29.01.2014 | Современный танец

Место среди публики

В театре «Батшева» уже десять лет идет спектакль Охада Наарина Kamuyot - современный танец для детей

Рецензии на такие старые спектакли пишут редко, разве что на гастрольные показы, а балету «Камуйот», поставленному израильским хореографом Охадом Наарином в своем ансамбле Батшева, уже десять лет.

Но бог с ним, с формальным поводом – надо же увидеть, наконец, спектакль, поставленный мировой звездой специально для детей,  в России такое трудно себе представить. 

Kamuyot (название можно перевести как «Числа»), танцует “малая” труппа Батшевы – стажеры, которые со всего мира приезжают в Тель-Авив к Наарину учиться на три года, а потом либо уезжают, либо он берет их в основную труппу.  Играют в малом зале, где по периметру в два ряда поставлены кресла, а сценой становится пустой квадрат в центре, и между номерами танцоры садятся в специально оставленные на первом ряду места среди публики. Вот эти-то самые “места среди публики” на мой взгляд и есть одно из главных открытий Наарина, особенно хорошо работающее именно в детском спектакле.  Артисты тут никогда не прячут глаз, не отгораживаются от публики воображаемой стеной, они смотрят внимательно на каждого, обходя ряды во время спектакля, они улыбаются, они серьезно протягивают руку ребенку или родителю и долго держат поданную в ответ руку, глядя прямо в глаза. В начале, когда танцоры рассаживались по местам, малыши, оказавшиеся рядом, тут  же чувствовали идущую от танцоров волну расположения и принимались с ними болтать. Сидящая рядом со мной крошка лет четырех тут же начала рассказывать молоденькой японке, что она пришла на спектакль с мамой и сестрой, а та, не понимая иврита, внимательно слушала и эхом повторяла за ней слова. Вот этот контакт сразу дает ребенку ощущение участия и понимание, что он не перед телевизором сидит. Особенно активные дети не могут усидеть во время спектакля, они скачут прямо у мам на руках, как только начинается заводная музыка, кто-то пританцовывает рядом с креслом, кто-то, скинув ботинки, ползет вдоль зрительских рядов и украдкой пытается вылезти на сцену к танцорам. И когда пару раз за спектакль артисты вытаскивают зрителей – детей и взрослых – на сцену, то все, не боясь, с удовольствием идут и повторяют за ними танцевальные па.

Этот спектакль прежде всего напоминает о школе, начиная с костюмов: белый верх – клетчатый низ, у мальчиков брюки, у девочек - коротенькие юбки в складку и живописно драные цветные колготки. То и дело среди танцев вдруг становятся явными подростковые сюжеты дружбы-соперничества-вражды. Вот двое борются за внимание красивой девочки, вот все повторяют каждый жест за лидером, вот кокетничают и валяют дурака, вот одиночество, обиды, отказ в дружбе и общее веселье напоказ – перед одним рядом зрителей дружно повертели бедрами и бегом побежали похвастаться перед другим. В зале огромные окна, солнце заливает спектакль и слышен шум со двора. Никакого театра-храма, это игра.

Наарин не пытается популяризировать современный танец, чтобы сделать его понятнее детям, наоборот – он постоянно обманывает ожидания. Вот грянула ритмичная музыка, а танцоры встали и не двигаются с места. Музыка оборвалась – в тишине танцор вдруг стал яростно извиваться. Может быть кого-то из взрослых это сбивает с толку, но детей, особенно маленьких, -  нисколько, для них еще нет правил и они хохочут, увидев, как странно танцор стал выворачиваться и падать. Есть контакт. И то, что ребенок узнает в танцорах подростков еще больше этот контакт облегчает.  Вот  все артисты как будто играют в игру “замри-умри-воскресни”, посреди танца замирая или падая по хлопку. И маленькая девочка тут же пытается умерших оживить, хлопая в ладоши.

Они очень разные, эти стажеры: где тут свой характер, а где образ, придуманный хореографом  не поймешь, все время кажется, что они импровизируют. Один - рубаха-парень, все время улыбается, двигается размашисто и легко, другой - застенчив, смотрит серьезно, кажется скованным, но вдруг в парной сцене, как в разговоре с другом, расходится – не узнать.  А вот еще один парень, вроде был не заметен и вдруг прямо со своего кресла в первом ряду, прыгнул, сделав в воздухе сальто, прямо в центр сцены – все ахнули. И тут его понесло - никогда не знаешь, чего ждать от этих тихонь. Вокруг той самой миниатюрной японки все время закручивается общее движение то заинтересованных девочек, то восхищенных мальчиков, а она сосредоточена и интровертна – ползет через весь квадрат сцены, ни на кого не обращая внимания.

Спрашиваю потом: как же так, спектакль выглядит, будто поставлен специально под этих танцоров, используя их возможности, но мы же знаем, что именно в “Камуйоте” состав все время меняется, стажеры приходят и уходят. Отвечают – да, хореография сделана жестко, она не меняется эти десять лет. Но внутри придуманного Наарином рисунка есть несколько коротких моментов, где предполагается импровизация, и там уже каждый показывает свое. Вот, например, тот парень, что сделал сальто, - пришел из гимнастики, конечно, другие так не умеют.

В финале танцоры выстраиваются в пирамиду, окончательно закрепляя ощущение спектакля о школе. А малышня, как только заканчиваются поклоны, принимается танцевать там, где только что была сцена. Вполне в духе  современного танца и стилистики Наарина – скачут, извиваются, ползают и крутят попами, пока родители не утащут их из театра на улицу, в апельсиновый сад. Там танцы продолжаются.

***