11.06.2012 | Новости

Две выставки Михаила Берга

В Петербурге почти одновнеменно открылись две фотовыставки автора Стенгазеты Михаила Берга. В  арт-галерее “Борей” (Литейный, 58)  концептуальная выставка фотографий  “Русская география. Реки/Russian Geography. Rivers». Выставка продлится с 5 по 16 июня  2012.

А в Культурном и информационном центре ЦБ им. В.В. Маяковского (Невский, 20)  фотовыставка  "Академия русской помойки/ Academy Russian Rubbish».

Вот что сам автор пишет об идее этой выставки.

Помойка как русская идея

Идея серии – поиск красоты в ситуации, когда сама красота невозможна. Теоретически возможна, практически находится под запретом. То есть то, что принято называть красотой, полностью находится в распоряжении массовой культуры, которая продает эту красоту, как упаковку, приманку, начинку для товара. Будь это красивое женское лицо, гармония в природе, умело сделанная вещь, просто материал для гламура. Так понимаемая красота представляет собой весомую часть товара, она сверкает на обложках журнала, она позирует перед объективом, она – тривиальна, как носительница смысла. Ее единственный мэсседж – обещание несбыточного счастья и price, стоящий стеснительно в уголке или напротив, задорно вынесенный в самый центр.

Так или иначе, мой объектив вычитал. Из того, что называется красотой, надо было вычесть все то, что уже использовано, апроприировано массовой культурой. И когда я начала подытоживать операцию вычитания, то неожиданно сверху посыпался какой-то вселенский мусор – рваные пакеты, некогда красивые упаковки для гаджетов, газетные листы, отходы пищи, негодные вещи. Рывок - который более рекламно ориентированный человек оценил бы как озарение - и передо мной открылся незабываемый мир русской помойки.

Она блистала, переливалась красками, она всеми фибрами души благоухала, была полна сотнями полузадушенных запахов, она была неожиданно разнообразна и красива, за исключением того, что эту красоту не могла уже продать массовая культура. Я нашел, что искал. Использованную банальную красоту, которая сама собой, самым естественным образом, коллажировала разнообразие и случайность, она была естественно неповторима, и при этом обладала нужной мне сериальностью.

Помойка, вполне историческая помойка путинской эпохи, когда в изобилии появились красочные заграничные и отечественные упаковки, когда потребление стало страстью для большинства, но еще не стало правилом западное политкорректное разделение мусора на части, так называемый recycle, который убил красоту мусорного бака, сделав разнородное однородным, - так я нашел свой мир, в котором готов был существовать бесконечно.

Правда, скоро выяснилось, что это ровно половина дело. Я мог любоваться сколько угодно, но не хватало волшебного ключика, способного превратить статику в живую картинку, одушевить то, что требовало еще и осмысления. Я нашел не объект, замещающий красоту, а фон, декорации, естественно создаваемые моими компатриотами, потому что помойка была не статична, она постоянно менялась, ее постоянно переформатировали, перебирали люди, которые давно были моими героями – бомжи, обитатели дна. Прямой ход был соединить лица и фигуры бомжей с моей тленной красотой, но я пошел по другому пути, так как бомжи к тому времени уже оккупировали несколько моих серий – на географических картах они изобразили, а может быть, и были ими – душами рек.

Нет, я увидел лица, почти столь же не гламурные, столь же не серийные, столь же помоечные – лица родного мне ряда отечественных интеллектуалов, озабоченных тем же поиском, что и я, поиском не золота в говне, а говна в золоте, поиска себя и своего протагониста в мусоре – бомжей отечественной и мировой культуры. Нет, ангажировал я далеко не всех, а только тех, кому родина – не Царское село, а русская мусорная корзина. Поэтому в один ряд с российскими поэтами, писателями, философами, художниками (где бы я их не находил – в Москве и Нью-Йорке, в Питере или Берлине), встали перевербованные нами или обстоятельствами интеллектуалы международного разбора, но не все, а родственные помоечной сущности. Так, среди русских лиц, появились гарвардские и  гамбургские профессора, исследователи, русисты, слависты, весь вселенский гарнир русской интеллектуальной помойки.

Конечно, эти лица пришлось приспособить к найденному интерьеру. Моя старательная и стирательная кисть не очищала до конца лица от примет родовых помоечных палестин, я облегчал зрителю операцию обнаружения смысла, мимикрируя интеллектуалов под бомжей, но это было не насилие, а задуманная незавершенность. Я ведь, как опытный житель фотошопа, не накладывал лица на изображения помойки, я проявлял их из горы мусора, останавливая операцию там, где она мне казалась завершенной. Я не мог их очистить полностью, так как иначе они превратились бы в товар. Моя задача была довести до конца операцию вычитания и получить на выходе настоящую красоту, которую невозможно продать. То есть то, что красотой не считается по правилам рынка, но является ею по всем другим критериям. Обитатели интеллектуальных помоек на родине, с родовыми пятнами русского происхождения, прекрасные на фоне еще более прекрасного занавеса.

Конечно, эта серия не бесконечна, это пока что билет с открытой датой, проштампует которую так или иначе цивилизация, рано или поздно готовая приползти, как гидра, на карачках в Россию, чтобы убить мой проект, то есть ввести recycling. Отделение того, что готово в переработку, от праха, превращающегося в прах, и является концом красоты русской помойки, концом русской идеи, потому что единственная русская идея и есть цветущая и пахнущая помойка, олицетворяющая и вочеловечивающая только те лица, которые для этого созрели в борьбе с интеллектом.

Конечно, я не мог выставить все образцы этой серии, что существенно ограничивает возможность добывания однозначности смысла из многообразия сора. Но самые характерные, избранные и званные, живые и мертвые, сегодня с вами, впрочем, как и я, автор помоечного рая.

Выставка продлится с 9 по 23 июня 2012