал людей младших поколений. Одним из них был филолог Виктор Дувакин, в 60-х начавший записывать интервью с еще живыми деятелями модернистской культуры. На основе дувакинского архива был создан фонд "Устная история", собственно и сделавший эту книгу. Помимо большого разговора этих двоих, записанного в два этапа в 67-68 годах, в нее входит еще одно гораздо более позднее интервью со Шкловским журналиста Владимира Радзишевского. Обоих исследователей интересовал не столько сам собеседник, сколько Маяковский. Биография великого друга здесь становится скелетом, на который нанизываются откровения, остроты, сплетни.

Шкловский часто пересказывает истории из собственных книг, но много говорит и о том, что не попадало в официальные версии: тут очень много секса, много неприглядных и на редкость остроумных характеристик старых знакомых.

Любопытным образом желчь Шкловского практически не касается главного персонажа бесед. Это связано с особенным местом, которое Маяковский стал занимать в советской культуре. Это место не просто главного поэта эпохи, но своего рода святого, мученика, находящегося почти вне критики. Эта святость — не совсем обычного рода. Маяковский мужественно слаб, героически безволен. В обоих главных измерениях, политическом и эротическом, он терпит поражение, но не нуждается в оправдании. Более того, слабость парадоксальным образом закрепляет его в статусе идеального героя. Именно такой герой был, кажется, нужен тем оставшимся в живых участникам революционного авангарда и тем их наследникам, что были так или иначе вписаны в официальную советскую культуру.

Героизм поражения Маяковского как бы заверял значительность, не-ничтожность общей печальной судьбы авангарда.

Он позволял оставаться по-своему верным уже потерянным мечтам, заморозить их в историю литературы. Впрочем, огромное обаяние текстов и разговоров Шкловского в том, что заморозка эта была неполной. Участвуя в создании мифа, он все время хоть немного раскалывает его, до конца дней остается хитрецом, мастером лазеек и двусмысленностей.

Источник: "Коммерсантъ Weekend" №38 от 10.11.2017,