Авторы
предыдущая
статья

следующая
статья

15.07.2005 | Кино / Театр

Действительное-недействительное

Про февральские театральные премьеры и фестиваль действительного кино "Кинотеатр.doc"

Начнем с собственно театра. Ко второй половине февраля пошли премьеры, которые принято называть «статусными» - те, которые прочат в хиты и где светской публики собирается больше, чем театралов.

Первой была «Подлинная история М. Готье по прозвищу дама с камелиями» в «Современнике». Чтобы уйти от надоевшего текста и, вероятно, немного смягчить мелодраматизм, Юрий Еремин отбросил знаменитую пьесу и сам написал инсценировку по роману того же Дюма-сына. Главным драматургическим приемом он сделал раскручивание событий с конца – нельзя сказать, чтобы это выглядело оригинально. Маргарита уже умерла, все имущество из ее квартиры распродается за долги на аукционе, Арман, слушая выкрики аукциониста, представляет себе картины ушедшего счастья, а после каждого лирического эпизода на сцену назойливо лезет человек с молоточком, расхваливая очередной предмет обстановки. Главной приманкой в спектакле Еремина было то, что он ставился в расчете на совсем молодых актеров, только что закончивших Щепкинское училище - они играли Маргариту, Прюданс и Армана. Более всех публику, конечно, интересовала Маргарита – Клавдия Коршунова, внучка знаменитого артиста Малого театра, о которой уже ходили восторженные слухи. Молодежь и впрямь принесла в этот грубоватый, тяжеловесный спектакль некоторую свежесть.

Не то, чтобы вчерашние студенты играли хорошо – нет, они так же наигрывали и пускались в мелодраматизм, как и старшие, но трогательность приходила на сцену сама собой, просто с их юностью – наивными глазами, худыми плечами, торчащими ключицами – и плохо вязалась с рассказами о порочной жизни полусвета.

Понятно, что такая свежесть недолго продержится, но, как только представишь себе, что на месте этих двадцатилетних в ереминском спектакле появились бы какие-нибудь заслуженные артисты, и вовсе дурно делается. Марина Давыдова написала в «Известиях» «Все сделано в лучших, а иногда и худших традициях бульвара. На штампах, которыми, как можно предположить, пользовались еще французские артисты времен Июльской монархии (время бурного расцвета бульварного искусства). И при чем тут, спрашивается, режиссер Еремин и способная молодежь, на которую "Современник", судя по декларациям, возлагает огромные надежды? Этим всем должны заниматься другие люди, с другими амбициями и, желательно, на совсем другой территории.»

Следующей ожидаемой премьерой была «Косметика врага» Амели Нотомб, которую поставил Роман Козак. Здесь главным трюком было то, что в спектакле на двоих играли художественные руководители двух театров Константин Райкин и сам Козак, а постановку планировали показывать по очереди в подведомственных им театрах – «Сатириконе» и Пушкинском. Текст Нотомб – не то психологический триллер, не то экзистенциальная драма – выглядел как напряженный диалог двух мужчин, случайно встретившихся в аэропорту. Козак играл спокойного бизнесмена, пытающегося уйти от настырного соседа, а Райкин – будто специально для него написанную роль юркого и болтливого приставалы, изводящего собеседника рассказами об отвратительных подробностях своей биографии. Не буду вам рассказывать сюжет, который имеет весьма неожиданное разрешение. Но сам текст, явно вторичный, но насыщенный эффектными обобщениями, ловкими афоризмами и цитатами из великих, так стремился выглядеть интеллектуальным приключением, что вызывал отталкивание. Как написал Глеб Ситковский в «Газете»: «Колея, в которую заехали Роман Козак (положительный доктор Джекил) с Константином Райкиным (омерзительный мистер Хайд), столь наезжена, столь хорошо протоптана предыдущими поколениями, что заинтересованный поначалу зритель скоро понимает, что сам может указывать рукой актерам, будто таксисту, в какие закоулки должен сворачивать сюжет, чтобы привести нас наконец к пункту назначения». Впрочем, все критики согласились, что «Косметика врага» неизбежно станет хитом двух театров разом.

