Сегодня не часто можно увидеть по телевизору крепко сбитых людей в масках, штурмом берущих тот или иной офис. Равно как и противостоящие друг другу вооруженные дрекольями толпы рабочих или «обманутых вкладчиков», готовые насмерть биться за свое предприятие. Это вовсе не означает, что подобных случаев больше нет или что они стали происходить намного реже. Напротив, захват чужой собственности из отдельных вопиющих случаев превратился в чрезвычайно прибыльную, бурно растущую, но уже почти рутинную индустрию. Кроме того, один из главных козырей нынешней власти – экономическая стабильность, и сюда подобного рода сюжеты никак не вписываются.
Если кто-то вломился в ваш дом или квартиру и унес оттуда все ценное, называться он будет вором. Его будет искать милиция, а поймав, будут судить, и отношение к нему в обществе будет однозначно негативное. Иное дело, если кто-то в считаные дни лишает вас бизнеса, прибыльного или не очень – не суть важно. Подобного рода персонажа перестают называть вором – к нему применяют не лишенную романтичного флера дефиницию «рейдер». Он вовсе не пария. Напротив, это, как правило, вполне уважаемый бизнесмен, ремесло которого перестает называться воровством, превращаясь в недружественное поглощение.
Справедливости ради надо отметить, что в отличие от обыкновенного грабителя инструмент рейдера – не фомка или нож, а доскональное знание законодательства, знакомство с коррумпированными чиновниками и судьями, журналистами, доступ к конфиденциальной информации, составляющей коммерческую тайну.
Силовые методы используются только в крайнем случае, причем роль «групп поддержки» играть могут не только бойцы частных охранных предприятий, но и государственные правоохранители: ОМОН, налоговые полицейские, служба поддержки судебных приставов. Дело поставлено на поток. Настолько, что в Интернете довольно легко можно найти объявления с прейскурантом цен как на отдельные услуги, так и на «комплексные работы». Так, возбуждение «заказного» уголовного дела обойдется всего в 50 тыс. долл., зато закрытие может «потянуть» и на 300 тысяч. Дешевле всего наложить арест на имущество: цена тут колеблется от 5 до 15 тыс. долл.
Принято считать, что российское рейдерство мало чем отличается от своего мирового аналога. Действительно, захват слабо защищенных компаний – практика довольно распространенная. Технологии отточены столетиями, разработаны довольно эффективные методы защиты. Многое из этого опыта было перенесено и на российскую почву. Причем если в 90-е годы «захватчики» трудились в юридических отделах и службах безопасности корпораций либо были членами так называемых ОПГ (организованных преступных группировок), то последние несколько лет они начали образовывать отдельные, вполне легальные предприятия, имеющие статус инвестиционных компаний или юридических контор. По некоторым данным, только в Москве на начало этого года было более сотни подобного рода структур. За последние пять лет неприятной процедуре недружественного поглощения подверглось около 1,2 тыс. московских компаний, что повлекло за собой переход в другие руки до 10 млн кв. м остродефицитной столичной коммерческой недвижимости. Еще порядка 4 тыс. предприятий, по оценкам экспертов, могут подвергнуться атакам рейдеров в обозримом будущем. Единых данных по регионам нет, однако в последнее время бизнес этот становится все более распространенным, особенно на северо-западе и юге России. В Москве и при полпредстве президента в Северо-Западном федеральном округе создаются специальные государственные структуры, которые должны противодействовать захвату чужой собственности.
Уязвимые акционеры
Самыми незащищенными перед агрессорами являются открытые акционерные общества, что объясняется просто. Акциями компании могут владеть десятки тысяч мелких инвесторов, информация о которых есть лишь в реестре акционеров. Подделка, кража или уничтожение реестра – один из довольно распространенных приемов среди рейдеров. В ходе операций перехвата контроля над предприятием периодически появляется до нескольких параллельных реестров, и определить, какой из них истинный, не всегда представляется возможным. Проблема в том, что единого центра, где хранились и велись бы реестры акционеров, в стране не существует. Задача эта, даже если бы кто-то и озаботился созданием подобного рода депозитарного центра, практически неосуществима. По данным Счетной палаты, в России зарегистрировано около 120 тыс. АО.
Поскольку списки акционеров в результате купли-продажи акций постоянно меняются, отслеживать все изменения и вносить их в реестры было бы не под силу и прежнему Госплану. Так что информация о владельцах АО хранится в депозитариях, а если речь идет о не слишком крупных предприятиях, то непосредственно в их офисах. Отсюда и драматические кадры штурмов заводоуправлений.
Один из главных «призов», за которые и штурмующие, и обороняющиеся готовы наносить друг другу тяжкие телесные повреждения, – пресловутый реестр.
