29.03.2013 | Кино

Ужастики должны быть страшными

Почему мировые кинофестивали увлеклись «Маньяком» — отталкивающим, но артистическим

21 марта на экраны большим тиражом в пятьсот копий вышел франко-американский «Маньяк». Большой тираж, в данном случае, говорит о том, что прокатчики решили рискнуть. Ведь «Маньяк», где много крови и обнаженки, не мог не получить самый суровый прокатный рейтинг 18+, то есть на него не пустят несовершеннолетних, а это значит: долой половину кассы.

«Маньяк» — фильм не слишком приятный. Главный персонаж, убивая в ночном Лос-Анджелесе красивых девушек, снимает с них скальпы (извините за натуралистическую подробность), чтобы водрузить их окровавленные волосы на головы прекрасных манекенш — он реставрирует женские манекены из отдельных частей-заготовок (за что его однажды в фильме называют Франкенштейном), содержит магазин по их продаже и обитает в их мертвом обществе, компенсируя некие детские травмы.

Есть, однако, ряд обстоятельств, заставляющих отнестись к «Маньяку» с особым вниманием. 1. Это ремейк одного из тех фильмов ужасов, которые считаются классическими – «Маньяка» 1980 года режиссера Уильяма Люстига. 2. Премьера состоялась в прошлом году не где-нибудь, а на кинофестивале № 1 в Канне (специальный ночной показ). 3. Маньяка сыграл не кто-нибудь, а актер с одним из самых положительных имиджей в современном кино Элайджа Вуд, недавний хоббит Фродо Беггинс из «Властелина колец». Правда, он уже как-то изображал психопата в «Городе грехов» - но там психопат был наполовину нарисованным и только поначалу был похож на Вуда. 4. Фильм снят способом, который на Западе именуют аббревиатурой POV — Point of View. Субъективной камерой. Это когда все происходящее мы видим словно бы глазами главного персонажа, а самого его — собственно Элайджу Вуда — только в отражениях: на лезвии ножа, в зеркалах, ночных окнах, стеклах автомобиля.

Невольно вспоминаешь, насколько провинциальным оставалось в отдельных частностях наше — да, во многом замечательное! — советское кино. Про одного из наших великих операторов недавно вспоминали, что он мечтал снять фильм, в котором героя не было бы видно. С высоты человеческого роста — как бы его взглядом. Жаль, говорили вспоминавшие, что задумку осуществить не удалось. А на Западе этот операторский прием давно известен. Просто у нас об этом не ведали — из-за железного занавеса — и пытались изобрести велосипед. Теперь вот субъективную камеру использовали в ужастике. Потому-то Канн, а следом и другие кинофестивали ухватились за «Маньяка»: кажется, еще не было фильма ужасов, в котором история рассказывалась бы целиком с точки зрения убийцы. Кинофестивали восприняли фильм как попытку соединить хоррор и арт-хаус.

Наконец, к фильму привлекает фигура его идеолога. Это не режиссер «Маньяка» Франк Халфун. Это соавтор сценария и сопродюсер фильма 34-летний француз Александр Ажа, постановщик таких картин как «Кровавая жатва», «У холмов есть глаза», «Зеркала», "Пираньи 3D", считающийся одним из основных теоретиков современного жанра ужасов. Мы поговорили с ним перед российским прокатом «Маньяка».

— Как вам удалось завлечь на роль нового Джека Потрошителя Элайджу Вуда с его невинным выражением лица и предельно позитивным имиджем?

— Да, у Элайджи позитивный имидж и он вообще хороший человек. Но, не сочтите меня извращенцем, я убежден, что персонаж фильма, хотя он и психопат, тоже отчасти хороший человек (тут я не могу удержаться от нервного смешка. — Ю. Г.). Где-то внутри его таятся человеческие чувства. Он страшится одиночества. Он совершает отвратительные поступки, но и сам жертва этого мира. В чем-то он близок персонажу Энтони Перкинса из «Психо» Хичкока. Для меня всегда интересно исследовать темные стороны в душах людей, считающихся нормальными. В душе всякого из нас есть темная сторона. Но в той же мере мне интересны человеческие проявления тех, кто выглядит монстром, злодеем. Мы сняли «Маньяка» субъективной камерой, с точки зрения убийцы, а не жертвы (хотя во всех своих прежних картинах я сочувствовал исключительно жертве), чтобы попытаться понять: может ли такой персонаж победить зло внутри себя, преодолеть свое сумасшествие – или он обречен остаться тем, кем стал?