Ну и последняя ожидаемая премьера февраля – «Голая пионерка» Кирилла Серебренникова, снова в «Современнике», но уже на Другой сцене. Перед премьерой говорили, что у постановки по когда-то скандальному роману Михаила Кононова в театре были сильные противники, которые уверяли, что не дадут к юбилею Победы выпустить спектакль, столь оскорбительно описывающий Отечественную войну. Слава богу, помешать никто не смог и премьера вышла, а в спектакле Серебренникова и не оказалось ничего такого, что могло бы смутить защитников лакировки.

История о четырнадцатилетней батальонной давалке Мухе, обслуживающей по ночам весь офицерский состав со святой уверенностью, что служит партии и коллективу, превратилась в невинный сюжет о попавшей на фронт несгибаемой пионерке.

На месте «грязного секса», которого так много было в романе, в спектакле появляется цирк, как метафора рая и сбывшейся мечты. На стены проецируются из фильма «Цирк» шеренги, марширующие с песней «Широка страна моя родная», хохочет белозубая Любовь Орлова, а вместо страшноватых «стратегических ночных полетов абсолютно голой пионерки» Мухиной тут – веселая воздушная гимнастика актрисы в нарядном цирковом костюмчике с блестками. Спектакль придуман довольно энергично, и более всего в нем обещает Чулпан Хаматова, искренне и с чувством играющая житие пионера-героя Маши Мухиной. Критики разошлись в оценках этой постановки: одни не скрывали раздражения, другие восхищались изобретательностью Серебренникова, а более всего – игрой Хаматовой. Я почему-то вспоминала, как нас в четвертом классе заставляли учить биографии всех пионеров-героев, их было около десятка. Судя по тому, как нынче разворачивается подготовка к празднованию шестидесятилетия Победы, эти времена возвращаются, и вот тогда пропущенная история о Маше Мухиной в изложении Серебреникова, встанет по алфавиту прямо за биографией Павлика Морозова.

А теперь про кино

К тому, чтобы писать про фильмы в театральном обзоре есть формальный повод – Театр.doc, знаменитый своими спектаклями, поставленными в документальной технике «вербатим» решил провести на своей территории шестидневный «фестиваль действительного кино» под названием «Кинотеатр.doc».

В Театре.doc, - пожалуй, самой демократичной институции Москвы – все необычные проекты осуществляются просто. Надо только прийти сюда с идеей и быть готовым за нее взяться самому. Денег, конечно, никто не заплатит, так ведь и за аренду драть не будут – этот подвал молодые драматурги под водительством старших Елены Греминой и Михаила Угарова сами обустроили несколько лет назад. И вот теперь оказалось, что именно это логово драматургов – самая терпимая, любопытствующая и легко принимающая новое контора. Если, конечно, его можно назвать конторой. Во всяком случае, у нас нет другого места, где так интересуются другими искусствами и их скрещениями, где сводят вместе людей кино, театра, арта, социологов, психологов, политтехнологов и все это – просто из интереса. Я это рассказываю к тому, что не знаю, у кого точно возникла идея фестиваля, но как только возникла, у него появились два директора – на время отвлекшиеся от «Золотой маски» Михаил Синев и Виктор Федосеев, сайт www.kinoteatrdoc.ru , отборщики - режиссер Борис Хлебников и критик Алена Солнцева, которые отсмотрели несколько сотен фильмов и жюри, соединившее журналистов, пишущих об арте, кино и театре с социологами, кураторами, актерами и продюсерами.

Отобрали пятьдесят фильмов – документальных и игровых, половину из них – те, что сняты уже достаточно известными кинематографистами – назвали «Панорамой», остальные вошли в «Конкурс». Программу для удобства разделили на условно тематические блоки: «Война», «Выбор», «Женщины», «Работа» и «Дом» и перемешали в каждом из них игровое кино с документальным и конкурсное с панорамным. Зрители просто смотрели «действительное кино» подряд.

