15.12.2011 | Колонка / Общество

И даже герои поэмы «Плохо» хотят

Свою нацию в засос любят люди сугубо банальные, обиженные и ущемленные

Никакому диктатору неохота, чтобы его называли по имени, то есть – диктатором, кровопийцей и  тираном. Он предпочитает, чтобы его звали как-нибудь возвышенно, например: отец народа, нацлидер. Никакой авторитарный, тоталитарный и националистический  режим не желает, чтобы его считали авторитарным, националистическим и бесчеловечным; сторонникам авторитаризма и тоталитаризма приятнее, чтобы их числили по разряду, скажем, любителей сильной руки или сильного заботливого государства, или в числе защитников порядка и конституции. Никакому нацисту не хочется, чтобы его называли нацистом, он предпочитает, чтобы его звали патриотом, верным сыном своего великого народа, человеком крови и почвы, если он читал Хайдеггера, а если не читал – то героем поэмы «Хорошо».

Мне тут выпал счастливый шанс полемики с патриотами Израиля, правое правительство которого я упрекнул в национализме по отношению к арабам, а в качестве примера привел репортаж на произраильском канале RTVi. В этом репортаже рассказывалось, как арабы с оккупированных территорий пытались проехать по своей родине, сев в автобус в Иерусалиме, но уже на следующей остановке их выволокла из автобуса полиция. Мои оппоненты, которые отказались смотреть репортаж, хотя я привел его линк, отвечали типа я не читал, но знаю, уверяют меня, что у арабов не было каких-то документов вроде визы. Но в репортаже М. Джагинова на RTVi никаких слов про визы и документы не было, зрителям объяснялось, что арабов выволокли из автобуса, потому что они арабы, а этим автобусом могут пользоваться только евреи.

Мои многочисленные оппоненты сквозь бурю жестов и проклятий сообщили мне, что это не обыкновенный рейсовый автобус, а рейсовый автобус, которым могут пользоваться только евреи-поселенцы. Спасибо за разъяснения, я их принимаю.

Арабам с оккупированных территорий можно ездить на одних израильских автобусах, но нельзя на других.

Меня в эти дни завалили письмами из Израиля, в основном, простыми как правда о том, Израиль – еврейское государство, арабы – террористы, а евреи – богоизбранный народ, поэтому любой, кто его критикует, особенно, если сам еврей, представляет собой пример самоненавистника, это самое мягкое слово, которое я услышал. Но среди писем были и вполне вменяемые отклики. Вот один из них:

«Случай в автобусе действительно примечательный. Неужели наконец-то происходит то, о чем, по-моему, все сочувствующие палестинцам израильтяне (а таких, поверьте, немало, значительно больше, чем может показаться, если Израиль рассматривать издали через бинокуляр RTVi и газеты "Новое русское слово"), говорят уже двадцать лет - точнее, уже давно устали говорить и потеряли надежду. А именно: неужели палестинцы наконец-то додумались до гражданского неповиновения? Я уверен, что если они и впрямь откажутся от тупого террора и перейдут к более креативному сопротивлению, проку им будет намного больше.

И Израиль в этом сюжете, несмотря на глупейшие комментарии RTVi, действительно выглядит (а на мой личный взгляд и без этого сюжета, безусловно, является) расисткой страной, фактически практикующей апартеид по отношению к арабам, проживающим в Иудее и Самарии».

То бишь есть Израиль и Израиль, Израиль по-советски: мы правы во всем, что мы делаем, потому что это мы, и Израиль мыслящий и совестливый, понимающий, что творящаяся несправедливость по отношению к арабам не становится меньше от того, что на протяжении веков и тысячелетий творилась и творится сегодня несправедливость по отношению к евреям.

И моя позиция предельно проста: как бы не была ужасна история несправедливости по отношению к евреям, они (евреи) не имеют права сегодня творить несправедливость по отношению к арабам.

