18.05.2012 | Современный танец

Моцарт в складку

В Берлине прошла премьера gefaltet Саши Вальц и Марка Андре

Четыре дня при полном аншлаге на сцене Radialsystem V показывали одну из самых удивительных танцевальных премьер 2012 года. Спектакль со сложным названием gefaltet — в переводе что-то вроде «сложенный», «смятый» или «в складку» — оказался абсолютной новацией по жанру, который авторы, хореограф Саша Вальц и композитор Марк Андре, определили как «хореографический концерт».

Проект gefaltet (именно так, с маленькой буквы и пишется) Вальц и Андре сделали специально для Mozartwoche-2012. Директор фестиваля в Зальцбурге давно уже упрашивал Сашу Вальц, знаменитую не только танцевальными постановками, но и «хореографическими операми», идущими в разных театрах, в том числе в Opera de Paris, сделать и им что-нибудь «из Моцарта», пообещав при этом полный карт-бланш, которым Вальц распорядилась своеобразно. Оперу ставить не стала, а задумалась о том, как вообще сегодня общаться с музыкой, к которой надо еще продраться через время и украшающего зальцбургские витрины «Моцарта в шоколаде».

Идея соединить классическую и современную музыку, прослоив сочинения Моцарта акустическими эффектами — шорохами, шумами и скрипами, родилась у Вальц и Андре в процессе репетиций. В итоге на сцене оказались девять танцовщиков Саши Вальц и четверо музыкантов, инструменты которых — две скрипки, виолончель и концертный рояль — также стали активными участниками перфоманса.

Скрипачка Каролин Видманн немалую часть действия проводит в воздухе, паря в руках темнокожего танцовщика-виртуоза Эдивальдо Эрнесто. Он таскает ее с места на место бережно, как страшную драгоценность, — словно волшебные звуки издает не скрипка в руках Видманн, а она сама. Длинноногий ломкий Эрнесто соревнуется с маленьким упругим Саджу Хари, используя смычки как шпаги: лупят ими воздух и образующийся звук сопровождают шумными упражнениями на вдох и выдох. Облепив рояль, танцовщики возят его по сцене вместе с не отрывающимся от клавиатуры пианистом Александром Лонквичем. Миниатюрная, но такая крепкая, что способна минут десять вертеться как флюгер во все стороны, стоя на одной ноге, Заратьяна Рандреанантенаина, облюбовав рояль, поселяется на его «крыше»: помогая Лонквичу переворачивать ноты и посыпая струнное трио в финале волшебным белым снегом — как в игрушечных стеклянных шарах. Такая шутка по поводу Mozartkugel.

Почти во всех постановках заставляющая танцовщиков терять равновесие, находить его, отрываться от земли в подобии полета и снова искать точку опоры, Саша Вальц не делает исключения и для музыкантов, тела которых начинают тоже бороться то с тяжестью, то с невесомостью. Танцовщики их носят, укладывают на пол или «закрепляют» в вертикальном положении, завязавшись узлом на ногах. Когда музыканты уходят и играют в зрительном зале, какое-нибудь разворачивающееся на сцене с нудным скрипом адажио двух сцепившихся, как будто насаженных на единую ось тел, обтекающих друг друга, выглядит сценой из фильма ужасов.

Запредельный мертвый свет от Дэвида Финна, «светившего» Барышникову и Бобу Уилсону, делает эту, полную нежилых звуков сцену по жути равной ландшафтам Кубрика.

Увлекательны все два часа «концерта» — от первой до последней минуты, хотя рассчитывать на развлечение не стоит. Здесь нет «зрелища», которое движется и развивается более или менее последовательно. Пространство, которое выстраивают Вальц и Андре для необходимого им диалога времен и дисциплин, нелинейно. В нем есть жилые и ярко освещенные отсеки. Есть и мертвые зоны, где Моцарт, которому Вальц отвечает изумительными по инструментальной разработке дуэтами, квартами и ансамблями, полными игры, флирта, юмора, уступает место композициям Андре, соответственно и названным: «Руины звука» или «Замороженные звуки». Гармония уступает место телесной истерике, и тогда танцовщица, как сбившийся с маршрута робот, атакует первые два ряда зрителей.

Это пространство и впрямь в ту самую «складку», которую нам обещали. Абсолютная новация, которая только на первый взгляд выглядит виртуозной игрой профессионалов с орудиями ремесла: звуком, движением, телом и пространством.

Свобода, которую отвоевали здесь Вальц и Андре для звука — любого, будь то дыхание артистов, шум платьев, скроенных Беате Борман с множеством складок, или шуршание фольги, которую пианист топчет-топчет ногами да и засовывает, потеряв терпение, в карман концертных штанов, — просто ошеломляет. Эти сопутствующие жизни звуки разрушают принцип благоговейной тишины, с коей требуется внимать хрестоматийному Моцарту, чтобы ее же с какой-то новой сакральной яростью реанимировать в финальном квартете, где звучит одна только чистая музыка, на которую зрители отзываются потрясенной овацией.

Источник: "Московские новости", 18.03.2012,