23.01.2012 | Театр

Маленький Дон Кихот против Кащея

Лия Ахеджакова в спектакле Андрея Могучего «Circo Аmbulante»

Перед самым Новым годом объявленную в театре Наций премьеру «Circo Аmbulante» Андрея Могучего отменили, поскольку спектакль был еще не готов. Сейчас премьеру все-таки сыграли, но постановку по-прежнему нельзя считать готовой – от показа к показу она очень сильно меняется, утрясается, сокращается, и этот процесс будет идти еще долго – по крайней мере, до тех пор, пока Могучий сможет приезжать в Москву, чтобы работать над спектаклем. Так бывает, когда не хватает времени на репетиции, но тут, мне кажется, дело не только в этом.

«Circo Аmbulante» нынешней осенью и зимой рождался (а драматургами в нем выступили сам Андрей Могучий и его художник, участник группы АХЕ, Максим Исаев), рос и развивался в прямой связи со стремительно меняющимся политическим временем. Его тянуло в разные стороны, что-то быстро устаревало, мешало, а что-то казалось свежее сегодняшней газеты и почти пророческим.

Пока нет ощущения, что этот спектакль встанет в ряд главных удач Могучего (хотя ручаться нельзя, давайте вернемся к этому разговору, скажем, в марте), но то, как он отражает сегодняшний день, с его сумятицей в мыслях и чувствах, и перепадами от черного пессимизма к восторженным надеждам – поразительно.

Самое уязвимое место этого спектакля – собственно пьеса Могучего и Исаева, совершенно сумасшедшая антиутопия, невероятно перегруженная событиями и персонажами, со стилистическими перепадами от балагана и языка политической сатиры к патетической ритмизованной прозе, и в некоторые, особо дикие моменты, похожая на графоманию. Более всего эта пьеса напоминает безнадежную попытку уложить в сценические два часа разветвленный фантастический роман, сохранив все его сюжетные линии.  Могучий с Исаевым придумали целый мир, располагающийся на маленьком, труднодостижимом вулканическом острове где-то в районе Кубы. Раньше на нем работал металлургический комбинат, но теперь он закрыт, а главным предприятием стал мясокомбинат, поставляющий стратегически важный «деликатес бессмертия» - бычьи семенники. В тоталитарном государстве, управляемом придурковатым Обер-Кондуктором и стоящим за его спиной идеологом Приставом, авторов интересуют пять женщин, работниц мясокомбината. А, в первую очередь – Мария, в юности сбежавшая из цирка и вышедшая замуж за талантливого Антона, теперь -  парализованного старика, не встающего уже 20 лет. И любящую пожилую пару - «старосветских помещиков» с бурным революционным прошлым - играют Лия Ахеджакова и Альберт Филозов.

Да, пьеса уязвима, но к спектаклю, сочиненному двумя главными российскими «визуальщиками», Могучим и Исаевым,  интереснее искать другие ключи. Зрительно «Circo Аmbulante» перегружен еще больше, чем сюжетно, и это оказывается его выигрышем. Перед нами страшный дымный остров, где люди вынуждены ходить в бесформенных комбинезонах и шлемах, похожих на противогазы, тут центральные детали оформления – железные трубы завода, из которых идет нарисованный дым, они ездят и крутятся, превращаясь, то в склады, полные коробок с бычьими «яйцами», то в конвейер, то в квартиры или морг. Гул, лязг (музыка DJ Pestel), тревожный красный и фиолетовый свет создают апокалиптическую индустриальную среду, с железных крюков свисают растерзанные бычьи туши (говорят, это старые пальто), мелькающие на нескольких телеэкранах анимационные физиономии несут что-то про «источник в правительстве сообщает» и про торжественное открытие цирка прямо в жерле потухшего вулкана. Носятся ряженые белые медведи с плакатом «С нами мох» (оказывается это протестная группа «мировой отряд художников»), над головами плавает надувная акула (главное реалити-шоу этого острова в океане – бой с акулами). Необычным образом в действие включаются фирменные рукотворные куклы, живопись и фокусы АХЕ, из которых Могучий создает эпизоды-комиксы. В страшные моменты взрывов, избиений, смертей сцена вдруг затихает и превращается в книжку с картинками, где, к примеру, плоская фанерная марионетка-полицейский бьет фанерную Марию прикладом по голове. На бумажном занавесе нарисованы все умирающие герои с подписями, вроде «Я – Ева мертва» (фигура прикрывает живот, где в лучах выстрела написано «бздым»). Или попросту из фанерной тучки падает раскладная молния. 