Я был бы не честен, если бы не упомянул продолжение этого письма, в котором русскоязычный израильтянин спрашивает меня, почему я направил свой вопрос недавно переехавшему в Израиль несчастному поэту Игорю Иртеньеву, а не самому себе.  Ибо нет на земле мест, свободных от несправедливости, и Америка, конечно, в их числе. Справедливый упрек, я его принимаю, так как согласен, что в демократической стране любой гражданин несет полную ответственность за политику своего государства. Конечно, я мог бы разбавить упрек сиропом жалких слов, что я, мол, оказался в Америчке почти случайно, получил грант в Гарварде, а потом, как бывает, тормознулся, уверенный, что на время, но, как говорится, нет ничего более временного, чем постоянное. Или, что я вместе с несколькими правозащитными организациями откликаюсь на каждый случай ксенофобии и исламофобии в Америке, который становится мне известен. Однако прав мой неведомый оппонент, как прав и Пушкин, сказавший про нашу, увы, столь частую необъективность: «В чужой пизде соломинку ты видишь, а у себя не видишь и бревна».

Вообще, мне страшно надоело писать об Израиловке, и я двадцать раз зарекался это делать, но, увы. Каждый раз, когда я читаю или узнаю про что-то откровенно нацистское, националистическое, ксенофобское в земле обетованной, у меня возникает отчетливая и противная мысль – ведь если я об этом не напишу, то ведь, скорее всего, ни один еврей на земле (по крайней мере, по-русски) об этом не напишет. (О нееврее я и не говорю: распнут в следующее же мгновение, как последнего антисемита). Но ведь это позор тогда, ведь это на все русскоязычное интеллигентное еврейство пятно. Ведь, получается, высмеивать пороки родной Рашки можно, причем, в три горла, а просто указать на несправедливость израильской политики – ух, какая буря каждый раз поднимается, как наши бывшие советские людишки, словно Путин в гневе из-за вопроса о Ходорковском, мечтают заткнуть всем критиканам рот, дабы сделать вид – во всем еврейском Багдаде тишь и гладь.

Означает ли это, что я всегда прав? Нет, конечно, потому что моей неверной музой, моим порочным вдохновением  является практически всегда история, рассказанная другими, причем очень часто нечестными, грязными, пропагандистскими устами произраильской или израильской прессы в Америке. То есть мне приходится делать двойной перевод (как в советское время при чтении газеты «Правда») на язык, который выступает у меня в роли этой самой правды. Но правда ли всегда это, или я теряю при переводе какие-то важные детали, до конца мне никогда неизвестно. Почти наверняка теряю. Так и с этим дурацким автобусом. Мне он показался (и кажется до сих пор) очень красноречивым примером. Кто ехал – понятно (арабы с оккупированных территорий, то есть угнетаемое меньшинство), почему пассажиров свободы сволокли в кутузку, – тоже понятно (потому что опять же они арабы). Да, я уже понял, что в обыкновенных рейсовых автобусах арабы ездить могут.

Но при этом совершенно отчетливо ясно, что в Израиле наличествует расовая или национальная сегрегация, когда одна национальность – евреи – люди первого сорта, а все «неевреи» (в том числе арабы) – десятого.

Должен ли я сказать еще что-то про поэта Иртеньева? Мне казалось, что я лет тридцать знаю этого ученика Д.А. Пригова и младшего московского концептуалиста, остроумного и легкого на перо, а главное – человека нашего круга, для которого национализм – любой, как русский, так и еврейский – под запретом. Свою нацию в засос любят люди сугубо банальные, обиженные и ущемленные. Но, как выяснилось, зоркость в одном культурном пространстве, не означает зоркость в другом. То бишь, надо понимать, есть российский Иртеньев и есть израильский Иртеньев, и это две большие разницы.

И последнее. В каждом втором письме меня спрашивают: вы – еврей? И как коллективный Станиславский, хором: не верим! И папа у вас ученый-оборонщик (мол, как это было можно в СССР?), и рожа какая-то не такая. Еврей, еврей, говорю я, сокрушенно качая лысой башкой.  Чистокровный, можно сказать, хотя вся эта чистота – фикция и иллюзия. И у меня достаточно и культурных, и социальных пристрастий, убеждений и предубеждений, но вот голоса крови среди них нет совсем. Голос пола есть, еще какой, а крови – нет. Ну, полностью отсутствует. То есть то, что еврей, я могу ощутить, если меня заставляют им быть, а если не заставляют – так, обыкновенный человек, маниакально стремящийся к прихотливой отчетливости.