Впрочем, до подделки или уничтожения документов дело доходит далеко не всегда – это уже крайняя мера. Тем не менее информация об акционерах – чрезвычайно важный и опасный инструмент в руках агрессоров. Российская система приватизации, предусматривавшая передачу значительного числа акций трудовому коллективу, стала для рейдеров настоящим подарком. В большинстве случаев избавиться от неожиданно свалившегося на голову «богатства» работавшим в момент приватизации на предприятии людям весьма затруднительно. Из 120 тыс. российских акционерных обществ ликвидными на организованном рынке акциями может похвастать едва ли одна тысячная. Зато если к предприятию начали проявлять интерес, акции становятся ходовым товаром: прежде чем предпринимать какие бы то ни было незаконные действия, рейдеры всегда стараются вполне легально купить максимально большой пакет акций интересующей их компании. Став таким путем миноритарным акционером, агрессор получает в свои руки мощный инструмент давления на владельцев компании. Например, он может доказать в суде, что та или иная сделка нарушает его права, и добиться в обеспечение иска ареста имущества предприятия. Причем суд может находиться в другом конце страны, например в сибирском райцентре, и владельцы узнают, что у них начались проблемы, только от судебных приставов.
Подобного рода атакам подвергаются периодически и крупнейшие российские компании. Так, постановление суда одного из российских райцентров едва не парализовало в свое время экспортные поставки ЛУКОЙЛа. Кстати, шантаж со стороны миноритарных акционеров – greenmail – был привнесен на российскую почву «профессиональным миноритарием» Кеннетом Дартом. Он купил пакеты ряда российских нефтяных компаний – дочерних предприятий «Сибнефти» и ЮКОСа. При переходе на единую акцию Дарт пригрозил заблокировать этот процесс и дестабилизировать работу компаний. Компромисс с «Сибнефтью» был найден довольно быстро, в то время как владельцы ЮКОСа приняли вызов и вступили в борьбу, в ходе которой они продемонстрировали изрядную изобретательность. Их ноу-хау позже применялись многими рейдерами. В конце концов Дарт, которому грозило размывание его доли в ЮКОСе до статистически незначимой величины, был вынужден сдаться и удовлетвориться той суммой, которую ему предложил Михаил Ходорковский.
Доступ к информации, содержащейся в реестре акционеров, нужен рейдерам не только для того, чтобы им было удобнее скупать акции. В борьбе за контроль над предприятием ключевую роль может сыграть совет директоров и правление компании.
Избирать их должно общее собрание акционеров. Мелкие инвесторы, как правило, в общих собраниях не участвуют, зато они могут кому-нибудь доверить свой голос. Человек или группа лиц, владеющая мизерным пакетом акций, а то и вовсе ничем не владеющая, может сконцентрировать в своих руках существенный пул голосов и избрать своих директоров. Дальнейшее – дело техники. Совет директоров может принять решение о дополнительной эмиссии, которая в одночасье размоет крупный пакет до долей процента. Если у прежнего владельца хватит сил и административного ресурса заблокировать допэмиссию, то совет директоров вместе с правлением могут попросту начать вывод активов, и через весьма непродолжительное время акционерам останется обремененная огромными долгами «пустышка».
Внеочередное собрание акционеров – прием, который активно используется для захвата контроля над многими предприятиями. Способов не допустить к голосованию оппонентов огромное количество. Проще всего найти благовидный предлог и лишить права голоса противоборствующую сторону. Однако это далеко не единственная возможность. Можно просто максимально затруднить нежелательным акционерам попадание в место проведения собрания. Для этого найден весьма оригинальный способ: проведение собраний в закрытых территориальных образованиях (ЗАТО), куда пускают далеко не всех. Во время же знаменитых событий на Качканарском ГОКе вооруженные люди попросту не выпустили из автобусов прибывшую на собрание группу акционеров, и их голоса не были учтены. Бывали случаи, когда одна из сторон добивалась судебного запрета на проведение собрания, после чего судебные приставы опечатывали помещение, где оно должно было состояться. Не менее распространены и случаи одновременного проведения двух собраний акционеров, и избрание двух параллельных администраций. Так было во время борьбы за московский «Кристалл» и за петербургский Ломоносовский фарфоровый завод. В подобных случаях победа, как правило, достается тому, кто сумел захватить головной офис компании и всю ее документацию.
Несмотря на большое число случаев силового разрешения корпоративных конфликтов, они все же являются не правилом, а исключением. Рейдеров обычно привлекает не само предприятие, а активы, которыми оно владеет. Это может быть завод или фабрика, лицензия на добычу нефти, просто здание в центре Москвы или земля под ним.