Шестидневный фестиваль, как и война, был стремительным и победоносным. В подвале, где обычно помещается человек сорок зрителей, с утра до ночи сидело по двести, а вошедшие последними лежали под экраном и толпой стояли в дверях. Честно говоря, такой хорошей – внимательной и правильно реагирующей публики я не видела уже давно, смотрение чего-либо в таком зале само по себе – счастье и многократно усиливает удовольствие от увиденного. Но то, что мы увидели, и впрямь было уникально. Не каждый фильм в отдельности – среди них были и удачные, и не очень, - а весь этот неведомый зрителю пласт «действительного кино» - жесткого документального, домашнего видео, учебных игровых короткометражек и видеоарта. Для меня этот фестиваль был одним из самых сильных впечатлений последнего времени, и для Москвы, я думаю, это тоже было важное событие. Ведь масштаб культурного события не зависит от количества людей в зале.

Больше всего меня поразило документальное кино. Не потому, что оно было лучше игрового, а потому, что оно расширяло мой опыт. Тому, что происходило на экране, я была свидетелем, то есть попадала в такие места и ситуации, в которые иначе бы не попала, слушала рассказы людей, заметить которых иначе у меня не было шанса, и значит, эти фильмы случались со мной, как события моей собственной жизни. Но именно к ним, как событиям моей жизни, у меня больше всего было вопросов. Игровым фильмам мне не пришло бы в голову их задавать.

Самым сильным всегда оказывается материал о несчастье – войне, старости, бездомности, болезни. Вот, например, блок «Война». В нем был фильм «Сука» Игоря Волошина – образец чистой документальности. Сначала мы видим, как солдаты отдыхают между боями в Чечне – сидят в полутьме, дребездят ни о чем, дурацкие стишки собственного сочинения почитывают, анекдоты рассказывают. (Кстати, один показательный: «лежат на крыше два снайпера в Грозном, ждут, когда начнется комендантский час. Вот уже без двух минут восемь, один из них видит на улице мужика с трудом везущего что-то тяжелое, прицеливается и – бац – наповал. Второй спрашивает: ты что, комендантский час ведь не начался? Тот отвечает: да я знаю этого мужика. Ему далеко идти, все равно не успел бы»). После отдыха начинается бой, все носятся, ничего как следует не видно, только слышны какие-то выкрики и звуки выстрелов, а потом оказывается, что они свой же танк подбили и теперь суетятся, вызывая санитарную машину.

Фильм Александра Расторгуева «Чистый четверг» - про банный день солдат, которых отправляют в Чечню. Фильм медленный: солдаты моются, носят белье, кто-то подсчитывает сколько нужно выдать чистого, кто-то рассказывает о доме, своих девчонках, кто-то тащится под дождем, меся осеннюю грязь, из одного вагончика в другой. А в конце идут титры, что солдаты погибли на вертолете МИ-8 в Чечне. И тут понимаешь, что всех этих мальчишек, которых только что видел намыленными, со свежевыбритыми головами, торчащими ушами – больше нет. Это сильное чувство, не имеющее ничего общего с катарсисом в финале трагедии. И поэтому, когда позже я узнаю, что на самом деле погибли не они, а другие, и написано так было для большего эффекта, я протестую. Возможно, и без катастрофы с вертолетом многие из этих мальчиков не вернулись из Чечни, но документальность фильма я считаю обещанием правды, а ложь воспринимаю, как попытку манипулировать мной, зрителем.

Желание рассказать историю в документальном кино часто оборачивается обманом, поскольку реальная жизнь не всегда идет по самому эффектному сценарию.

