В том, что именно православная церковь в сегодняшней России воплощает наиболее агрессивное начало, ничего удивительного нет. Церковь, как голубка, слаба и жестока одновременно. В светском государстве у церкви нет ни пушек, ни ракет, ни солдат и полиции, есть только коготки, клюв и язык. А нужно защищать себя от атеистов и антиклерикалов, от хищных конкурентов из других конфессий, которые – того и гляди – отобьют падкую на подачки и лесть паству. А бывает, что и государство к церкви неласково, как неласков был Петр, да Сталин с Лениным, перевешавшие и пересажавшие не одну тысячу священников. Не больше порой можно добиться и от общества, которое в наше время интернета и фейсбука с твиттером в лучшем случае равнодушно. Скажем, академик Виталий Гинзбург так и говорил: церковные сволочи. Имея в виду, что дармоеды, лицемеры и лжецы. Что говорил Вольтер, Пазолини и еще тысяча и один интеллектуал – просто опустим.
Поэтому если церковь будет молчать о себе, не будет расписывать свою доброту и милосердие, как нечто невиданное и не от мира сего, не будет рекламировать себя как институт, священный и сакральный - ей никто ломаного гроша не даст. А церковь самая успешная и наиболее стабильная торговая марка в мире, продает слова и услуги, невзирая на погоду на дворе. И во время войны, и во время мира, и когда мрак и холод, и когда глад или жара в пустыне. То есть знает, почем фунт лиха, который надо завоевать языком, отбить клювом и когтями.
Я не касаюсь здесь вопроса веры, более того, не ставлю под сомнение нужность церкви, как института, помогающего – пусть и не за такие маленькие деньги – несчастным обретать путь под ногами, даже если этот путь мягче млечного пути. Если ноги не идут по земле, любой подпоре будешь рад. Значит, пусть поет свои псалмы гнусавым голосом дьячка, если есть хоть одна душа на свете, которой от этого пения легче жить. Недоброжелатели скажут – это самовнушение, типа гипноза. Или тихое (хотя не всегда тихое, бывает ой какое громкое, противное и упрямое) сумасшествие. Ну и пусть самовнушение. Ну и пусть тихое умопомешательство. Жизнь человека слишком длинна, нескладна и неприглядна, и далеко не всем удается найти смысл в том, что некоторые называют творчеством; помогать несчастным и нищим духом - вполне здравое и полезное дело. Более того, в странах, которые принято именовать цивилизованными, церковь вдобавок к основному прейскуранту духовных услуг, оказывает и вполне материальные. Помогает сиротам и убогим, больным и животным. В том числе потому, что эти услуги востребованы на рынке. Да и о репутации в меняющемся мире тоже не грех подумать.
Не такая наша Трижды краснознаменная православная церковь, церковь кагэбешников в рясах и монахов в погонах: никаких сирот и больниц, никаких домов презрения и домов малюток. Наша церковь, привыкшая скакать копыто в копыто, колесо в колесо с жестоким русским государством, сама жестокая, лукавая и упрямая. Плюс к тому, горделивая и высокомерная, ставящая не на слабость, а на силу. И понять это можно. После того, как Петр раздавил православной церкви позвоночник, жить она может только в государственническом корсете. Негибком, никогда не снимаемом, жестком и колючем. Оттого сама она, когда перестает лицемерить – жесткая, жестокая, колючая и негибкая. Каково тело, такова и душа.
Лучший период для православной церкви был, как ни странно, советский. Не только потому, что церковь была в гонении, а в гонимой церкви больше смысла, да и больше веры, но и потому что слабость синонимична христианской идеологии. Слабому хочется помочь, бессильного поддержать, проповедь христианства звучала как никогда современно.
То, что церковь при перестройке попала на деньги, то есть не вынесла искуса большими деньжищами от продажи водки и табака и, как следствие, роскошным образом жизни, так и здесь не одна церковь виновата. Почитай вся страна бросилась покупать у жизни услуги, соревнуясь – кто больше купит. Кто станет богаче, кто кого круче. Сначала спирт «Рояль», потом ликер «Амаретто», а затем и папского замка вино. В этом смысле церковь – плоть от плоти и кровь от крови нашего народа. Раб всегда голоден, ему никак не наесться впрок.
Это я не к тому, что русский народ – раб. Раб – любой человек, нуждающийся во внешней опоре. Раб – это не ругательство, даже не констатация факта, это – такое сокрушение души, когда душе скучно одной. И фундаментализм, типа сегодняшнего российского, далеко не только в наших палестинах имеет место. И пусть тот первый кинет камень, который услышит от меня, что мракобесная православная церковь именно в своем мракобесии отличается от мракобесия католиков, протестантов, иудеев и мусульман. Мусульмане, в их наиболее непокорном и горделивом изводе, давно заявили, что им мало влияния на духовную жизнь, им подавай влияние на все, что движется, чтобы это движение было правоверным и мусульманским. А разве не так было у католиков в средние века? Про иудеев я на этот раз промолчу, но их нетерпимости многие мракобесы могут позавидовать.
В этом смысле православная церковь путинской эпохи просто идет проторенным путем. Российское государство слабо, и в своей слабости решило опереться на православие, самодержавие, народность. Самодержавие в наличии имеется, народность, она - чем беднее, тем более народная, а православие, когда на него государство навалилось, только возрадовалось. Вот счастье-то привалило! Стать Младшим братом Старшего брата, отыграться за годы советского безвременья, что может быть слаще.
Единственное, что мешает, это те самые христианские заповеди. То есть если бы не они, то живи себе припеваючи, гони пургу про самый христианский, то есть русский народ на свете. Слепи этому народу глаза лестью и рекламой самое себя, да вот тычут тут разные – мол, милосерднее надо быть, прощать Господь велел, вот еще надумали всякое. Русская православная церковь – воинственная, она в вечном походе, на вечной войне за высокую стоимость акций торговой марки РПЦ (московский патриархат). Недаром у патриарха Кирилла вместо автомобильного номера всего две, но скромные буквы – ПК (патриарх Кирилл). Скромно, чистенько, блаженно. Но эта та скромность, что дорогого стоит.
Конечно, сегодня наша родная РПЦ вместо меда милосердия испускает в общество яд агрессивности и жестокости. Более того, она аккумулирует жестокость и агрессивность, она рвется в бой, она хочет уничтожить всех врагов, она никому не желает подставлять ни правую, ни левую щеку, она намерена торжествовать и быть угрюмо сильной. Ни о какой духовности речи уже не идет, она вообще никогда не заморачивалась нравственностью подведомственного народа, ей было довольно роли ненадежного посредника между народом-богоносцем и самой ортодоксальной, великодержавной и националистической версией бога по имени Христос.
Сегодня она натравливает православнутых на общество, желая получить за это медаль от жестокого и мстительного государства. Она сама жестоковыйная и мстительная. Она пытается сделать из верующих - черносотенцев, из неверующих – православных на всю голову дружинников с нагайками в руках. Она упустила возможность провести реформы сразу после перестройки, упустила возможность стать ближе к человеку, ближе к той самой простоте, она, увы, оказалась слишком материалистичной.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»