Более медленный и затратный, однако гораздо менее рискованный способ получения этой собственности – искусственное банкротство. Никаких акций в этом случае покупать не требуется. Вместо них рейдеры начинают скупать долги предприятия. Достаточно относительно небольшого просроченного долга перед бюджетом, коммунальными службами или местной энергетической компанией, чтобы процедура была запущена. После этого создается комитет кредиторов, который назначает временного управляющего. Главное, чтобы учитывалась «правильная» задолженность. По отношению к «лишним» кредиторам рейдеры применяют абсолютно те же методы, что и по отношению к «лишним» акционерам.
Говоря о присвоении чужой собственности, нельзя не вспомнить и о таком на первый взгляд не имеющем прямого отношения к рейдерству явлении, как превращение наемного менеджера в собственника доверенной ему в управление компании. Явление настолько распространенное, что подробно останавливаться на нем не имеет особого смысла. Чаще всего это превращение происходит в результате вывода активов в другую компанию. Причем параллельно решается и другая задача: очистка собственности от обременяющих ее долгов – все они остаются «висеть» на старом предприятии.
Справедливости ради надо сказать, что вывод активов – не единственный способ. Например, богатейшие российские олигархи Олег Дерипаска и Роман Абрамович, начинавшие соответственно у братьев Черных и Бориса Березовского, унаследовали, а после и преумножили свои империи, приобретя их у прежних владельцев. Правда, Михаил Черной и тем более Борис Березовский в обозримом будущем в России вряд ли появятся, поэтому говорить о совсем уж добровольном избавлении от бизнеса вряд ли корректно. Корректно говорить о старой советской традиции, согласно которой директора предприятий считали себя практически полными их хозяевами. Многие из них превратились в 90-е годы в хозяев уже де-юре. Однако формальности соблюсти поспешили далеко не все. Некоторые предпочли, чтобы предприятия остались в лоне государственной собственности и все шло по-старому. Это послужило поводом для целого ряда скандалов, самым громким из которых можно по праву считать противостояние вокруг завода «Красное Сормово», купленного у государства группой «Объединенные машиностроительные заводы», принадлежавшей Кахе Бендукидзе. Как бы дико это ни звучало, но менеджмент проданного уже завода отказывался пускать новых хозяев на предприятие.
Благоприятные условия
Возвращаясь к рейдерам в классическом понимании этого слова, нельзя не остановиться на условиях, при которых их деятельность имеет шансы на успех. Прежде всего, необходимо доскональное знание законодательства и, что еще более важно, возможность, мягко говоря, влиять на суд, который периодически должен принимать неправовые решения. Не менее важно иметь способы взаимодействия с местными органами власти, поскольку в процессе поглощения предприятие обычно подвергается чрезвычайно жесткому прессингу со стороны всевозможных проверяющих. Пожарных сменяют налоговики, за ними следует санэпидемстанция, потом представители прокуратуры, отдел по борьбе с экономическими преступлениями, снова пожарные…
Особенно важно иметь силовую поддержку в лице местного ОМОНа. Это как минимум. Поскольку местным ОМОНом дело ограничивается далеко не всегда. Например, в ходе формирования алюминиевой империи один из совладельцев Красноярского алюминиевого завода Анатолий Быков получил срок, а совладельцы Новокузнецкого алюминиевого завода братья Живило не очутились в тюрьме по обвинению в организации покушения на кемеровского губернатора Амангельды Тулеева только потому, что вовремя успели покинуть пределы страны. Это наиболее яркие примеры. Относятся они к периоду так называемых корпоративных войн, и можно было бы подумать, что с тех пор все изменилось. Однако факты свидетельствуют о том, что количество подобных конфликтов только растет.
Если обобщить все вышеизложенные условия успешной деятельности рейдера, приходится признать, что захваты собственности неразрывно связаны с пронизывающей весь государственный аппарат коррупцией. Причем коррумпированы все ветви власти: законодательная, исполнительная, судебная и «четвертая» – СМИ. Чем выше ставки в игре и крупнее предприятие, за которое идет борьба, тем выше уровень чиновников, которые в ней задействованы, и пределов в этой градации практически нет.
Согласно недавно опубликованным данным Всемирного банка, взятки чаще всего получают налоговые инспекторы – их назвал 21% опрошенных бизнесменов. За ними идут судьи и сотрудники правоохранительных органов – 16,2%, пожарные и строительные инспекторы – 13,9%.
