21.12.2011 | Книги / Колонка / Театр

Счастье быть идеалистом

Изданы «Блокноты 1956 года» Владимира Саппака

Издательство Художественного театра недавно выпустило крошечную книжечку, к тому же крошечным тиражом — 500 экземпляров. Несколько тетрадок — полудневников, полузаписных книжек, исписанных карандашом, который уже начал стираться, — расшифрованы и озаглавлены «Блокноты 1956 года».

Они принадлежали Владимиру Саппаку — рано умершему талантливому театральному критику, в последние годы из-за болезни не выходившему из дома и потому написавшему первое отечественное исследование феномена телевидения — книгу «Телевидение и мы», вышедшую в 1963 году. Но в «Блокнотах» речь не о ТВ, в период от весны до осени 1956 года, к которому относятся эти записи, 35-летний Саппак был летописцем и активным участником создания «Современника», и споры, которые велись вокруг этого, совсем нового дела — главное содержание книжки.

Тут надо понимать, что это за время — годы надежд и обольщений, недолгий период после смерти Сталина и до новых заморозков второй половины 60-х, до которых Саппак уже не дожил. Но важность той минуты, которая выпала ему, он почувствовал вместе со всеми и писал: «Вероятно, со временем я буду вспоминать это время как счастливое». Как пишет Анатолий Смелянский в своем предисловии: «Ставшие книгой, эти блокнотики будут отныне представлять «хорошее время» страны. Очень короткое». И поразительно, как многое в этих торопливых записях о людях, ощутивших свободу и ответственность, напоминает сегодняшний день. Неважно, что речь идет о театре.

Им всем около 30 — кому-то меньше, кому-то больше. Немолодым среди них кажется только 45-летний Виталий Виленкин, знаменитый исследователь Художественного театра. К нему прислушиваются как к мэтру, но он так же горяч и непримирим к фальши, как прочие. А они — те самые люди, которые определят целую эпоху в театре, после них такой «выброс талантов» будет не скоро, да и будет ли? Режиссеры Олег Ефремов, Анатолий Эфрос, Борис Львов-Анохин, критики Инна Соловьева, Майя Туровская, Наталья Крымова, Александр Свободин, драматурги Анатолий Гребнев, Александр Володин, Виктор Розов, Леонид Зорин.

Это все дружеский круг: ходят друг к другу в гости, спорят, шумят, защищают один другого от еще скрипящей репрессивной машины. Разгромлена пьеса Зорина «Гости», и Саппак, используя как повод его следующую пьесу «Алпатов», пишет о драматурге статью, которую в редакции безбожно режут. Способы и риторика знакомые — редактор «сразила меня доводом: не надо поднимать свистопляску вокруг Зорина, ему будет хуже». С другой стороны ругают друзья. «Защищать искусство как искусство есть сейчас форма общественной борьбы, одна из важнейших». Это сказала Инна (Соловьева. — Д.Г.), которая позвонила и отчитывала меня за то, что я расхвалил слабую пьесу Зорина «Алпатов»… Инна сказала, что сегодня уже не может идея существовать отдельно от материала». Строгость к друзьям — а Зорин общий друг — тоже способ их поддержки, это разговор по существу. «Толя (Гребнев. — Д.Г.) резко не одобряет мое решение о «Литературной газете» (Саппака пригласили туда работать. — Д.Г.)». Обсуждали — «продался ли я Кочетову» или нет…» (одиозный В.А. Кочетов — главный редактор «ЛГ» в те годы. — Д.Г.). Театральная критика хочет говорить о главном, это пока не просто: в редакциях ставить театр «в связь с процессом, с жизнью всего общества — не хотят».

Даже тех, кто интересуется театром, в этой книге ждет открытие. Оказывается, на «внутриутробной» стадии жизни «Современника» лидера в нем было два: не только Олег Ефремов, но и Анатолий Эфрос. Причем Саппак, чувствующий в Эфросе «какую-то человеческую значительность», пишет: «Если говорить о человеке, который мог бы возглавить все это дело, то это, конечно, Эфрос, и только он». Обсуждения Ефремовым и Эфросом целей и устройства дальнейшей жизни студии неожиданно звучат как сегодняшний разговор. Это споры людей, чистых сердцем, горящих и убежденных в своей правоте, споры без ссор о главном, где в центре слово «правда». Эфрос: «Мы очень робко живем. Надо делать в конце концов то, что лежит на сердце. Мы не знаем, как создавать театр. Сейчас все хотят чего-то нового. Чего? Правды. Поэтому если мы на это направим главные свои силы, это будет встречено радостно. Это будет великое начинание».

