05.10.2017 | Религия

Радикализм в православии, или Христианство без Христа

Государство и официальная церковь теряют монополию на символический капитал. На авансцену выходят радикалы-одиночки, которые не встречают сопротивления и не сегодня-завтра начнут собираться в отряды.

На прошлой неделе в благотворительном фонде «Предание» состоялась лекция журналиста и издателя Сергея Чапнина «Радикализм в православии: болезнь одиночек или системный кризис?». В своем докладе Сергей Чапнин коснулся проблем, о которых уже не раз писал в различных статьях и изданиях, сосредоточившись в основном на том, почему православный радикализм вспыхнул именно сейчас. Конечно, фильм «Матильда» и спровоцированный вокруг него депутатом Поклонской нездоровый ажиотаж подготовили почву для резких выступлений, отметил докладчик, однако и сам 2017 год в этом смысле особенный — это год, «в который много чего не состоялось».

Во-первых, оказалось, что Русская православная церковь не может сказать ничего членораздельного по поводу столетия двух революций. И это тем более удивительно, что именно Февральская революция фактически создала предпосылки для того, чтобы знаменитый Поместный собор 1917-1918 гг. мог собраться.

Собор готовился больше 10 лет, но монархии он был не нужен — разрешения на его проведение церковь так и не получила. Идея собора была — решительно изменить строй церковной жизни: уйти от имперской модели и попытаться создать новую. Почти ничего из задуманного не удалось, поскольку Октябрьская революция сломала все планы. И вот теперь прошло 100 лет — и весь юбилейный год не происходит ровным счетом ничего, что могло бы помочь осмыслению деяний собора. На конец ноября — начало декабря, правда, запланирован Архиерейский собор, приуроченный к 100-летию интронизации патриарха Тихона, но Архиерейский собор — это не то, что вызывает резонанс в обществе, для которого многие важные смыслы так и остаются непроясненными.

Что еще «не состоялось». Не удалось найти формат признания подлинности царских останков — в церкви были и есть противники признания, эта группа довольно велика, и церковное начальство не хочет рисковать. Не удалось найти механизм передачи Исаакиевского собора — оказалось, протест против действий церкви может вывести на улицу значительные массы людей, что в преддверии выборов нежелательно, поэтому проблему «притушили» до лучших времен. И, в конечном итоге, не удалось сформулировать позицию по поводу фильма «Матильда»: церковные спикеры высказываются в том духе, что насилие — это не по-христиански, но почему-то никто не осуждает конкретное насилие, которое происходит здесь и сейчас. Кроме того, и в этом случае, как выяснилось, есть шанс уличных выступлений. Они не так многочисленны, как протесты против передачи Исаакия, собираются десятки, редко — несколько сотен человек, потенциал явно невелик, но ни у кого нет желания выяснять, каков он на самом деле. К тому же очевидно, что фильм «Матильда» выявил некий конфликт внутри элиты, который все это подогревает.

Государство и официальная церковь теряют монополию на символический капитал, подытожил свои размышления Сергей Чапнин. На авансцену выходят радикалы-одиночки, которые не встречают должного сопротивления и не сегодня-завтра начнут собираться в отряды. И это логичный итог церковного строительства, пренебрегающего миссией и катехизацией, культивирующего своего рода христианство без Христа.

Последние 10-15 лет Русская церковь, так же как и государство, в основном была занята поисками постсоветской идентичности. Государство довольно быстро определилось в своих поисках, выбрав в качестве цели восстановление империи. И церковь стала верным помощником государства, слившись с ним почти до неразличимости. Империя теперь воспринимается многими православными как нечто сакральное, что необходимо беречь. Православие оказалось наносным, и на поверхность вылезает глубинное — советское имперское сознание. Никого не волнует, что прах некоторых членов царской семьи не захоронен, но вокруг такой ерунды, как фильм, разворачивается скандальное театрализованное действо. Спектакль вокруг «Матильды» закончится, но проблемы останутся, и очень трудно после этого спектакля будет перейти к серьезному разговору о том, наследниками какой империи и какого православия мы являемся, завершил свое выступление Сергей Чапнин.

На лекции, на которую можно было записаться в интернете, присутствовало совсем немного народу, человек 20-25, но среди них оказались представители самых разных взглядов. Несколько пожилых женщин еще во время выступления докладчика пытались перебить его гневными репликами, а по окончании наконец дали волю своему возмущению. «Вы, мне кажется, неверующий человек, как можно говорить о церкви такие гадости, будучи верующим?» — спросила одна. «Фильм “Матильда” оскорбляет царя, а против царя нельзя идти, царя нужно защищать, вот не помню, где это сказано, в Евангелии или в Библии», — решительно заявила вторая. «Как раз убийство царя все и перевернуло, все беды России отсюда», — добавила третья. «А они его все продолжают и продолжают убивать», — с негодованием прошептала моя соседка.

Очевидно, культ «святых царственных великомучеников», прославленных в чине страстотерпцев в 2000 году, заметно укрепился за последние годы. Русская православная церковь долго тянула с этой канонизацией, попытка 1997 года провалилась — несколько маститых иерархов высказались против. Неоднозначно воспринимался этот вопрос и в священнической среде.

Однако теперь, с укреплением имперской идеи, судя по всему, все большее распространение в православной среде получают взгляды дьякона Владимира Василика, члена Синодальной богослужебной комиссии и доцента Санкт-Петербургского университета, изложенные им в начале года в статье «Место хулителей Путина у параши»: «В своих истоках настоящая и реальная власть восходит к власти Отца, — поучает дьякон. — Образ Отца и его архетип является неотъемлемым для социального сознания. Кто хулит и “полощет” правителя страны, будь то царь, генеральный секретарь или Президент, совершает хамов грех».

К счастью, не вся паства пока усвоила эти взгляды. Один из ораторов, уроженец Екатеринбурга, который тоже принадлежит к почитателям Николая II и даже назвал его своим любимым святым, тем не менее смотрит на ситуацию весьма здраво: «Церковь нельзя рассматривать вне общественного контекста, она, естественно, усваивает из окружающей среды те ценности и импульсы, которые есть, — сказал он. — Если государство держит четкий курс на изоляционизм, на противопоставление себя другим культурам и цивилизациям, то церковь, будучи не свободной от государства, логично это считывает. Моя гипотеза: чем меньше у церкви будет свободы от государства, тем больше эта логика будет учитываться и тем больше будет появляться радикалов-одиночек. Это не имманентно церкви, но поскольку это то, что требуется от нее сегодня истеблишменту, то таков и ответ. Если заказ изменится, то и ситуация изменится. Для меня огромная ценность, что сегодня мы можем свободно ходить в храмы и воцерковлять своих детей, но я боюсь, что если процесс будет развиваться в этом направлении, то может сложиться ситуация, когда эта возможность окажется перекрыта».

Источник: "Ежедневный журнал", 2 октября 2017,