21.12.2005 | Ворчалки о языке

Слово найдено

Когда декабристы стали декабристами?

Как-то раз я была в Иркутске и, естественно, пошла и в музей декабристов. По музею нас водил его научный сотрудник по фамилии Чернышов, который рассказывал о декабристах так, как будто все они его личные знакомые и родственники. Впрочем, возможно, он действительно потомок декабриста Чернышова – судя по тому, что он как бы невзначай ввернул, что некоторые, вот например Чернышов, были в общем-то и не очень виноваты, а просто его мнимый родственник, а на самом деле однофамилец в следственном комитете хотел захватить майорат и поэтому нарочно усугубил его участь.

Там, в музее, мне пришел в голову вопрос: а когда, собственно, возникло слово «декабристы»? Ясно, что позже восстания на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, но когда? Удивительно, что этот простой вопрос пришел мне в голову только сейчас!

Еще более удивительно, что этот вопрос, кажется, не особенно интересует и ученых-декабристоведов, которые обсуждают в первую очередь, как нужно это слово понимать.

Кое-где говорится как об известном факте, что слово, мол, придумал Герцен, впервые употребив его в некрологе о декабристе Якушкине, опубликованном в «Колоколе» 1 ноября 1857 г. Но вот в одной почему-то мало цитируемой статье М. В. Нечкиной сообщается поразительный факт: в 1849 г. в Петропавловской крепости арестованный по делу петрашевцев отставной поручик, сибирский золотопромышленник Рафаил Александрович Черносвитов давал письменные показания следственной комиссии. В них, в частности, сказано: «Случилось говорить мне о государственных преступниках в Сибири, сосланных по 14 декабря, их вообще в Сибири называют декабристами». Значит, если верить свидетельству Черносвитова – а он долго жил в Сибири и хорошо ее знал, – то получается, что по крайней мере в 40-е годы слово «декабристы» уже существовало и что оно вовсе не было придумано Герценом, а пришло из живой сибирской речи, а уж потом через статьи Герцена стало известно широкой публике.

Действительно, в Сибирь прибыли сотни людей, осужденных по делу о восстании на Сенатской площади. Их много раз перемещали из одного места заключения или ссылки в другое, условия их содержания менялись, к некоторым приезжали жены и невесты, у многих были влиятельные родственники, которые стремились облегчить участь осужденных. Можно представить себе, какой огромной официальной и неофициальной перепиской все это сопровождалось и как активно обсуждалось в беседах. Ясно, что было необходимо какое-то неформальное наименование всей этой массы людей.

Так повелось, что главным кодовым словом для обозначения событий на Сенатской площади в декабре 1825 г. стало слово «декабрь». Видимо, начало этой традиции положил Николай I своим выражением «мои друзья 14 декабря». Поэтому появление слова «декабрист» вполне естественно.

Сами бывшие декабристы по-разному относились к этому слову. Некоторые, как Лунин и Якушкин, считали, что декабристами нужно называть только тех, кто был на площади. Другие, как Александр Поджио или Свистунов, настаивали на обобщающем значении слова «декабристы» . Именно в таком смысле это слово и стал использовать Герцен. Академик Нечкина в той же статье отметила, что в Якушкинском некрологе Герцен называет Якушкина декабристом не в основном тексте, а в сноске. Это, видимо, связано с тем, что сам Якушкин не считал себя декабристом, поскольку не был на Сенатской площади. Об этом Герцен мог узнать от его сына, с которым имел тесный контакт. Герцен тем не менее  хотел обозначить Якушкина как декабриста, чтобы ввести это слово в литературный язык именно в том широком понимании, в котором мы его и знаем.

О своих дилетантских размышлениях я рассказала в нашей радиопередаче. И вот после этой передачи пришло письмо. Наша слушательница сообщила, что писательница Лариса Васильева в книге «Жены русской короны» утверждает, что слово это придумала императрица Мария Федоровна, жена, вернее, к тому времени уже вдова Павла Первого. Я, конечно, была заинтригована, купила книгу и нашла нужное место. Звучит оно так: «За всю жизнь Мария Федоровна не научилась более или менее сносно говорить по-русски, хотя очень старалась. Но она была афористична, метка на слово, и если уж припечатывала кого, то на века.

– Тоже мне, декабристы! – сказала она вечером 14 декабря 1825 года, когда ей было уже ясно, что Николай победил».

Ссылок на какие-либо документы здесь нет, и, судя по всему, это художественный вымысел. Вымысел, конечно, допустим во многих жанрах исторического повествования: вспомним фразу гениального филолога Ю. Тынянова, автора исторических романов «Пушкин», «Кюхля», «Смерть Вазир-Мухтара»: «Где кончается документ, там я начинаю». Правда, книга Л. Васильевой имеет подзаголовок «историко-публицистическое исследование». Но дело не в этом. Просто такая гипотеза кажется мне неправдоподобной.

Представим себе, что, скажем, в пятницу произошла попытка переворота, и мы говорим: «Пятничники выступили с заявлением». Припечатываем, так сказать. Это очень странно и непонятно, здесь нет никакого образа, в основе наименования лежит простая смежность.

Иное дело, когда нужно выбрать кому-то собственное имя: это делается произвольно, и часто именно по принципу смежности. Робинзон назвал своего компаньона Пятницей, поскольку тот появился в пятницу. По этому же принципу часто придумываются фамилии для подкидышей. А здесь – если бы Мария Федоровна хотела «припечатать», она бы скорее сказала, например: «Тоже мне, революционеры».

На мой взгляд, предположение, что слово «декабристы» возникло позже, в качестве сокращения выражения «осужденные по делу 14 декабря», выглядит более правдоподобно. Кстати, другое аналогичное русское слово – «октябристы» – тоже возникло как замена сочетания «члены партии «Союз 17 октября».