— Вас относят к членам Splat Pack — новой волне режиссеров, сценаристов, продюсеров из разных стран, делающих особенно жесткие и жестокие фильмы. Среди других представителей Splat Pack такие известные любителям ужастиков персоны, как англичанин Нил Маршалл, американцы Эли Рот и Роб Зомби. Splat Pack создал свой проработанный киноманифест наподобие «Догмы-95»? Или к этому киносоюзу вообще не стоит относиться всерьез?

 

— Начну с того, что этот союз создали не мы, а журналисты. Мы не собираемся и ничего вместе не решаем. Никакой коллективный манифест типа «Догмы» не сочиняли и не подписывали. Я вообще лично не знаком с большинством из тех, кого приписывают к Splat Pack. Но правда в том, что все мы — представители, можно считать, одного кинопоколения. И лет десять назад каждый из нас по отдельности пришел к одному и тому же выводу: с экранов исчезли по-настоящему пугающие фильмы. Пора вернуть на экраны страх. Так что действительно можно говорить о новой волне экстремальных, радикальных хорроров, которая возникла в 2000-е годы. Правда, почти везде эти фильмы получают рейтинг «дети до 17-18 не допускаются». Некоторые сцены приходится вырезать. Но выручают DVD, на которых наши фильмы выходят в полных авторских версиях.

— Я согласен, что фильмы ужасов должны быть страшными. Ведь одно из их призваний — напоминать людям о смерти. Как напоминали классические голландские натюрморты. Это очень важно, особенно в условиях благополучных обществ. Наверное, вы негативно отнеслись к той попытке революции в жанре хоррора, которую предприняли в середине 90-х мэтр Уэс Крейвен, создатель «Кошмара на улице Вязов», и сценарист Кевин Уильямсон? В фильмах серии «Крик» они стали обыгрывать классические ужастики, внесли в жанр иронию, пытаясь с ее помощью преодолеть его штампы.

— «Крики» сами по себе замечательны. Но именно они чуть не убили жанр. Мои первые фильмы «Кровавая жатва» и «У холмов есть глаза» были прямым ответом Крейвену — Крейвену 90-х, а не 70-х. Но все повторяется. И я уверен, что спустя какое-то время кому-то покажется, что жестокие хорроры 2000-х тоже породили свои штампы и он сделает очередной вариант «Криков», наполненный новой иронией.

— Последний, но важный вопрос, учитывая жанр, в котором вы работаете. Политики в разных странах регулярно обвиняют кино в том, что оно провоцирует насилие. Пытаются усилить киноцензуру. По-вашему, есть связь между жестокостью экранной — и реальной?

— Это серьезный вопрос. Я полюбил фильмы ужасов и впервые посмотрел многие из них, когда мне было восемь-десять лет. Но это не помешало мне стать человеком предельно неконфликтным и неагрессивным. Мне не кажется, что кино, литература или какие-то иные виды искусства способны порождать преступников. Их порождает общество. Обвинять во всех бедах социума кинематографистов — путь слишком легкий. Более того, я полагаю, что многие потенциальные садисты выплескивают на экран во время просмотров хорроров или крутых боевиков накопившуюся в них негативную энергию, и не творят потом тех злодейств, какие могли бы совершить. Но при этом я абсолютный сторонник системы цензурных ограничений. Только она должна быть четкой: этот фильм – для людей старше 12-ти, этот — только для тех, кому больше 16-ти. А не как в Америке, где система рейтингов размыта: если подросток придет один — его не пустят. А с кем-то из родителей — пожалуйста. И 10-летний пацан смотрит фильм, в котором насилуют женщину, что, конечно, может травмировать психику. Я готов к тому, что «Маньяк» получит рейтинг «для детей старше 16-ти»…

— …в России у него «старше 18-ти».

— Ну что же поделать.

Источник: Московские новости, 21 марта 2013,