Но все это не одна лишь визуальная изобретательность - пространство этого спектакля очень содержательно наполнено. Мы, логоцентричные зрители, так озабочены тем, чтобы не упустить сюжет, что не успеваем рассмотреть  деталей, которые предлагают нам художники, а они в визуальном театре говорят куда больше, чем слова. Тут каждая деталь – как гиперссылка в интернете, указывающая на источник вдохновения и размышлений.

Например, чего стоит весь советский заводской пласт, начиная от комбинезонов, напоминающих о тушении Чернобыля, до фабричных теток в черных фартуках, ворочающих ящики. Их нижнее белье – чудовищные панталоны, «грации» и атласные бюстгальтеры, а также  обмотанные вокруг тела пластиковые трубки, в которых несуны тащат с завода «отвар из яиц». А портрет Хэмингуэя в квартире Марии и Антона узнаете?

Во всех этих деталях, как и в сумбурном тексте, важен сам круг размышлений, который сейчас владеет авторами спектакля так же, как и нами. Кто-то ностальгирует по былому? Тогда пусть вспомнит:  и «перепиши квартиру на меня, все равно помрешь», и чувство вины за то, что 20 лет назад, узнав об измене мужа, написала в партком, а его выгнали из партии и с работы – вот и инсульт. В государстве, придуманном Могучим и Исаевым столько же ненавистного «совка», сколько сегодняшнего дня с его политтехнологиями и заботами о повышении рейтинга правителей, а так же крикливыми художниками-акционистами, и не поймешь, у кого война честная, а кто работает осведомителем. Тема революционного идеализма, донкихотства – вообще очень важный сюжет для Могучего, проведшего детство на Кубе. Он уже ставил шесть лет назад  тоже сумасшедшую, и тоже им самим, вместе с актером Денисом Ширко, написанную историю о Дон Кихоте.  «Д.К. Ламанческий» так же был фантастической кашей из всего на свете, а героя посреди заваленного горами книг дома культуры, играл бешеный Александр Лыков.

Сегодня Дон Кихотом оказывается маленькая немолодая женщина, работница мясокомбината, у которой на руках парализованный муж. Она долго жила, как все, погруженная в собственные проблемы, а потом, беспричинно избитая полицейским, и полумертвой попавшая в морг, вдруг понимает, что надо идти бороться и открывать людям глаза. И это очень сегодняшняя история.

Надевая доспехи Дон Кихота, Мария обращается в зал: «Я знаю, что говорю, ибо, получив палкой по голове, прозрела и вижу все в истинном свете». И зал вдруг начинает воспринимать ее слова очень прямо, потому, что перед ним Лия Ахеджакова, и о том же самом шла речь в ее видеоролике, который обошел весь протестный интернет. Мария говорит еще какие-то патетические слова, но действенней всего, когда она, глядя в зрителям в глаза, тихо, будто потряхивая за  плечо, чтобы разбудить, произносит: «Очнитесь, вы свободны». Ее победа на цирковой арене над правителем-Кащеем, смерть которого, как известно, в яйце (причем яйце самого Кащея, а вовсе не том, которое по русским сказкам в утке – и это тоже рифмуется с карнавальной мифологией «гондонов» в прошедших митингах ), становится праздником с танцами и фейерверками конфетти. И неважно, что эти фейерверки означают, что началось извержение вулкана, уничтожившее цирк, и что победно танцующие фабричные тетки – давно мертвы. Мы видим, что пронырливый карлик Давид, получивший этот остров в дар, как Санчо Пансо от Дон Кихота, - вряд ли принесет людям счастье, но не можем отказаться от эйфории победы,  даже, если потом всех зальет лавой. И пусть в каком-то премьерном интервью актриса замечает, что этот спектакль – ее одиночный пикет против несправедливости, но в театре становится ясно, что он совсем не одиночный.

Источник: "Московские новости", 16 января 2012,