Вмешательство государства может принимать самые неожиданные формы, особенно когда дело касается компаний, которые «весят» миллиарды долларов. Достаточно вспомнить, как в 2000 году, в разгар жесткого дележа столичного рынка мобильной связи, в дело неожиданно вмешалось министерство обороны. Военные заявили свою претензию на диапазон частот, в котором работает стандарт GSM. Наверное, это так случайно совпало, что в Минобороны вспомнили об обороноспособности, которую подрывает отсутствие именно этих частот, одновременно со скандалом, который разразился из-за получения компанией «Соник Дуо» (впоследствии «Мегафон») лицензии на право работы в Московском регионе без конкурса. Тогда старые конкуренты – «ВымпелКом» и МТС – объединили усилия, чтобы не пустить на и без того, казалось бы, тесный рынок еще одного оператора. Министерство обороны не ограничилось просто заявлениями. Анатолий Квашнин, занимавший тогда должность начальника Генерального штаба, направил в Минсвязи письмо, где обосновывалась необходимость возврата частот военным. Минсвязи отреагировало оперативно, и в прессе появилась информация, что «ВымпелКом» и МТС лишаются своих частот стандарта GSM. Информация вскоре была опровергнута, но оспаривать право «Мегафона» на работу в Москве никто уже больше не решался. Можно вспомнить и историю с угрозой отзыва лицензии «ВымпелКома», крупным акционером которого является «Альфа-Групп», после того как она приобрела блокирующий пакет «Мегафона» и заявила о намерении создать свой телекоммуникационный холдинг, куда должны были войти и «ВымпелКом», и «Мегафон».
Заранее обреченная борьба
Что бы ни говорили сами рейдеры о своей функции «санитаров леса», избавляющих деловое пространство от неэффективных собственников, массированный захват предприятий оказывает самое пагубное воздействие на деловой климат в стране. Сложно развивать бизнес в условиях, когда в любой момент он может показаться кому-то привлекательным, за чем последует массированная рейдерская атака, и даже если бизнес удастся отстоять, стоить это будет огромных сил и средств.
Нельзя сказать, что российские власти никак не обеспокоены борьбой с корпоративными войнами и ростом рейдерских атак на предприятия всех уровней. Попытки что-то предпринять по этому поводу начали делаться еще в начале нулевых годов, когда занимавший должность главы Федеральной комиссии по ценным бумагам (ФКЦБ) Игорь Костиков провел большую работу по созданию и продвижению Кодекса корпоративного управления. Документ этот носил рекомендательный характер и призван был способствовать росту прозрачности и открытости компаний, защите прав миноритарных акционеров.
Идея о том, что прозрачность компании является одним из защитных механизмов, помогающих бороться с рейдерскими атаками, не лишена оснований. Когда структура собственности открыта, нет места махинациям с реестрами акционеров. Многие компании поддержали кодекс. Однако вскоре выяснилось, что открытость делает собственников уязвимыми перед гораздо более серьезной силой, нежели частные рейдеры, – самим государством. Борясь с корпоративными захватами, власти одновременно сами принимают активное участие в переделе собственности. Лишение Владимира Гусинского его бизнеса может войти в учебники в качестве классического примера преднамеренного банкротства. Продажа Яковом Голдовским своей доли в «Сибуре», согласие на которую он дал в тюремной камере, – шантаж с использованием правоохранительных органов. Готовящаяся реструктуризация «Роснефти» и ее выход на IPO станет примером размывания доли миноритарных акционеров, если все будет сделано в соответствии с обнародованными планами компании. Про «дело ЮКОСа» написано более чем достаточно, и детальный разбор только этого случая мог бы заменить методическое пособие по корпоративным захватам.
Защиту, да и то весьма относительную, можно получить лишь продав часть бизнеса крупным иностранным инвесторам либо выступая в качестве иностранного инвестора, зарегистрировав компанию, управляющую активами, за границей. Это давно стало общераспространенной практикой, причем регистрируются компании уже не столько в офшорных зонах, сколько в странах, где можно будет с большей гарантией получить судебную защиту в случае атаки со стороны государственных или частных рейдеров.
Говорить в этих условиях об ускорении экономического роста или удвоении ВВП не приходится. Изменения к лучшему возможны, однако произойдет это не раньше, чем сменится нынешний состав власти, доказавший, что бизнес в России постоянно находится под угрозой недружественного поглощения.
«Ряд» — как было сказано в одном из пресс-релизов — «российских деятелей культуры», каковых деятелей я не хочу здесь называть из исключительно санитарно-гигиенических соображений, обратились к правительству и мэрии Москвы с просьбой вернуть памятник Феликсу Дзержинскому на Лубянскую площадь в Москве.
Помните анекдот про двух приятелей, один из которых рассказывал другому о том, как он устроился на работу пожарным. «В целом я доволен! — говорил он. — Зарплата не очень большая, но по сравнению с предыдущей вполне нормальная. Обмундирование хорошее. Коллектив дружный. Начальство не вредное. Столовая вполне приличная. Одна только беда. Если вдруг где, не дай бог, пожар, то хоть увольняйся!»