Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

10.04.2014 | Арт / Общество

Дары мертвых вождей

Фрагменты памяти о создателе советского государства двадцать лет валялись в запасниках. Сейчас они выставляются почти в полном объеме.



В Государственном историческом музее открылась грандиозная выставка "Миф о любимом вожде", посвященная Ленину и отчасти Сталину. Ее непросто обойти, еще сложнее осознать как целостность. Экспозиция рассказывает о тотальном нарративе советской истории, но самим своим устройством фиксирует распад этого нарратива, его недоступность.
Стоит начать с того, что именно здесь является главным объектом экспонирования, рефлексии. Это не реальные исторические личности — Владимир Ильич Ленин и Иосиф Виссарионович Сталин. Это и не строительство политической мифологии, превращение двух вождей в символы, божественные фигуры. Это — музей Ленина, помещение и фонды которого в 1993 году стали филиалом Государственного исторического музея. Фрагменты памяти о создателе советского государства двадцать лет валялись в запасниках. Сейчас они выставляются почти в полном объеме. Иными словами, выставка "Миф о любимом вожде" — своего рода музей музея, метаметауровень исторической памяти.

Впрочем, сами кураторы выставки это положение будто бы не совсем осознают. В центре ее устройства оказывается некое полуслепое пятно. Этот кураторский провал превращает "Миф о любимом вожде" в завораживающий децентрализованный нарратив, оборачивается эффектом несрежиссированного безумия, волей-неволей возникающего на руинах величия.

Растерянность устроителей очень ощущается в невозможности выбрать некий единый повествовательный дискурс. Воспроизведение советских шаблонов о пути вождей к победе сочетается с довольно стеснительными намеками на репрессии, слабые попытки анализа советского мифотворчества — с искренним восторгом перед экспонатами, и все это приправлено столь же бездомной соц-артистской иронией, скорее даже призраком ее. Не имея возможности опереться на какой-либо из этих способов смотреть, зритель оказывается ввергнут в хаос предметов.

Что здесь есть? Все, что можно себе представить. Предметы быта: кепки, трубки, френчи, ручки, печати, конспиративный парик Ильича и пр. и пр. Включая тот самый знаменитый чайник из Разлива, о котором в стихотворении Михалкова: "Уж в этом чайнике нельзя, должно быть, воду греть. Но как нам хочется, друзья, на чайник тот смотреть". Личные письма Ленина, Сталина, других большевистских вождей, их близких, выбранные явно совершенно случайным образом — что под рукой было. Из-за этого подборка оставляет удивительное, явно незапрограммированное ощущение реальности. Огромное количество портретов — от соцреалистической скукоты до очень странных вещей, иногда почти шедевров. Галерея плакатов (запоминается совсем поздний — 1991-го года: на красного Ленина налезает небольшое грязное пятно, подписано: "Не чернить!"). Тонны ремесленной, мещанской ленинианы — палехских шкатулок, ковриков и блюдец. Статуи в фотографиях, макетах и настоящие.
Впечатляет целая полка с вариантами так и не поставленного памятника Ленину для зала Малого Совнаркома, выполненными Николаем Андреевым. Там 60 с лишним Ильичей, есть совершенно великолепные, они смотрят на тебя толпой суровых отбросов неслучившейся памяти — и это очень сильное ощущение.

Наконец, есть несколько залов подарков Ленину и Сталину — от рабочих, иностранных коммунистов, просто поклонников. Это, как легко догадаться, пространство совершенно безумное. В нем наконечник от сожженного нацистами знамени немецкой Коммунистической партии встречается с портфелем, поднесенным трудящимися Бразилии, из которого торчит настоящая крокодилья голова,— смерть реальная соседствует со смертью карнавализованной. Но пика странности выставка достигает в той части, где представлены подарки самому Музею Ленина. Люди со всего мира будто бы пользовались возможностью отдать дань советскому идолу как поводом для диковинного outsider art.
К концу советской власти Ленин из исторической фигуры окончательно превращается в абстракцию. Его портреты составляют из птичьих перьев, мехов редких животных, бобовых круп, из букв статьи "В каком смысле можно говорить о международном значении русской революции" (по-английски). Ленин превращается одновременно в текст и в земное пратело, гностического бога и великана из какой-то северной мифологии.

Вообще очень сложно сказать, о чем эта выставка. Она сопротивляется осмыслению. Но если все же обобщить — конечно, о смерти. О смерти политики в мифологии и умирании самой мифологии. О смерти конкретных двух людей. О вытесненных из мифа смертях, которым они (больше второй, чем первый) способствовали. Одна из самых мощных частей выставки — маленький зал, посвященный II конгрессу Коминтерна. В центре его — величественно-уродливое полотно Исаака Бродского. Но одновременно с созданием своей протосоцреалистической орясины Бродский сделал замечательные карандашные портреты делегатов конгресса. Они выставлены здесь же — и рядом с монументальной версией истории производят большое впечатление. Понимаешь, что почти всех этих симпатично выглядящих мечтательных людей лет через пятнадцать не будет в живых. Это галерея мертвецов.

Однако во всем выморочном потоке объектов, который представляет собой выставка, внимание зрителя пугающе фокусируются на двух пунктумах — уколах, связанных со смертью самым прямым образом. Первый — пуля, вытащенная из тела Ленина после покушения 1918 года. Второй — фуражка Сталина, когда-то прибитая к его гробу, на ней остался след от гвоздя. От этих секулярных реликвий сложно отойти — как герой Михалкова не мог отвлечься от ауры чайника. Они сгущают ту тревогу, что исподтишка разлита по всей выставке, не дают состояться отстраненно-ироническому отношению ко всей этой мифотворческой машинерии, вскрывают ее страшную материальность, вовлеченность в смерть.











Рекомендованные материалы



Шаги командора

«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.


Полицейская идиллия

Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»