«Мирная жизнь» Павла Костомарова и Антуана Каттина, получившая уже множество призов на всевозможных фестивалях – про отца и сына чеченцев, приехавших жить в русскую деревню. Старик пытается сохранить достоинство, поддерживать в доме привычный уклад, сын хочет наладить отношения с молодыми односельчанами, терпеливо выслушивает их пьяные угрозы и сам начинает пить. Чеченцы бесправны, их постоянно обманывает колхоз, не платя за работу, и жизнь их тут безнадежна. В финале сын, уже расставшийся с отцом, в порыве пьяного отчаянья пытается зарезаться и только едва стоящий на ногах собутыльник забирает у него нож. Вот тут опять возникают вопросы. Например, о том, можно ли режиссеру оставаться только наблюдателем в такой ситуации. А вдруг герой бы действительно убил себя? Или о том, в какой степени позволительно нарушать приватность жизни человека, даже если он в таком состоянии, что не может оценить происходящее. Я не знаю ответов на эти вопросы.

В блоке «Женщины» был фильм «Мамочки» того же Александра Расторгуева, который снимал «Чистый четверг». Тут родители молодого героя не желают видеть ни своего сына, ни его беременную подружку и пара вынуждена жить в бараке с алкоголиками – родителями девушки. Фильм начинается с того, что герой, сидя в машине, говорит по громкой связи с мамой, пытаясь помириться с ней, за его спиной сидит и слушает его девушка. Ясно, что режиссер, предлагая парню свою машину с телефоном, как-то провоцирует ситуацию. Опять вопрос: это допустимо? Это я говорю о лучших фильмах, к слабым вопросов, как правило, нет.

И вот еще важная вещь: документальный фильм – только фрагмент жизни людей, о которых в нем говорится. Всегда очень хочется знать их дальнейшую судьбу и иногда, если это удается, эта судьба бросает совсем новый отсвет на кино.

В фильме «Мамочки», о котором я сейчас рассказывала, очень подробно показывали роды у героини. Девочка родилась совсем синей, задохнувшейся и ее долго откачивали, пока она не закричала. Финальный кадр фильма – почти идиллический – все семейство с ребеночком сидит в бараке рядком, все бритые то ли от вшей, то ли от еще какой-то заразы. А когда кончился фильм, нам рассказали, что парень все-таки бросил свою подружку, тогда она стала проституткой по вызову и сдала ребенка в детский дом. Сразу вспоминалось, с каким трудом врачи оживляли девочку и представлялось, для какой жизни они ее оживили.

Конечно, отдельное спасибо отборщиком – мы не увидели ни пафосного бичевания язв общества, ни бесконечных покосившихся изб и пригорюнившихся старушек, которых, говорят, так много было в присланном на фестиваль кино. Горькие фильмы в программе «Кинотеатра.doc» были не крикливыми, а тихими.

«В темноте» Сергея Дворцевого – однообразные дни слепого старика, живущего вдвоем с котом. Зимой дед плетет авоськи, а весной выходит на улицу их раздавать. Я так и не поняла, почему он не просит за свои сетки денег, впрочем, их все равно никто не берет. Смотреть невозможно, как одинокий старик сидит дома на тахте и тихо так слезы утирает. Рядом с этим художественно разыгранное горе выглядит как-то странно. Поэтому, мне кажется, напрасно игровые фильмы в программе перемешали с документальными. На этом поле искусство всегда проиграет правде.

Живущий в Америке Юрий Лонков снял фильм «Санитар» о своей работе сиделкой с выжившим из ума стариком, таким же, как и он, эмигрантом из России (фильм получил один из трех призов жюри). Подробно так: поднять с постели, усадить есть, выйти на прогулку, сесть перед телевизором. Старики, понятное дело, тема беспроигрышная. Но все равно нельзя не реагировать, на то, как Шмулик, забыв, что он в Америке, говорит дребезжащим старческим голосом с характерной местечковой интонацией: «Почему никто трубку не берет? Почему никто не хочет со мной попиздеть?».

