18.06.2012 | Театр

Лестница циников

«Год, когда я не родился» в постановке Константина Богомолова

«Год, когда я не родился» в Табакерке (впрочем, играют его на большой сцене МХТ, так что путаницы еще будет предостаточно) поставлен по пьесе Виктора Розова «Гнездо глухаря». Пьеса, на мой взгляд, ужасная - прямолинейная и однозначная, как гвоздь. Помню, даже в том самом 1978-м году, когда она была написана, эта черно-белая история воспринималась как нечто совершенно архаичное, особенно ее лобовой пафос борьбы с карьеризмом, сохраненный автором с 60-х годов, и грубоватое обличение социального расизма. Впрочем, режиссер Константин Богомолов, сам все про эту пьесу отлично понимает: он ее очень хорошо «почистил» - сократил все совсем уж невыносимо советское и чуть-чуть смягчил лозунговый пафос оставшихся реплик. Историю о семье функционера Степана Алексеевича Судакова, в которую зятем влез коварный карьерист Егор, Богомолов явно хочет сделать сценическим вариантом «Дома на набережной», а  трифоновских тонкостей и сложностей рассчитывает добавить с помощью хороших актеров и прихотливой режиссуры.

Для Богомолова принципиально важен застойный  1978-й год написания пьесы, который режиссер объявляет годом, когда происходили описанные события. Он озаглавил постановку «Год, когда я не родился», и как ни трактуй это название (некоторые считают, что тут рассказ идет от лица неродившегося ребенка дочери Судакова Искры, которую не желающий тормозить карьеру муж отправил на аборт), важно, что это взгляд на застой тех, кто его в глаза не видел. Сам Богомолов, которому в 1978-м было три года, чувствует свое право говорить и от лица застойных поколений, и от тех, кто пришел потом. Он ставит «Гнездо глухаря», как ретро без ностальгического оттенка, но свой относительно деликатный рассказ о жизни одной семьи, он помещает  в такую массивную постановочную раму гневных обличений, что в итоге его пафос (вот до чего все эти циничные поколения совковой номенклатуры довели страну!) оказывается ничуть не менее прямолинейным и грубым, чем у Розова. Хоть и выраженным не простецким суконным текстом старого драматурга, а приемами современной режиссуры.

В самой истории семьи благодаря редактуре Богомолова акценты сместились скорее в сторону «человечности». Олег Табаков играет Судакова не столько тупым и самодовольным старым карьеристом, сколько несколько простодушным номенклатурным барином, человеком, в сущности, не злым и очень любящим свою семью. Дополнительный оттенок вносит то, что роль шестнадцатилетнего Прова, сына Судакова, играет младший сын Табакова Павел, первокурсник Школы Табакова. И этот сначала пижонистый мажор в школьной форме, а потом нервный интровертный пацан, выпаливающий свой текст равнодушной скороговоркой, ходит по спектаклю явным объектом любви и воспоминаний о другом непримиримом «розовском мальчике», которого Табаков играл 55 лет назад в «Современнике». Наталья Тенякова в роли жены Судакова Натальи Гавриловны тоже далеко ушла от розовского характера «женщины-пороха», сохранившей тягу к справедливости с фронтовых лет. Тенякова играет негромкую и умную жену-опору, направляющую, смягчающую удары и поддерживающую при падении. Эта пара – настоящие старосветские помещики среди советского барства, мне почему-то кажется, что такой могла бы стать чета Горбачевых.

Рядом с благодушным  старым функционером Судаковым, сохранившем с фронтовых лет какие-то остатки представлений о порядочности, подсидевший его тридцатилетний интриган Егор (Александр Голубев) выглядит прожженным циником. Но и он, по версии Богомолова, имеет какие-то человеческие черты и туманные представления о благодарности по сравнению со своим двадцатилетним сослуживцем Золоторевым (Вячеслав Чепурченко), чей радостный комсомольский имморализм не ведает стыда. Строя эту лестницу номенклатурной эволюции – с каждым поколением все циничнее – режиссер будто бы говорит: вот те люди, которые до сих пор руководят страной, и чьи сменщики продолжают подниматься по тем же ступенькам.

Надо отдать Богомолову должное, с актерами он работать умеет. Отдельный блестящий номер в спектакле у Розы Хайруллиной, которая выходит на  три минуты в роли матери подружки Прова, добродушной выпивающей продавщицы, только что вытащившей парня из милиции. Ее торопливая застольная болтовня, сопровождающаяся дирижерскими жестами, чтобы беспрестанно подливали, идет под аплодисменты, и стоит видеть, как бодро вслед за этой неунывающей продавщицей хлопает рюмку за рюмкой мать номенклатурного семейства. Но главную свою мысль режиссер явно ведет не через актеров, а помимо них, с помощью зубодробительных постмодернистских вставок, маргиналий и бесконечного видео.

Художник Лариса Ломакина строит на сцене огромную шестикомнатную номенклатурную квартиру, которая постоянно обращена к нам только гостиной и кабинетом, а над остальными комнатами, двери в которые мы видим в уходящем вглубь коридоре – летает видеокамера. И на экран, то закрывающий сцену целиком, а то поднимающийся до половины вверх, проецируются крупные планы скрытых за стенами героев или просто вид сверху на комнаты, где ходят люди. Перед нами постоянно на полиэкранах мелькает бесконечная нарезка этих будничных хождений, перемежающаяся кусками из каких-то идиотских телепередач того времени: рассказов про выращивание георгинов, шуток Александра Иванова и песен Кобзона с пионерами. Никакого контакта с действием у этого видеошума нет до самых последних минут, когда на одном из маленьких экранчиков с видео задней комнаты, мы во время семейных разговоров, вдруг почти случайно видим болтающиеся ноги повесившейся Искры (Дарья Мороз). Надо сказать, никакого самоубийства у Розова не было, но Богомолов стремился всеми способами обострить и драматизировать ситуацию. А потому на сцене герои то «выходя из пьесы» поют военные песни или читают советские стихи на фоне развевающегося флага СССР. То на фоне видео парада победы (а второе действие происходит 9-го мая), девушка в школьной форме устраивает танцы со стриптизом, то вдруг на весь экран размахивается явно сегодняшнее, будто скачанное с ютьюба видео болтовни каких-то пьяноватых шлюшек. Будто указующий перст режиссера: вот к чему мы пришли! А в конце спектакля титры на экране сообщают, что через год Пров пошел в армию, а потом началась афганская война, через которую прошел миллион человек.

На мой взгляд, с этим спектаклем Константина Богомолова случилась та же история, что с его же недавним «Событием» на сцене МХТ,  добротной постановкой по пьесе Набокова, навязчиво-назидательно обставленной видео, музыкой и прочим антуражем Германии фашистских лет, чтобы зритель не дай бог не забыл все страшное, что в это время происходило за стенами дома ссорящегося семейства. Но все такого рода трагические рамки в духе «а в это время» – чисто умозрительные схемы. На мой взгляд, это не столько театр, сколько некий странный жанр зачем-то поставленных на сцене критических комментариев к спектаклю, расшифровывать которые есть свои любители. Вот и в спектакле по Розову все, что в наши революционные дни толпилось в голове критически настроенного режиссера, он постарался внести в свой параллельный комментарий, который должен бы нам открыть глаза и ужаснуть.  Но, как говорится, «он пугает, а мне не страшно», Что, конечно, не отменяет нашего согласия с выводами автора.

Источник: "Московские новости", мая 2012,