23.10.2013 | Ворчалки о языке

Пораженье от победы

На глазах изумленной публики происходил лихорадочный поиск обозначения События.

Когда происходит какое-то общественно значимое событие, очень важно, под каким заголовком оно будет зарегистрировано в сознании народа. Подробности события, обстоятельства, последовательность эпизодов, рассуждения о его причинах, движущих силах и результатах — всё это не задерживается в памяти большинства людей. А название остается. Спроси сейчас прохожих на улице, знают ли они, что такое Оранжевая революция, и они уверенно скажут: знаем, мол. А попроси рассказать, что там произошло, в чем, собственно, состояла революция, почему она оранжевая, — и хорошо, если большинство вспомнит, что в данном случае «там» — это на Украине. А когда, кто, кого, как развивались события — почти никто не вспомнит. По сути люди считают, что знают событие, а сами знают словосочетание. Но это совершенно не помешает им понимающе кивать в ответ на призыв не допустить Оранжевой революции. В массовом сознании от многих давних исторических событий тоже лучше всего сохраняются названия, отсюда и аберрации типа Кровавого воскресенья на Ходынском поле.

Когда в сентябре 2013 года в Москве прошли выборы мэра, СМИ, обалдевшие от того, что после всех разговоров, что Навальный, мол, наберет свои 1-2% (потом стали говорить 11-17%), а Собянин получит чуть ли не лужковский процент, произошло то, что произошло, как-то всё же должны были об этом рассказывать. На глазах изумленной публики происходил лихорадочный поиск обозначения События. Сначала, когда еще официальный результат не был посчитан, по телевизору привычно сказали: На выборах в Москве УБЕДИТЕЛЬНУЮ победу одержал Сергей Собянин. Кого убедительную? В чем убедительную? Это с трудом натянутые полтора процента убедительные? Я вспомнила эпизод из довлатовского «Филиала»: В той же программе говорилось: «Плата за вход чисто символическая». И далее, мельчайшими буквами: «Ориентировочно — 30 долларов с человека». Что именно символизировали эти тридцать долларов, я не понял.

Но уже на следующий день телевизор заговорил не о победе Собянина, а о поражении Навального. Событие одно, а концептуализация поменялась. При этом не так, что, мол, набранные Навальным 27% и второе место — это поражение, а как, скажем, телеведущий Киселев: После своего поражения Навальный ожидаемо… То есть автор не утверждает, что Алексей Навальный потерпел поражение — ведь с утверждением можно согласиться, а можно его и оспорить, — а засовывает эту идею в пресуппозицию, подавая ее как нечто всем известное и само собой разумеющееся. Это классический прием так называемой лингвистической демагогии.

В общем, справедливо считая, что главное — это название, телеканалы наперебой повторяли словосочетание поражение Навального. Это страшно напоминало старый анекдот про директора цирка, пославшего заместителя посмотреть артиста, который обещал играть на скрипке, вися на одной ноге под куполом. И вот заместитель отчитывается: ну да, он действительно висит вниз головой, действительно играет на скрипке, но я вам скажу, это-таки не Ойстрах.

Кроме слова поражение фигурировало еще слово проигрыш. Тоже такой мем — проигрыш Навального. Мне особенно понравился вот этот контекст: «Победа Ройзмана в Екатеринбурге выгодно оттенила проигрыш Навального в Москве», — утверждает и политолог Евгений Минченко. (13 сентября 2013, 17:20 jasonbourn.livejoumal.com.) Тут совершенно замечательно, что вообще невозможно понять, как говорил Булгаков, кто на ком стоял — т. е. кто кого оттенил.

Надо заметить, что с именем Навального связаны и другие лингвистические казусы. В частности, буквально — с его именем. Чего стоит история о Навальном, Путине, Пескове и «Коммерсанте». Было замечено, что Путин почему-то упорно не произносит слово «Навальный». Это до такой степени бросалось в глаза, что возникла шутка: Навального, мол, не пригласили на Валдайский форум, потому что искали его в списках на букву «Э» — этот господин. Именно так Путин обыкновенно называл Алексея Навального: «Ведь где этот господин ни появляется, всегда за ним какая-то проблема. То спирт, говорят, или спиртовой завод там утащил, то с лесом какие-то проблемы, то у него обнаружились фирмы за границей, он их не задекларировал. Это очевидный факт».

Потом, в конце сентября, пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков на пресс-конференции в ИД «Коммерсантъ» поведал, почему тот не называет оппозиционера Алексея Навального по имени. «Путин в этой стране в политическом плане находится вне конкуренции, если он произнесет имя Навального, он отдаст ему часть своей популярности». Тут, конечно, народ развеселилcя и стал вспоминать аналогичные случаи запретов на произнесение божественных, демонических, тотемных имен в мировой культуре.

Тогда «Коммерсант» удалил новость: при попытке открыть заметку говорилось, что такой страницы не существует. Новость «Коммерсанта» перепечатала «Газета.Ру», но вскоре тоже удалила. «Интерфакс» также удалил эту новость, пояснив, что это сделано по просьбе ИД «Коммерсант». Сотрудницы сайта «Коммерсантъ», опубликовавшие высказывания пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова о том, почему Владимир Путин не произносит имени Алексея Навального, были уволены (тот, дескать, сказал это не под запись, и вообще его неправильно поняли). При этом страница заметки осталась в кэше.

Однако, с лингвистической точки зрения, тут интересна и еще одна вещь. Как это часто бывает, когда пытаешься исправить неловкость, возникает новая неловкость. 30 сентября «Интерфакс» сообщил об аннулировании по просьбе издательского дома «Коммерсант» своего сообщения с комментарием пресс-секретаря президента России Дмитрия Пескова об отношении Владимира Путина к Алексею Навальному. Прекрасно. Но многие читатели задумались: что, собственно, означает «аннулировать новость»? Это ведь не значит «опровергнуть». Они вроде не особо и опровергают. Аннулировать новость — это тоже некое магическое действие. Можно сказать даже больше: это претензия на то, чего, как известно, не может даже Господь: сделать бывшее небывшим.  

Источник: "Троицкий вариант", 8 октября 2013 ,