И вот еще вопрос: о насилии и убийстве в кадре. Неважно, людей или животных. Показывать ли его и каким образом, мне, например, не совсем понятно. На фестивале было два таких фильма. «Отпуск в ноябре» Павла Медведева рассказывал про шахтеров, которые, чтобы заработать для семьи мяса, да еще сбросить всю накопившуюся за год агрессию, едут в отпуск на забой оленей. Забой этот показывают очень подробно: как зажимают стадо в узких загонах, как тащат оленя, а он боится и упирается, как режут горло, подвешивают, сдирают кожу – от мяса на морозе идет пар, по рукам течет кровь. А голос шахтера за кадром как-то заученно рассказывает, что, конечно, убивать тяжело, но деньги-то нужны, и мясо тоже. Фильм Елены Антиповой «Пища для размышления» смотреть и вовсе было трудно. Его героиня, работала в зоопарке – кормила крупных зверей. Чтобы кинуть в клетку мышь или кролика, его надо сначала убить, и перед нами женщина, рассказывая, как трудно ей было с мужем и как она любит животных, вынимает за задние ноги кого-нибудь из зверьков, выглядывавших из коробки, и бьет их с размаху о каменный пол головой.

Если отложить в сторону тяжелое, проблемное кино, которого традиционно больше всего в нашей документалистике, самое занятное, когда режиссеру удается найти какого-то необычного человека и ярко его показать. По анкетам зрителей на фестивале безусловным лидером стал «Дорогой Маркович» Виталия Брынцева – фильм про одинокого пожилого учителя химии, заслуженного и добродушного, вся жизнь которого в учениках, в личные и учебные проблемы которых он постоянно погружен.

Фокус один: этот симпатяга – фанатичный поклонник Сталина, его квартира заставлена портретами и бюстами, а сам он носит усы, всегда ходит во френче, фуражке и сапогах, будто играет роль сталинского двойника. Фильм этот производил несколько искусственное впечатление, как будто все в нем разыграно, но самого его героя вряд ли забудешь.

Или вот еще фильм, получивший один из спецпризов фестиваля: «Че было, то было» Ирины Волковой – про немолодых фанатов Есенина, проводящих время у его могилы на Ваганькове. Эти люди, образовавшие здесь нечто вроде клуба по интересам, стали самодеятельными экскурсоводами по кладбищу, и теперь с удовольствием и некоторой важностью экспертов рассказывают байки и легенды про любую здесь лежащую знаменитость.

 А мой любимый фильм – «Трансформатор» Павла Костомарова – это просто снимавшийся в несколько приемов статичный рассказ жизнерадостного пьянчуги о том, как они с приятелем везли из Питера в Москву пятидесятитонный трансформатор, да на скользкой дороге уронили. И вот теперь уже не первый месяц, не приходя в трезвое состояние, мужик живет в Окуловке и сторожит трансформатор, от которого, разумеется постоянно что-нибудь откручивают. Сам герой, речь которого так пропитана матерщиной, что, кажется, в ней вообще нет других слов, беззлобен, обаятелен и воспринимает все события, которые с ним происходят, с веселым изумлением.

За его спиной во все время рассказа сидит друг, уже такой стеклянный от выпитого, что даже шелохнуться не может. Он только один раз подает признаки жизни: когда рассказчик, увлекшись разговором, слишком долго держит в руках стакан пива, забывая, что должен отдать остаток товарищу. Смотреть на эту опухшую статую укора, у которой мучительная душевная борьба отражается только в глазах, как у Жана Габена, - отдельное наслаждение.

 Финал фильма (Костомаров рассказывал, что у него уже кончилась пленка), - это веселая череда фотографий с суетой множества людей, включая героя картины, вокруг громадного трансформатора. И титры о том, что когда через несколько месяцев за трансформатором приехали, оказалось, что чинить его уже невозможно, а можно только разобрать на детали.