Ефремов: «Главное в театре — коллектив, построенный и управляемый демократически… ради этого я и затеял новый театр, театр, где последний актер и первый режиссер едины». Эфрос, стоя за устройство театра в форме «художественной антрепризы», спорит: «Мы организаторы нового театра. Это наша идея, наша инициатива, мы приглашаем актеров: хотите — идите, не хотите — не надо. Главное — общность художественных устремлений». Ефремов: «Демократия — это ответственность каждого. Мне надоел произвол в театре — я, быть может, от этого бегу, а не только потому, что хочется правды. Если мне говорит режиссер Эфрос: «Знаете что, артист Ефремов. Вот тут есть роли бабушки, дедушки, внучки и козы. Я вас вижу в козе». Я отвечу: «Идите к черту». Если же мне коллектив скажет: «Нужно, чтобы сегодня ты сыграл козу», — что ж, буду играть». Эфрос: «Это, конечно, очень хорошо звучит. Я целиком все это разделяю, все это знаю. Но я хочу рассуждать практически… Хватит ждать, чтобы нас кто-то уполномочивал. Надо действовать самим. Нас уполномочила совесть…»

Ефремов: «Главное — чутье к правде».

Эфрос: «Главное — доверие друг к другу».

Режиссеры и актеры репетируют по ночам, все работают в разных театрах, у всех есть свои планы и обязательства, но все хотят открыть свой театр только чем-то действительно новым и важным и без конца спорят из-за пьес, в которых не видят достаточно новизны. Пытаются следующую пьесу очень нравящегося им Володина (он «наш»!) отбить у других театров и журналов, но в конце концов решают: «выдирать зубами у своих товарищей не будем». Всем кажется, что дело движется медленно, неуверенно, Виленкин вспыхивает: «Мы мельчаем. Я думал, что у вас, режиссеров, уже есть планы и вы будете рваться. А вы рохли!» Негодует на Ефремова, предложившего открыть театр к фестивалю молодежи: «Жертвование большим ради меньшего в угоду задачам дня. Это и есть конъюнктура».

Саппак удивляется: «Самое поразительное, конечно, это всеобщий нарастающий интерес к нашей затее». Оказывается, все о ней знают, все спрашивают, все хотят включиться в дело, кажущееся таким свежим и чистым, многие хотят присоединить его к себе (как ректор Школы-студии МХАТ В.З. Радомысленский, настойчиво добивавшийся, чтобы студия стала отделением его вуза) или даже возглавить. Министерство культуры тоже готово всесторонне поддержать. Ефремов: «Минкульт предложил быть первым в стране телевизионным театром. Мы отказались от лица всех». Совет студии твердо держится независимости: «Мы не хотим быть попрошайками у государства».

Юные актеры, участвующие в создании «Современника», такие же максималисты. 23-летний Игорь Кваша горячится: «Сейчас плохо, что актеры в стороне от совета… Они должны быть в курсе всех дел… Мы хотим знать о себе все. Мы хотим правды. Сейчас в театре за глаза ругают, а потом говорят хорошие слова». Мудрый Виленкин, опыт которого говорит, что это утопия, отступает перед напором: «Я сейчас за открытую демократию. Пусть все открытое. Пусть все приходят. Они идеалисты. Пусть на деле они убедятся, как можно и как нельзя». На этой открытости, этом жадном желании правды, на отказе от двойной жизни, принятой в стране, позже будет строиться слава «Современника».

Но это позже. А пока, в 1956-м, когда пишет свои блокноты Владимир Саппак, все члены совета подбадривают друг друга, желая придать уверенности в том, что общая мечта все же осуществится. Эфрос: «Если не верить, что в нескольких поколениях созрела жажда нового дела, — не надо начинать. Народ найдется. Это все равно что перед революцией всех спросить: ты завтра выйдешь? Просто дается сигнал с верой, что люди выйдут. Эти люди пойдут».

Источник: "Московские новости", 14 декабря 2011,