Фильм Костомарова – это, конечно, портрет, но это и история про жизнь. Она абсурдна, но, в сущности, ее можно не принимать всерьез. Другой очень мной любимый фильм «Кинотеата.doc» про жизнь – «Мой дом» Андрея Зайцева, который изо дня в день с зимы до лета снимал из своего окна задний угол одного и того же местного магазинчика в Бабушкинском районе. И под неостановимую болтовню телевизора, новости, вздохи мыльных опер и эстрадные песенки, местные жители приходили к этому углу, чтобы справить нужду, выпить, целоваться, поправить макияж, погулять с детьми и собаками. Угол заметало снегом, потом появлялись проталины, потом на построенной рядом сцене распевали артисты, развлекая людей на майских праздниках, и около угла танцевали. Кино получилось очень жизнеутверждающее.

И еще один из лучших фестивальных фильмов – «Фабрика» Сергея Лозницы. Без единого слова, на длинных планах мы видим тяжелый однообразный фабричный труд. Женщины на конвейере без отдыха таскают туда-сюда тяжеленные кирпичи, грузят, укладывают в пирамиды. Люди выглядят, как приложение к машинам, а громыхающие, покрытые ржавчиной станки имеют вид страшный и очень красивый, как всякое старое железо. Последний цех маленькой фабрики, который появляется перед нами – тот, где бракованные кирпичи снова размалывают, обнаруживая бессмысленность мучительной работы и жизни, которая из этой работы состоит.

Видимо, мне стоит остановиться – если рассказывать обо всех пятидесяти фильмах «Кинотеатра.doc», то до финала я доберусь к утру. А ведь еще были игровые фильмы (пусть о них напишут кинокритики) и целая театральная программа с фрагментами из будущих «документальных» спектаклей (о ней я расскажу в другой раз).

Занятно вот что: «действительное кино» оказалось таким разнообразным, что в нем вообще не удавалось установить критерии качества, чего, как мне кажется, в привычных искусствах уже не бывает. Отборщики рассказывали, что им нравились настолько разные фильмы, что, усреднить вкусы не получалось, поэтому программа получилась такой большой. Вот и десять членов жюри, каждому из которых предложили назвать по три лучших фильма из 28-ми конкурсных, назвали в сумме 20 картин. К трем призам жюри добавили еще восемь специальных наград и получили 11 отмеченных фильмов, но все равно не хватило.

Из награжденных документальных фильмов я не рассказала только о двух. «Да, смерть» Алены Полуниной (фильм о молодых лимоновцах мне не очень понравился - он сделан в жанре перестроечного молодежного фильма: вот какие у нас активные и колючие ребята, тут у них и любовь, и тюрьма, и общественная работа, и убеждения). И «Внутренний джихад» Никиты Сутырина с теми же проблемами (про 23-летнего рокера из Екатеринбугра, который сам себя выдвигал на пост мэра города).

Ну и напоследок хочу сказать, что фестиваль этот так всех воодушевил, что решили проводить его регулярно и следующий ожидается уже где-то через полгода. А пока дважды в месяц в Театре.doc будут показывать программы «действительного кино» - и нового, и того, что крутили на этом фестивале (подробности можно узнать на сайте). Да и фильмы-победители нынешнего фестиваля обещают издать на DVD – так что без «действительного кино» мы не останемся.



Источник: "Русский журнал", 5.03.2005,








Рекомендованные материалы


Стенгазета
23.02.2022
Театр

Толстой: великий русский бренд

Софья Толстая в спектакле - уставшая и потерянная женщина, поглощенная тенью славы своего мужа. Они живут с Львом в одном доме, однако она скучает по мужу, будто он уже где-то далеко. Великий Толстой ни разу не появляется и на сцене - мы слышим только его голос.

Стенгазета
21.02.2022
Кино

Сцены супружеской жизни

Пожалуй, главное, что отличает «Надежду» от аналогичных «онкологических драм» – это возраст героев, бэкграунд, накопленный ими за годы совместной жизни. Фильм трудно назвать эмоциональным – это, прежде всего, история о давно знающих друг друга людях, и без того скупых на чувства, да ещё и вынужденных скрывать от окружающих истинное положение дел.